Элизабет пересмотрела дюжину садов и коттеджей в придачу. Она даже пару раз делала попытку купить дом и чрезвычайно огорчалась, когда кто-то еще предлагал большую сумму и получал здание. Пришлось целое лето смотреть коттеджи и сады. Уезжая в пятницу вечером в Бат, она останавливалась у отца. Там ничто не создавало особого комфорта, кроме стопок книг. Она осматривала окрестности всю субботу, а иногда и все утро воскресенья, возвращаясь в Лондон под вечер, чтобы привести себя в порядок перед началом недели.

— Здесь нет идиллии, — говорил отец, глядя на нее. — Ты должна создать идиллию. Тебе дается шанс, Лиз. Следует рискнуть. Поставь на кон…

— Ты никогда…

— Нет, но это не значит, что я прав. Купи башню. Купи ветряную мельницу. Просто купи что-нибудь.

Так она и сделала. Теплым воскресным утром в сентябре она отменила просмотр коттеджа во Фрешфорде, а вместо этого отправилась гулять — вверх по крутым улочкам и аллеям, расположенным над домом ее отца. Все вокруг было очень привлекательным и приятным. Холмистые террасы наполнялись шумом жизни воскресного утра: семьи и парочки громко включили радио, звуки которого доносились через открытые окна. Элизабет смотрела на беспорядочные садовые участки, собак, пару детских колясок, белье на веревках… То тут, то там на всякий случай на заборах были вывешены таблички с надписью «Продается». Но Лиз не интересовал городской дом, потому не стоило присматриваться к табличкам. Правда, она думала про себя с тоской, что теперь все ее повседневные мысли связаны с покупкой дома. Едва ли можно осознать, как чудесно купить дом в городе возле школы и поселиться в нем со своей семьей. Как замечательно, когда тебе надо что-то делать, а не гулять с легким чувством растерянности. Это ощущение ее друзья громогласно и с завистью называют свободой, правом выбирать, что и как тебе делать.

Она остановилась перед воротами. Это были низкие железные ворота, и на них неуверенная рука вывела объявление, гласившее: «Осторожно, злая собака». А за забором к стволу молодой липы была прислонена табличка «Продается», — поблекшая, словно она провисела здесь какое-то время. Элизабет поглядела наверх. Сад казался разросшимся и запутанным, но хранил следы былой планировки, выполненной чьими-то заботливыми руками. Он поднимался до самого фасада маленького двухэтажного простого каменного дома в ряду десятка других. На подъезде дома красовалась черная решетка в стиле эпохи Регентства, а на крыше виднелась кирпичная труба. В саду сидела и что-то напевала маленькая девочка, забравшаяся в большую картонную коробку. Одета девочка была в розовые штанишки, ее головку венчала ведьмовская остроконечная шляпа.

Элизабет открыла калитку и поднялась по извилистой дорожке…

Теперь, три месяца спустя, дом принадлежал ей. На липе не осталось листьев, а сад впал в рыжевато-коричневое небытие. Но липа принадлежала Элизабет, а эти непривычные, «полуестественные» террасы, как сказал Том Карвер, скрывали большие перспективы.

Том Карвер был архитектором. Ее отец хорошо знал Карвера, потому что книги по архитектуре были ведущим направлением его книжной торговли. Как раз отец и предположил, что Том может быть полезен Элизабет:

— Милый человек. Хороший архитектор…

— Отлично, я специализируюсь как раз в этой области, — сказал Том, стоя в крошечной гостиной. — У меня большой опыт в создании пространств.

Элизабет признательно кивнула. Но кое-что привело ее в замешательство. Она посвящала все свое рабочее время искусному подведению людей к принятию решения, либо подчиняла их своей воле. А теперь Лиз чувствовала полную беспомощность в этом доме. Как будто бы он давал ей все возможности, а она сомневалась, что осилит их.

— Знаете, я не уверена, нужен ли мне вообще дом, — сказала Элизабет Тому Карверу.

— Вам нужен именно он.

— Похоже, нужен…

Вероятно, ему было около пятидесяти или немного за пятьдесят — плотный мужчина с копной прямых седеющих волос, подкупающей простотой общения и легкостью движений. Насколько Элизабет заметила, он носил любую одежду совершенно естественно. Лиз редко чувствовала что-то подобное. Если все сшито великолепно, то носить вещи — одно удовольствие. Одежда должна смотреться безукоризненно, надо хорошо выдержать цвет. Но умение держаться — вот в чем вся соль.

А Элизабет никогда за всю свою жизнь не могла просто и элегантно одеваться.

— Полагаю, нам следует расширить помещение справа, — сказал Том Карвер. — Мы дадим вам действительно много пространства для удобной жизни. Потом у вас появится в комнате свет — как с севера, так и с юга. А там вы заведете целую кучу кошек, — он постучал костяшками пальцев по стене другой комнаты. — Чем вы занимаетесь?

— Я — госслужащая.

— Министерство финансов?

Она смутилась и отрицательно покачала головой:

— Дела о наследстве. В основном — библиотеки.

— Почему вы смущаетесь? Библиотеки — это превосходно.

— В этом — вся проблема.

Том улыбнулся.

— Нам надо сделать этот дом богемным?

Элизабет рассмеялась и проговорила:

— От такого я бы пришла в ужас.

— Шучу, шучу — сказал мистер Карвер, — однако не повредит засучить рукава. Если мы развернем кухню на северную сторону от этой комнаты, то у вас появится возможность отдыхать на южной стороне.

— Мне не нужен отдых, — ответила она. — Нет, мне необходим сад.

«Я должна научиться работать в саду», — подумала она про себя, взглянув вниз. В безупречной квартире на Дрейкотт-авеню было не больше одного балконного ящика. Комнатные растения, подаренные друзьями, убедили Элизабет: она относится к тому типу женщин, которым друзья дарят комнатные растения, а не букеты цветов — охапки лилий или сирени. И эти растения почти всегда погибают — из-за ее же беспокойства по их поводу. Но сад — совсем другое дело. Сады сохраняет природа, а не какие-то инструкции на пластиковых мешочках. Природа щедро и неизменно делится с растениями своей чудотворной энергией, сменяя времена года. А значит, есть какие-то иные основы для ведения садоводства, чем простое следование готовому рецепту. «Полагаю, я достигла возраста для садоводства, — подумала Лиз. — Разве не на пороге сорока люди начинают этим заниматься? Как раз тогда они понимают, что это единственный шанс сделать свою жизнь созидательной и счастливой».

Машина остановилась внизу возле ворот, и Том Карвер вышел из нее. У него под мышкой оказался длинный рулон — чертежи. Он обещал преобразовать ее новое жилое пространство, новую ванную. Оригинальную спальню для гостей мистер Карвер планировал создать из старой ванной комнаты, а патио позади дома подлежал расширению за счет холма и украшению мебелью. Там, как пообещал ей архитектор, она будет завтракать в ранних лучах солнца.

Элизабет постучала по стеклу, когда он поднимался по тропинке, и мистер Карвер, взглянув наверх, помахал рукой. Она спустилась вниз в узкий холл, которому предстояло вскоре быть переделанным в жилое помещение, и впустила его внутрь.

— Страшно холодно, — сказал Том.

— Разве?

— Здесь наверху гораздо холоднее, чем внизу, где я живу. Как ваши дела?

— Чудесно, — ответила она.

— Когда я проходил процедуру развода, — сказал Том, — люди спрашивали, как у меня дела, а я обычно говорил: «Хуже некуда, благодарю вас». И они чувствовали себя после моих слов действительно обиженными. Это общепринято — быть приятным. В противном случае ты нарушаешь общественные устои.

— Но у меня действительно все замечательно, — сказала Элизабет.

Карвер окинул ее быстрым взглядом.

— Ну, коли вы так говорите…

Он прошел мимо нее в гостиную и раскатал на полу чертежи.

— Этот дом ни в коей мере не относится к обычным. Мы всегда считаем георгианский стиль симметричным, но большинство домов в Бате построены на глазок. Мне это нравится. Почему-то это придает им больше человечности. Те архитекторы восемнадцатого века говорили друг другу: «Делай, как тебе удобно, Уилли, а заказчики никогда ничего не заметят».

Элизабет опустилась на пол на колени. Чертежи привлекали ее внимание — все эти прямые линии и затемненные участки цвета поблекшего индиго, подписанные ровным почерком архитектора.

— Вы всегда хотели стать архитектором?

— Нет. Я мечтал стать врачом. Как мой отец, как дед. Но отказался от этой затеи из-за досады, когда мой старший брат выиграл грант — стипендию медицинского факультета в Кембридже.

Элизабет провела пальцем по затемненному прямоугольнику, который обозначал ее уголок возле южного окна.

— Вы сожалеете об этом?

— Да.

— И полагаете, что сожаления делают вас хорошим архитектором?

Карвер присел на корточки возле нее:

— Что за милый вопрос, мисс Браун!

— Элизабет.

— Благодарю вас. Правдивый ответ будет звучать так: это уже сделало из меня почти успешного архитектора.

— В таком случае, я, — сказала Элизабет, — почти успешный госслужащий.

— Это выговор?

Она поднялась.

— Просто маленькое предупреждение. Почему вы не расположили сточную трубу под северным окном?

— Потому что я разместил здесь дверь в сад.

— Но я не хочу две наружных двери в этой комнате.

Том тоже поднялся.

— Тогда мы подумаем снова.

— Мне понадобится место для резиновых сапог, не так ли? А еще — для хранения плащей. И какое-нибудь укрытие от дождя, где я могла бы снять плащ.

Архитектор наклонился и указал пальцем на чертеже:

— Вот здесь.

— О, — произнесла она, — извините.

— И вот дверь наружу для всего этого. Эта дверь была для лета, чтобы выносить через нее подносы и тому подобное — например, в субботу, когда друзья приходят на коктейль, — Том замолчал. Он расправил плечи и посмотрел на нее, а затем сказал уже другим тоном: