Девушка не пила алкоголь (ей не нравился вкус), но поставила бокал для Лукаса — как маленькую попытку компенсировать отсутствие телевизора.

Потом зазвонил телефон. Это был продюсер эфира ночного канала и музыкального шоу на радиостанции. Он сообщил, что трехлетний малыш ведущего программы в срочном порядке отправлен в больницу с подозрением на менингит. Может ли Лукас выйти в эфир сверхурочно? — спрашивал продюсер.

— Нет, — сказала Эми.

Это было непристойное шоу — одно из тех, что транслируются по ночам. Оно привлекает разных извращенцев и садистов, людей, которые не могут построить нормальные отношения в реальной жизни. Поэтому они полагаются на эфир и Интернет, как на замену реальности. Такая публика любит полуночничать. К тому же, их радовало, что нельзя увидеть их лиц.

Эми полагала, что Лукасу нельзя работать с теми, кто немного ненормален и испорчен.

— Нет вопросов, — сказал Лукас. Он посмотрел на подругу. — Правда, прости. Подумай о лишних деньгах.

— Я бы предпочла, чтобы ты остался здесь.

— Не могу. Подумай о бедном малыше… Каково сейчас его родителям!

Эми подумала, насколько мило оказалось бы со стороны Лукаса хоть когда-нибудь учесть, каково приходится ей. Когда они впервые встретились, его задумчивость стала едва ли не главным, что ее привлекло. Но потом Люк предложил ей выйти за него замуж, и она переехала сюда. Теперь он, как казалось, больше не считал, что важно по-прежнему учитывать чувства своей невесты. Это выглядело так, как если бы он сейчас знал ее досконально. А прежде Люк, казалось, всего лишь открывал Эми для себя, наслаждаясь этим процессом.

К тому же, выяснилась очень сложная гамма отношений Эми и Дейл. И было бы лучше этого не обнаруживать. Подруга могла бы сказать ему: «Я не хочу, чтобы ты шел сейчас на работу. С одной стороны, мне не нравится это шоу, а с другой — я хочу, чтобы мы вместе поужинали, и я могла бы рассказать тебе, что меня беспокоит в Дейл — в Дейл и в тебе…» А он взглянул бы на нее, будто не слышал этих слов, и сменил бы тему.

— О-кей, — кивнула Эми. — Иди.

Люк наклонился к ней и поцеловал.

— Мы завтра куда-нибудь сходим, обещаю. Или в пятницу.

Она кивнула. Лукас взял кожаную куртку, связку ключей и сумку из-под фотоаппарата, в которой он носил кассеты и диски.

— Приятных сновидений, — сказал он, улыбнувшись подруге. — Отдохни, в ближайшие пять часов тут никто не станет храпеть.

Эми вернулась на кухню и соскребла макароны с двух тарелок в мусорное ведро. Потом засунула два ломтика хлеба в тостер, включила чайник. На сушилке стояла кружка, из которой она пила прежде, и стаканы из-под водки, оставленные Лукасом и Дейл. На стакане Дейл виднелась красная полоска от помады — очень четкая, словно при каждом глотке та отпивала с одного и того же края. Эми перевернула стакан, чтобы не видеть этот след.

Лукас рассказывал Эми, что сестра после смерти мамы была совершенно подавлена. Ей было всего пять, она была очень привязана к матери, все время цеплялась за нее. Дейл тяжело переносила отсутствие мамы.

Когда Том Карвер объявил своим детям, что их мать умерла в больнице, что она никогда больше не вернется домой, Дейл помчалась наверх и залезла под одеяло в двуспальной кровати на стороне мамы. Она отказывалась оттуда выходить. Потом девочка билась в истерике. Люк говорил, что никогда не забудет этого: темная спальня с единственной включенной лампой, отец в полном смятении склонившийся над кричащим, визжащим ребенком в кровати. А он, Лукас, стоял в тени, придавленный грузом сказанного. Тогда ему казалось, что он вот-вот распадется на части.

Потом у Дейл возникла неуемная привязанность к отцу. Она кричала, когда тот не разрешал ей спать вместе с ним. Девочка тихонько пробиралась ночью в комнату отца и пыталась проникнуть в его кровать, когда тот уже засыпал и ничего не замечал.

Эми удивлялась вслух, почему Том Карвер не нашел управу на дочь.

— Он пытался, приглашал некую Дорис, которая встречала ее после школы, когда его не было дома.

— Думаю, помог психиатр, — сказала Эми.

Лукаса слегка передернуло.

— Он знал, что это — неправильно, — сказал Люк. — Смерть мамы была неправильна. Он чувствовал…

— Что?

— Ну, я полагаю, он чувствовал, что это выше его, что оправдать такое нельзя.

Но не мог совладать с дочерью, думала Эми. Отцы не знают, как обращаться с дочерьми, потому что они — мужчины. А мужчины на самом деле никогда не становятся взрослыми. Вот женщины, то есть дочери, как бы там ни было, уже рождаются взрослыми. За исключением Дейл. Можно посмотреть на нее сейчас, убрать костюм и деловую папку — тогда она и будет выглядеть, как ребенок в кровати, пинающийся, кричащий и испуганно отгоняющей отца и брата.

Эми достала два ломтика тостов и поспешно бросила на хлебную доску. Ей нравился Том Карвер, она думала, что это — приятный человек. Он разговаривал с ней, словно действительно понимал, на их общении никогда не отражались сцены, устроенные его дочерью. Но с Лукасом было совсем по-другому. Девушка видела, что нечто в Дейл задевает Лукаса, причем так, что отвлекает его от всего, кроме работы. А потом эта работа выходила для Эми боком в самый неподходящий момент.


Дейл лежала в ванне. Вода была ароматизирована маслом лаванды. Ей порекомендовали это средство от стресса в альтернативном центре здоровья в Бате. Свет она не включала, а зажгла свечи в подсвечнике. До нее доносилась приглушенная музыка для медитации, идущая из магнитофона в соседней комнате. Девушка закрыла глаза и равномерными, круговыми движениями рук, омывая теплой водой грудь и живот, пыталась следовать утешительному повторяющемуся ритму.

После того, как Дейл вышла из квартиры брата, она отправилась на машине домой, заехав по дороге к подруге, с которой познакомилась во время одного из походов в книжный магазин. Подруга была общительным человеком, матерью-одиночкой с двумя детьми, держала открытый дом, в котором от гостей требовалось, чтобы они сами ухаживали за собой — брали печенье и наливали чашку кофе. Дейл бывала там подолгу после того, как Нейл, актер и певец, с которым, как она полагала, строились первые глубокие, интересные и вполне взрослые отношения, довольно резко заявил, что собирается покинуть пределы Бристоля. Значит, он покинет и Дейл.

Она выплакала не одно ведро слез на гостеприимной кухне своей подруги Рут. Хотя теперь Дейл могла думать о Нейле без постоянных бессильных рыданий, девушка сохранила привычку приходить к Рут несколько раз в неделю.

В этот вечер, как всегда, в доме подруги были гости. У детей Рут на ночь остались четверо друзей, а еще за столом оказалась пара из дневного центра для родителей-одиночек, где хозяйка работала неполный рабочий день. Гости зашли поговорить или выплакаться, и Дейл подумала, что ее место занято. В результате она так и не смогла сказать подруге ни об отце, ни об Элизабет Браун.

Рут угостила ее ужином — печеной картошкой и салатом — и заявила, что Дейл выглядит очень изможденной, что у нее круги под глазами.

— Отправляйся в кровать, — проговорила она. — Ложись пораньше спать. Сколько миль, ты сказала, пройдено сегодня?

Поскольку Дейл вела машину от своей квартиры на окраине Бристоля, для нее поездка оказалась довольно выматывающей. Она купила квартиру вместе с Нейлом, поскольку он сказал, что шансы для развития карьеры лучше в Бристоле — в театре и в большой программе на радио и телевидении. И девушка согласилась — отчасти потому, что ей нравилось соглашаться с Нейлом. Кроме того, она пришла в восторг от мысли, что из-за друга у нее появился повод переехать из Бата, пусть хотя бы и на дюжину миль.

Но когда Нейл ушел, Дейл показалось, что с ним исчезло все очарование квартиры в Бристоле. Он забрал с собой очень мало вещей, но ему удалось лишить жилье прежней ауры. Дом, который раньше служил стимулом, дарил радость, уют и самодостаточность, за одну ночь превратился в место, где можно только переночевать.

Дейл подумала о брате. Она была признательна ему за терпение, за то, как Люк искренне искал способы, чтобы приободрить ее. Даже выбрав Эми, он всегда давал понять: подруга никогда не может рассматриваться как угроза или замена сестре и отношениям между Дейл и Лукасом. Даже когда Дейл ревновала («Я, — сказала она однажды Нейлу, смеясь над своей собственной способностью допускать такие мысли, — сама выдумала ревность»), то признавала: это — не результат действий или присутствия Эми. А такое случалось. Ведь Дейл была подвержена приступам ревности, подобно лунным фазам. Ревность, как иногда думала она про себя, возникала от страха. А страх преследовал ее всю жизнь: казалось, что каждый, кого она любила и в ком так нуждалась, в конце концов, оставит ее. Порой девушка задавалась вопросом, подтверждалось ли это на практике. Никто, за исключением Нейла, осознанно не оставил ее — едва ли можно обвинять в этом бедную маму, которая умерла из-за непредвиденных обстоятельств. Пусть втайне и хотелось ее обвинять, — но наверняка не реальная жизнь оказала влияние на мир эмоций Дейл. Она жила с убеждением, что у людей, которых оставили, есть чувство реальности и силы, но они совершенно не могут повлиять на происходящее.

Когда Джози ушла, у нее возникла небольшая паника. Дейл всегда хотела, чтобы та ушла, содействовала тому. Но, когда девушка увидела, какое опустошенность испытывает ее отец после ухода жены, она не почувствовала большого триумфа. Скорее, Дейл ощутила пугающе поспешное возвращение тех первых детских лет без матери. А потом ее вновь проснувшиеся страхи породили новые, — и теперь она беспочвенно сознавала тревогу: а вдруг отец оставит ее и Лукаса и уйдет вслед за Джози.

Нейл очень раздраженно вел себя с ней в то время. Теперь, оглядываясь назад, Дейл понимала — это было вероятным началом гибели их отношений. Он сказал, что невозможно жить с тем, кто умышленно, осознанно иррационален. «Но я действительно это чувствую!» — кричала Дейл…