— Игорь Алексеевич, как хорошо, что вы нашли время….

Ну Туровцын тут же ее перебивает:

— Штрюкмайер здесь?

И не дождавшись ответа широко шагает к двери походкой человека, который знает, что ему можно наступать везде. Оставляя Лидию позади, он неожиданно энергично взбегает по лестнице. Она вдруг понимает, что с Туровцыным может быть все очень трудно.


После разговора под коньячок с иностранным партнером, у Туровцына хорошее настроение. Бегущая за ним подобострастная тетка его смешит. Почему они не держат приятных глазу девиц? У него в офисе все приятные. Стоят денег, конечно, Ифириусу вряд ли такие по карману. Тем более в условиях надвинувшегося кризиса. Все сейчас в кризисе, но не Туровцын. То, что продает он, будет всегда в цене. Вчера приезжали китайцы, сегодня шведы, а завтра кто-нибудь еще. Сейчас хочется немного допить в хорошей компании, посмеяться с Штрюкмайером, которого он немного знает, и решить дело. А Светлана подождет, он поедет к ней позже. Его ГМК нуждаются в новом оснащении, дело стоит миллионы и на днях он объявит конкурс на поставку юникс систем. Предложения поступят от разных компаний, в том числе и от Инфириуса. Они надежные, проверенные временем ребята. Наверняка дадут хорошее предложение. Они дадут, а он посмотрит. В кризисе все будут грызть друг другу глотки и в разы снизят цены. Очень кстати, что Штрюкмайер в Москве, он поговорит с ним лично, чем раньше они начнут паниковать, тем дешевле Туровцын купит у них оборудование. А если не у них, то у другой компании, которая снизит цены еще больше. Пришло время столкнуть их лбами.


Кира уже освоилась, и как все ходит с бокалом в руке. С ней уже познакомились два молодых человека, а один солидный дядя, заглядывая в вырез платья, предложил сбежать и принять вместе душ в его гостинице. Она так сердечно расхохоталась, что он не стал обижаться и принес ей суфле в шоколаде. Кира специально проходит мимо высоких зеркал чтобы понять, хуже она других или нет. Ей кажется что не хуже. Платье очень удачное, китайский булыжник Веры Петровны удивительно сюда подошел. Андрюша носится по залу и все время подмигивает ей. Все понятно, он на работе. Подхватив еще одно канапе с подноса, она замечает Глеба, Лидусю и еще несколько других вокруг высокого, крепкого мужчины. Наверняка какой-нибудь начальник. Он что-то говорит и все смеются. Кира чувствует, что они притворяются. На самом деле им не так уж и смешно, у всех у них испуганные лица. Глеб, например, сильно сжимает свой бокал, а Лидия бледная как смерть и все время трет руки. Андрюша, на которого никто не обращает внимания, потихоньку покидает их и устремляется к Кире.

— Пойдем, я познакомлю тебя с Фимой из маркетинга.

Он берет ее под локоть, пальцы у него немного влажные. Он весь вечер к ней прикасается и Кира не знает как это прекратить. Петраков подводит ее к длинной, худой девушке с выразительными глазами.

— Фима, это Кира. Она балерина и скоро будет танцевать в Большом.

Кире неудобно, ну зачем он так? Ведь это же неправда. Фима ездит глазами по Кире, но глаза ее ни за что не могут зацепиться. Кира ей неинтересна.

— Что это у тебя на шее? Полевой шпат? — спрашивает она наконец упершись взглядом в булыжник Веры Петровны.

У Фимы во впадинке между ключицами горит маленькая, сверкающая слезка бриллианта.

— Откровенно говоря…

Кира хочет сказать что не знает, но Фима сразу же отворачивается к Андрюше и кивает в сторону группы с Глебом и Лидией, которые все еще стоят около высокого мужчины:

— Что это за гусь, которого все охаживают?

— Это не гусь, Фима, — горячо шепчет Андрюша. — Это эпиорнис- максимус российского бизнеса — Игорь Алексеевич Туровцын. У него пять ГМК на Урале, и на следующей неделе он объявит тендер на двадцать миллионов.

— Туровцын! Да ну! То-то я смотрю вокруг него все топчутся.

Фима с любопытством рассматривает высокого мужчину. В ее прекрасных глазах восхищение.

— Он останется на концерт?

— Вряд ли, что ему наши концерты!

Она разочарованно вздыхает. Андрюша обнимает Киру за талию и увлекает в камерный зал с низкой сценой. Там уже полно людей. Он провожает ее в середину первого ряда и умоляет держать для него место. Уронив свой клатч на соседнее кресло, Кира начинает глазеть по сторонам. На маленькой сцене небольшой оркестр. Музыканты уже потихоньку разыгрываются и настраивают инструменты. Очень интересно, что же они будут давать. Как она любит человеческий шум исходящий от зрительного зала. Шуршание платьев, негромкий разговор, покашливание, все это сливается в сплошное, неразборчивое гудение, которое время от времени разрезает струна или клавиша настраиваемых инструментов. Оркестр готовится, робко вкрадывается, потом все смелее и смелее отвоевывает звуковое пространство. И когда в зале наступает полная тишина, начинает играть музыка. Около сцены мило улыбаясь стоит нарядная полная женщина, наверное певица. Хрустальная люстра вспыхивает множеством огней на блестках ее платья. Кира так сильно увлеклась, что не заметила, как перед ней оказались Глеб, Лидия и еще несколько мужчин. Среди них тот высокий, которого все внимательно слушали в зале — Туровцын. Лидия склоняется прямо к лицу Киры, у нее глаза потревоженной гадюки.

— Брысь отсюда, — повелительно бросает Лидия. — Эти места для ВИП приглашенных.

Она хватает Кирин клатч с кресла, которое Кира стережет для Петракова и бросает его ей на колени.

— Игорь Алексеевич, садитесь сюда, — показывает Лидия пальцем на Киру.

Кира тут же поднимается и хочет уйти, но вдруг чувствует сильную руку, схватившую ее выше локтя. Обернувшись она видит что это Туровцын — тот высокий мужчина, которого все внимательно слушали.

— Никуда не пойдешь, — заявляет он низким басом.

— Но Игорь Алексеевич…, - тараторит Лидия, — эти места зарезервированы для нас, чтобы мы могли сесть все вместе.

— Нет-нет, я пересяду, — смущенно лепечет Кира.

Она пытается высвободить руку, но его пальцы стальным обручем впились ей в руку.

— Нет ты останешься, — распоряжается он. — Я сяду рядом, а Штрюкмайер справа от меня.

Кира вынуждена сесть обратно в кресло. В декольте Лидии расцветают тюльпанами красные пятна, лицо ее дышит яростью. Все они торопливо рассаживаются, ведь женщина в блестках уже на сцене. Ждут только их. Андрюшино кресло занял улыбчивый мужчина. Кира с удивлением отмечает что у него подщипаны брови. Справа от нее Туровцын. Она до сих пор чувствует его жесткие пальцы у себя на руке. Лидия озлобилась, Глеб несомненно взбешен. Ему пришлось уйти в задние ряды, потому, что она кажется заняла его место. Андрюша, конечно подложил ей свинью, но знал ли он сам, что эти кресла предназначены для кого-то другого? В ее голове все смешивается от ужаса: Туровцыны, Штрюкмайеры, эпиорнисы, гуси… В зале воцаряется тишина. Только Игорь Алексеевич Туровцын продолжает говорить в полный голос. Видимо эпиорнисам позволяется многое. Женщина в блестках улыбается со сцены и не сводит с него глаз. Она дает ему понять, что пора замолкнуть. Он, скользнув по ней глазами, продолжает громко говорить о своем новом, только что приобретенном офисе. Все в зале слушают и терпеливо ждут. Европеец Штрюкмайер смущенно посмеивается, но не решается прервать его. Кире очень хочется шикнуть на Туровцына, чтобы он уже заткнулся. Наконец наговорившись, эпиорнис откидывается на спинку кресла. Певица подходит ближе к краю сцены, одергивает шлейф и оркестр начинает вступление к арии Джильды. Кира очень любит Риголетто, на время она решает забыть все неприятности и наслаждаться концертом. Ей все равно что думает Лидия, а Глебу она все объяснит. Он поймет, это же просто недоразумение. Все нужно забыть, забыть…Музыка овладевает ею, Кира подается всем телом вперед, сжимает клатч обоими руками и голос Джильды уносит Киру в другой мир. Любовь — это страх и удивление. Что же все-таки с ней происходит? Все в ее жизни так или иначе имеет отношение к Глебу. Хочет она быть счастливой? Значит только с ним. Мечтает прославиться? Для него. Все во имя его и ради него. Время от времени она закрывает глаза и в самые чудесные моменты кивает и улыбается певице. Барабанная дробь, отбиваемая Туровцыным по подлокотнику выводит ее из этого полугипнотического состояния. Кира с возмущением смотрит ему в лицо. Он нисколько не смущается и как будто бы ждал возможности заговорить с ней.

— О чем это?

— О любви, — холодно шепчет Кира.

— Не поздновато в ее возрасте?

Кира смеривает его возмущенным взглядом. Неотесанный болван, — думает она. — Сам далеко не розан свежий. Какое пренебрежение! — Такого зрителя она ненавидит. Ну если ты ничего не понимаешь, не нужно портить удовольствие другим. Знаешь же где двери находятся, ну и топай!

Певица еще спела арии из Аиды и Кармен. На Соловье Алябьева Туровцын опять шепчется со Штрюкмайером. Потом встает и неторопливо идет к выходу. Отвратительный тип, даже не пригнулся, — думает Кира.


Выйдя из дома приемов, Игорь Алексеевич Туровцын резко вдыхает морозный воздух. Его телохранитель Лосев кидается вперед, чтобы открыть перед ним дверь Роллс-Ройса. Но он останавливает его.

— Постою немного.

— Пальто подать? — спрашивает Лосев.

Леденящий воздух одуряюще свеж. Смешливое настроение сменяется каким — то чудесным беспокойством. Почему-то хочется заорать в ухо Лосеву что-нибудь задорное, или самому сесть за руль и выжать сразу сто с места, или поехать куда-нибудь в хорошую компанию, чтобы проговорить всю ночь. Все, что он планировал на сегодня, он сделал. Завтра с утра Инфириус начнет готовить предложение. Официально тендер еще не объявлен, это произойдет на днях. Но чем раньше они узнают о тендере, тем лучше. По тому, как у них забегали глаза, он понял, что они сделают так как ему нужно. Опрокинув второй бокал шампанского, он хотел было ретироваться, но помешанный на опере Штрюкмаейр, увлек его в зал, пообещав нечто выдающееся. К Светлане было ехать рановато, ее еще не было дома. Можно было убить еще минут двадцать. Все его здесь смешило. И подобострастные сотрудники отдела и растерявшийся Штрюкмайер. Все ползали перед ним в предвкушении большой сделки. С другой компанией было тоже самое. Сегодня утром конкуренты Инфириуса были у него в офисе, и когда пришло время уходить пятились чуть не задом, чтобы не повернуться к нему спиной. Люди всегда пресмыкаются перед деньгами. Из-за него с первого ряда хотели согнать миленькую девушку, но он не дал. Нужно было видеть, какое лицо было у толстой Лидии из отдела. Как если бы стегнули по морде собаку. На нем одновременно отразились испуг и злоба. Он сел рядом с девушкой, от нее пахло абрикосовым джемом. Сначала было скучно, говорить было невозможно, певица драла горло и он уже намеревался уйти, но девушка наклонилась, чтобы поправить ремешок на туфле. Открылась обнаженная прелестная, очень сильная спина. Заинтересовавшись, он беззастенчиво стал рассматривать ее всю. Она была очень свежей, но Туровцын был избалован свежестью. Что-то другое притягивало взгляд. Временами ее лицо мерцало тихой грустью, потом вдруг освещалось живой, влажной улыбкой. Музыка входила в девушку, соединялась с ней и снова выливалась через лицо, невиданным им дотоле светом. Девушка определенно была необычной. Все необычное ему очень нравилось. Она не обращала на него внимания, а он с большим одобрением продолжал разглядывать изящные руки, нежную впадинку на шее, тонкие лодыжки на чудесных ногах. Но больше всего ему нравилось лицо. Струи внутреннего света озаряли его, так солнечный луч играя с волной, меняет ее цвет от светлого маримара до глубокого черного сапфира, оставляя все цвета совершенными и прекрасными. Все в ней было одинаково хорошо. Тело ее было прекрасным флаконом, в котором плескалась непонятная, чарующая его жизнь. Когда она взмахнув рукой в такт взволновавшему ее аккорду, счастливо улыбнулась сквозь слезы в глазах, Туровцын ощутил комок в горле и громко затарабанил пальцами. У них случился короткий, неловкий разговор. Разговаривать с ним она не хотела. Что же, она просто не знает кто я, — подумал он.