– Экстра-мини-петит,– шепчет Андрюша Глебу. – Я очень люблю петит.

– Вчера ты любил Фиму, а в ней метр семьдесят пять без шпилек. Всеядность – качество отчаявшегося человека, тебя будут презирать, -предупреждает его Глеб.

– Пусть! Ничего, если я за ней поухаживаю?

Его ручка падает и закатывается под стол. Андрюша  лезет ее доставать. На уровне своего колена Глеб видит круглую, с мальчишеским затылком голову и ему почему-то хочется наступить на нее ботинком.

– Это было бы прекрасно, –  тихо отвечает он. –  Пригласи ее куда-нибудь. Москву покажи. Площадь, мавзолей, чучело вождя...


С одной стороны заявление Петракова почему-то неприятно разозлило Глеба. Даже удивительно, почему? С любой стороны,  роман Киры с Петраковым был бы очень удобен.  Глебу не нужно будет таскаться с ней по Москве, у него и своих дел хватает. Было бы  хорошо так легко и быстро сбагрить ее Андрюше. Он похоже запал. Ну да, она милая…Глеб заранее был настроен против Киры и ожидал от себя только раздражения. Еще вчера его бесили ее амбициозные устремления, провинциальная наглость и наивность, надежда на успех в самом главном, столичном театре. Сидела бы в Ташкенте, около матери. Но когда он увидел Киру внизу на рецепции, то не почувствовал ни досады ни возмущения. Она сразу расположила его к себе, была открытой и искренней. Ему показалось что как раз у нее все может и получиться. Вопреки прогнозам Лидии, она совершенно не вульгарна, у нее чудесное, одухотворенное лицо, маленькая голова на высокой шее, тугие ушки, густая копна волос. Худощава, как и все балетные, но не костлява, а именно тонка станом. Недурна– недурна, – подумал он когда увидел ее. Но Кира не в его вкусе, он любит высоких,  светловолосых женщин, с вытянутыми конечностями, как Марина. Его немного страшило, что Кира может кинуться ему на шею. Он помнил о ее детской влюбленности в него. Поэтому на всякий случай решил оградить себя от возможных неприятностей. По всем комнатам и углам были расставлены старые портреты Марины. С экзальтированными девушками вроде Киры, которые так преданно служат искусству, нужно быть острожным. Впрочем, возможно он ошибается и Кира поумнев, выбросила эту дурь из головы. Скорее бы она устроилась и съехала. Петраков кажется совсем не против, они будут счастливы. Андрюша – коренной москвич, живет отдельно от родителей в унаследованной от бабки квартире.


С Глебом Кире хочется быть остроумной и блистать.  Томно щурить глаза и пренебрежительно улыбаться. Но она не может. Робость не позволяет ей выдавить из себя даже пары слов. В рецензии на одну оперу,  она читала что любовь, это прежде всего страх и изумление. Этот страх ей теперь был понятен. Как только его глаза задерживаются на ней, она отчаянно паникует. Господи, за что ей такое наказание?


– Этот обкуренный..., –  рассказывает Глеб Лидии про аварию, косится на Киру и понижает голос.  – ...Мудак, попер с примыкающей дороги на красный свет...

Пока он занят Лидией, Кира может позволить себе его рассматривать. Как он прекрасен! Она внимательно ловит каждое его слово. Если бы он ехал немного быстрее и не успел затормозить, все бы кончилось печально. Сзади в него врезалась другая машина. А в нее еще одна. Мало кто соблюдает дистанцию. Гаишники долго не появлялись. Серьезные мужики,  которые сзади впечатались в его  машину, хотели вытащить и поучить виновника аварии – тощего, апатичного яппи на ягуаре. Но тот заперся внутри, а они побоялись курочить дорогую машину. И этот обкуренный равнодушно смотрел сквозь стекла, зевал и потом даже умудрился задремать под шумную ругань бесновавшихся снаружи.

– Представляешь какой он был упоротый! – спрашивает Глеб Лидию.

– Сильно тебя помяли?

Глеб вздыхает.

– Завтра отгоню на ремонт.


Да черт с ней, с машиной, – думает Кира. – Главное он жив. Она рассеяно слушает Андрюшу, который все это время от нее не отходит. Гул офиса, телефонные звонки, Андрюша – все это для Киры только фоновая музыка. Ведущая мелодия исходит только от Глеба. От него она передается ей на той правильной частоте волн, на которые Кира всегда только и была настроена. Энергичный голос Андрюши сливается со всеми остальными, посторонними  звуками в монотонное гудение. В то же самое время она отчетливо улавливает тихое покашливание Глеба, стук его пальцев  по клавиатуре, скрип офисного стула. Вот этот скрип гораздо важнее для нее, чем все то, о чем говорит Андрюша. Она выходит из этого оцепенения только когда Петраков оголяет плечо и показывает ей недавно сделанную татуировку – Кусающего себя за хвост дракона.

– Татуировка – это как печать! – замечает Глеб не отрываясь от своего экрана, – Один раз в жизни я был идиотом.

Андрюша на мгновение обижается, но потом опять оживает,  видимо он  незлобив.


Глеб прислушивается как Петраков охмуряет Киру.  Бодренький дурачок, ему и невдомек, что суетиться здесь бесполезно. Бастионы давно сданы добровольно, выброшен белый флаг, но не Андрюше. Все так, как Глеб  и предполагал,  Петраков бессилен, пусть хоть полностью вылезет из кожи. Глебу достаточно моргнуть и Кира прыгнет в горящий обруч. Коротко тренькнул айфон, СМС от Марины : Суслик, как ты? Павел остался в Париже еще на два дня, что-то с контрактом. Поужинаем сегодня? Глеб усмехается, просто отлично. Бросив на стол телефон, он не торопится отвечать, но Марина нетерпелива, тут же приходит другое сообщение : Дуешься? А я тебя люблю, приезжай суслик, мне грустно без тебя. Я не могу как… И без Павлика не может и без суслика..., – с раздражением думает он. Через минуту телефон опять оживает : Зовут на ужин подруги, а я хочу только с тобой.  Марина так просто никогда  не сдается, ее характер закалялся на Парижских кастингах, ее в дверь, она в окно. Глеб быстро танцует пальцами по телефону: Сходи развейся, я занят. Мне разбили машину. Приехала Кира.

Марина реагирует мгновенно : Возьмешь такси. Как она тебе?

Глеб строчит в ответ : Ого-го! И очень веселая.

Он откидывается на кресле. На лице мстительная, самодовольная улыбка. Но Марина немедленно идет ва-банк и выкидывает свои главные карты : Купила новое белье в фанси шопе.  Реально пахнет резиной! Суслик, пожалеешь. – Глеб усмехается : Старую собаку нельзя научить новым трюкам. Признав поражение, он набивает ответ : Буду в девять.


Глава 10


Кира третий день одна в пустой квартире. Глеб привез ее в пятницу, уехал к Марине, и больше она его не видела. Муся не отвечает на телефонные звонки. Заболоцкий как абонент недоступен. Ну что же, вот Кира и в Москве. И где же барабаны? Где литавры и колокольчики?  Где та ликующая, манящая жизнь в полные легкие, к которой она так стремилась? Никому она не нужна. Даже у Веры Петровны по телефону подозрительно счастливый голос. Кира, конечно, ей все расписала в восторженных тонах. Ты Вера Петровна не переживай. У Киры? У Киры все отлично! Разве может быть по другому? Глеб просто душка. Если бы Вера Петровна знала, как Кире одиноко. Хоть волком вой.


В квартире Глеба все выкрашено в белый цвет. Эта арктическая белизна угнетает ее. В гостиной обстановка как в приемной у дантиста. Телевизор, высоко прикрученный к стене, столик, диван и два кресла на тонких ножках, в стиле семидесятых. Наверное так модно, но Кира бы никогда не обставила так свою квартиру. Ей нужны статуэтки, коврики, цветы в горшках, чтобы было уютно. Да, она привязана к мещанской пыли. В его спальне стоит огромная кровать с черными, шелковыми простынями. Кира чувствовала, что эти простыни от Марины. Вообще, Марины в этой квартире было много.  Домашние шлепанцы на платформе. Кира мерила, они на три размера ей большие. Шелковый с кружевами  халат, цвета вареной говядины, он еще пахнет духами. Фотографии расставлены везде, даже на прикроватной тумбочке Глеба. У Марины высокомерное лицо, короткий нос, острый подбородок. Она худая, ну и что? В Кире тоже всего сорок шесть килограмм. И в то же время Кира понимает, что как бы она себя не убеждала, Марина необычно красива. Кира открывает  шкаф Глеба, ей стыдно, но она не может себя пересилить. Глаженые  офисные рубашки висят в ряд, много голубых, некоторые в полоску, одна розовая. Она гладит их по рукавам и тихо укоряет себя : Я сумасшедшая, озабоченная, но что же мне делать? Я его люблю.


От чашки чая идет пар, Кира тарабанит по ней пальцами. Кончикам горячо, она задерживает их на горячем боку и потом, когда уже  невозможно терпеть, одергивает руку. Она встает и подходит к окну. Дом Глеба типовой, посажен среди таких же натыканных высоток-пеналов. Во дворе никого, пусто. Такая же пустота у нее в душе, никто ее здесь не ждал и не хотел. Она вспоминает как небрежно и быстро Глеб показывал ей квартиру. Как нехотя дал ей ключи, как попрошайке. Совсем не было тепла в его голосе. Конечно, у Глеба есть Марина и всегда были женщины. А она-Кира лишняя. Что она может предложить ему?  Марина столичная и утонченная, на фотографиях видно, как дорого она одета, у нее есть шик, которого у Киры нет. Разве можно купить шик на рынке? Они с Верой Петровной обегали весь рынок в поисках шика. Мать, правда,  пребывала в глубоком самообмане, что с хорошим вкусом даже маленькие деньги могут произвести нечто грандиозно ошеломительное. Например, если с черной водолазкой и юбкой повесить на шею претенциозный кулон из придорожного булыжника, слава китайскому капитализму, то сразу можно сойти за приличного человека. Весь скудный гардероб Киры состоит из вещей чрезвычайно простых, геометрических линий, с претензией на французский шик. Кто бы знал что это такое? Все было черно-серых цветов. Гардероб юной вдовы, как назвала Кира весь этот траурный ворох. Тем не менее в последний вечер, перед отъездом в Москву, она  самодовольно вертелась перед зеркалом, примеряя ту же водолазку и юбку, и тщеславно думала что все-таки в ней, Кире,  что-то есть. Этот самый шик, который как они думали с матерью им удалось поймать и упаковать в чемодан.  И вот, один день в Москве с Таисьей и девицами в офисе,  и ее гардероб в стиле благородная бедность уже совсем ее не радует.