– Наша?! Давно ли?

– Мне плевать на премии и награды. И мне нравится  Кира Милованова, трогательная девочка. Я, кажется,  понимаю, почему Далаки заявлял ее по заниженной категории. У него рыхлое, доброе сердце…

 – Что Милованова? – перебивает его Тайка.

 – Мне не хочется чтобы ей делали плохо, наверное я старею…– Но если  мне дадут свидание с Лилей, я заполучу Киру для организации.

– Какой ты чудесный парень, значок тебе на пальто! Тебе вдруг стало жалко девочку, но ты тут же  готов отдать ее на разделку,  за обещанное свидание.

Тайка снова вскакивает и становится напротив зеркала. У нее глаза отчаявшегося человека, в зеленом плавает мутный, животный страх, а желтый полыхает ненавистью.

– Ты врешь, юродивый псих, тебе не дадут свидание! Это одна из твоих шуток, от которых меня уже тошнит.

У нее схватывает живот, озноб проходит через все тело. Зигги поднимается с кровати и подходит к ней вплотную. Она видит как темны круги у него под глазами. Он яростно шепчет ей прямо в ухо :

– Что ты имеешь против моего свидания?  Глупая деревенская девка, которую я спас от экстерминации!  Или тебе отшибло память?

Зигги раздраженно давит окурок о покрывало, прожигая в нем черные дыры.

– Таких как Лиля – три рубля ведро! Раскрой глаза, Зигги. Я не подставлю свою шею.

Она избегает смотреть ему в глаза. Он отодвигается и двумя пальцами поднимает ее лицо к своему.

– Твоя шея здесь не при чем.  Я попросил сам. Каждый сам за себя, старушка, я понимаю… Хотя всегда думал, что в праве рассчитывать на посильную помощь с твоей стороны.

Огонь энергии горит в его глазах. Если он чего-то по настоящему хочет, он всегда добьется.  Возможно он слаб и истощен, но она знает на что он способен.  Ноги у нее слабеют. Только не это! Она не может позволить ему видеться с Лилей! Это исключено.

– Что у Миловановой с театром? – спрашивает он.

Его  трезвый, сосредоточенный взгляд пугает ее. Зигги возвращается к жизни. Значит все, что он сказал, правда. Ему дадут свидание, а это ее Тайкин смертный приговор.

– Таракан позаботился, выкрал документы из театра, – тихо говорит она.

– Отлично! Не переживай старушка, все будет как надо. Ты думаешь Зигги совсем прогнил, а я еще и-го-го...

Тайка кивает. Он достает небольшое электронное устройство, быстро пробегает пальцами по клавиатуре.

– Объект 861, сейчас найдем ее голубушку. Вот она сердечная. Пробьем адрес… Ха! С ней совсем не скучно, ты только посмотри где она!

Он протягивает устройство Тайке.

– Я знаю этот дом.

– Его все знают. Так, я на разведку, – говорит Зигги и останавливает ее рукой. – Лучше останься, дай ей отдохнуть от твоего чудного личика. Но Таракан мне понадобится.

– Как скажешь, босс!

Она  дарит ему самую лучезарную улыбку, на которую она сейчас способна. Зигги не должен ничего заподозрить, сегодня из-за его одержимости Лилей их дороги разошлись навсегда.


Глава 34


               Кира смертельно устала, но сон не идет к ней. Подперев рукой щеку рядом сопит Муся. В первые пару часов подруга носилась как ребенок по необъятной квартире. Восхищенно открывала дверки стеклянных горок,  гладила  фигурки мейсонского фарфора, лалик и баккара, обнимала в холле бронзовых лошадей, целовала в лоб огромную статую человека в центре  гостиной. У него через шею, на нитях был подвешен земной шар. Подруги провели в квартире целый день. Им привезли продукты, сигареты, а потом и шампанское, которое потребовала Муся. Вообще доставляли все очень быстро, нужно было только позвонить по телефону. Муся включила проигрыватель, и изучив архив песен, всплеснула руками.

– Он-динозавр, слушает такое старье!

– Эпиорнис, – вздохнула Кира.

– Пусть! Ты его приручишь и это будет твой Эпиорнис. Своих они не кусают.

Вскочив на мраморный столик подруга стала выделывать такие безумные па, что Кира невольно залюбовалась. Муся сделала высокое сальто и от избытка чувств завизжала :

– Как заживем, Кирка!

Она была счастлива, что ушла от Гриши живой, на своих ногах. Когда люди Туровцына забирали подруг, Питекантроп лежал на полу, со связанными за спиной руками. В прояснившихся, трезвых глазах застыли страх и мольба. Муся оторопела. Она присела около него на корточках, в эту минуту он был похож на  Гришу, который подобрал ее у вокзала. Ей стало его жаль.

– Что, останешься? – жестко спросила Кира. Она злилась, что Муся еще может колебаться.

В глазах у Гриши надеждой сверкнул зверь.  Всего лишь на секунду, но Муся успела заметить. Она вздрогнула, встала и пошла к двери. В машине подруга никак не могла поверить, что теперь свободна. Лосев, который был главным и командовал всеми, сидел рядом с шофером. Он обернулся и весело сказал : Не дрейфь Маруся, Гришутка уже и забыл, как тебя величают. Его башкой потрясли в каждом углу, как погремушкой. Он больше не сунется.

– А Леша работает в полиции,– возразила ему Муся.

Лосев громко захохотал.

– Мы все работаем в полиции. – Он показал на вторую машину, едущую за ними. – А Леша и Гриша – редиски. И если не станут хорошими людьми, сильно пожалеют.

Он разговаривал с ними как с маленькими.

– Как я люблю вас! У вас есть покурить? – воскликнула Муся.

Лосев игриво подмигнул ей  и протянул пачку.


               Теперь Муся спит. Чтобы не мешать ей, Кира тихо поднимается и спускается по лестнице в гостиную. Пусть хоть подруга  поспит, если ей спится. В квартире тихо, только в огромное окно светят голубые в сиреневом небе звезды. Горестные мысли не отпускают Киру. Что ее ждет, когда вернется Туровцын? В голове у нее всплывает их телефонный разговор.

– Ты обещаешь?

– Да.

– Обещаешь?

– Да.

Обещаешь? Обещаешь? Обещаешь?

Неужели ей придется подчиниться этому человеку? Он далеко не великодушен. Воспользовался ее отчаянием и вынудил согласиться. У нее не было выхода, нет его и сейчас. Из квартиры их не выпускают. И все эти охранники которые меняются за дверью и приходят с продуктами и сигаретами для Муси, знают зачем она здесь.  Неужели ей придется это сделать? Она содрогается, представляя как Туровцын касается ее своими крупными, твердыми пальцами, а на манжете рукава сверкает голова пантеры. Пентхаус  находится на двадцать восьмом этаже, за окнами гостиной расстилается Москва. Ночь ясная и на многие километры город сияет огнями. Сияет не для Киры. Ты еще здесь голубушка? – говорит он ей. – Напрасно-напрасно, не жди ничего хорошего. Там, среди этих огней живет Глеб. Если можно было бы увидеть его хотя бы на несколько секунд! Заглянуть в окно. Что он делает? С кем он? Несмотря ни на что, сердце ее изнывает по нему. Сможет ли она простить его? Простить за что? За не любовь? Он же не виноват, что не любит ее. Но тогда зачем же было все? Зачем он дал ей надежду?  Кира останавливается глазами на дверях, ведущих на огромную, открытую террасу и застывает от ужаса. Снаружи к стеклу прилип человек, он пытается рассмотреть внутренность комнаты. Она резко вскакивает и включает свет. Фигура за стеклом разводит руки и смешно приседает. Это Зигги!

– Привет! – буднично говорит он, после того как она открыла для него двери.

– Привет.

Кажется она привыкает удивляться. Он похлопывает себя по телу и ногам. Нос у него красный, а руки белые.

– Чертовски холодно на улице. Жуткий все таки у нас климат, правда?

Ворот его свитера обледенел от дыхания.

– В такую погоду без термобелья шляются одни придурки. Я придурок,  – объясняет он.

Кира поражена, как он мог попасть на террасу? Ведь квартира находится так высоко? Пару часов назад там курила Муся. Облокотившись о перила, подруга смотрела вниз и Кира не могла дождаться, когда она зайдет обратно в комнату.

– Может чаю? Согреешься, – предлагает она.

– Очень кстати!

Кира ведет его в огромную кухню. Посреди нее стоит стол-остров с высокими табуретами. Зигги вскакивает на один из них и оттолкнувшись от гранитной столешницы, долго на нем вращается. Кира видит то  бледное лицо, то давно не стриженный затылок. Она включает чайник. Стул замедляет свое вращение и Зигги приезжает к Кире лицом.

– Странно, – говорит он.

– Что?

– Ты не задаешь вопросов.

– У меня их нет, – говорит Кира и отводит глаза.

Она сильно волнуется, ее руки все время что-то двигают по столу. Чашку,  сахарницу, кухонное полотенце.

Зигги внимательно за ней наблюдает.

– Ты боишься узнать, я понимаю.

– Я не боюсь. Просто не хочу, и все.

– В мире много странных вещей, Кира. Но если ты закроешь глаза, уши, запретишь себе о них думать, они не исчезнут, правда? Можно притворится что их нет, но они есть.

Она молчит.

– Видел Тайку, она обижена, ты не поцеловала ее на прощанье. Это было смешно, я давно не видел ее такой беспомощной.

– Я это сделала, потому что боялась что она разобьется!

– Сразу видно когда ты врешь, у тебя так лицо сделано. Не лги хотя бы себе. Ты боялась что она прыгнет, и ты узнаешь правду, которая перевернет твою жизнь с ног на голову. Все что сейчас вокруг тебя, тебе уже понятно. Как почти сложенный пазл, общая картинка вроде бы есть. Ты хочешь закончить его, добавив пару последних фрагментов, но вдруг обнаруживаешь, что они не подходят. Не те углы и линии, да и раскрашены они по другому. Тебе досадно, столько времени ты думала что вот он какой! Но на самом-то деле его нет, до конца он не сложен. Из упрямства и страха ты делаешь вид, что так и должно быть. Не хватает и пусть, так проживу! Я много видел, поверь, долго ты не продержишься. Мозги начнут плавиться, ты уже мучаешься, я вижу. Мой тебе совет – забудь о старой картинке и начни все снова. Придется найти тысячи других фрагментов, которые идеально лягут к тем двум чужеродным, потому что только они и есть настоящие.

Чайник зашумел и щелкнул.

– Не бойся странного. Странное не значит плохое. Все в жизни странно, если позволить себе задуматься. Однажды ночью, когда мне было двенадцать, я проснулся и не спал целую неделю от мысли, что мы как и гусеницы имеем две главные дырки. Рот и задницу. Что мы как и они поглощаем, перерабатываем и выделяем. Я думал об этом, и мне хотелось умереть. Это долго мучило меня, но потом я привык, – он смеется,  склоняется к ней и шепчет : Я стал принимать мир таким, какой он есть...Очень странным.