— Весьма и весьма возбуждает, — пробормотал Барни.

Нина на секунду открыла глаза.

— Хорошо, — просто сказала она, в глубине души сознавая, что хочет сейчас нравиться вовсе не Барни, а самой себе. Тела их слились наконец вместе, дождь ударял по закрытым векам Нины, по ее лбу и щекам, и она слышала, как тихонько поскрипывает металл в такт движениям ее тела.

Один раз над ними сверкнула молния. Пальцы Нины впились в твердые выпуклые мускулы на спине Барни, и она двигалась теперь как бы сама по себе, забыв о его присутствии и помня только свое новое прекрасное состояние. Барни почувствовал, как рот ее искривился в улыбке. Он удивленно взглянул на нее, но глаза Нины были закрыты и невозможно было понять, что все это значит.

В момент оргазма пальцы Нины сжались в кулаки, а бедра, будто сведенные судорогой, приподнялись под протестующий скрип красной жести.

Потом Нина лежала неподвижно, жадно впитывая все вокруг — дождь, запах краски, раскаты далекого грома, горячее дыхание Барни на своей щеке. И все это вместе окружало ее, было как бы своеобразной раковиной, внутри которой она жила, которая защищала ее теперь также надежно, как чрево матери плод ребенка.

Барни положил голову ей на плечо, и Нина нежно гладила его кончиками пальцев по спине, как тогда, в первый раз.

— Тебе не холодно? — спросил Барни.

— Нет. Очень тепло и очень понравилось.

— Да, пожалуй, неплохо, правда?

«Гораздо лучше, чем просто неплохо», — подумала про себя Нина.

Барни соскользнул на землю, достал из машины свою рубашку и безуспешно попытался вытереть их тела. Все еще шел дождь, но воздух становился легче, а небо над Графтоном становилось голубым.

Забравшись в машину, они с трудом натянули на мокрые тела одежду. Когда это более или менее удалось, Барни снова улыбнулся Нине.

— Со мной такое впервые.

— Что именно — дождь или капот машины?

— И то и другое.

— И со мной, как ни странно, тоже.

Этим признанием было сказано все.

Пока они ехали домой, выглянуло солнце. Барни искоса взглянул на Нину.

— Ты так красиво улыбаешься! Почему? — спросил он.

Нина сказала ему правду.

— Потому что я счастлива сегодня.


Майкл на десять дней взял детей с собой в Корнуолл. Они остановились неподалеку от Рэнсомов и Фростов, так как Майкл с Марсель договорились, что для детей будет полезно отдохнуть вместе с отцом, а присутствие рядом других детей сделает не таким заметным отсутствие матери.

Марсель осталась в Графтоне одна. Понд-скул в августе была закрыта, в этот раз не стали набирать даже на летние курсы молодых хозяек. Дни, полные одиночества, тянулись один за другим. Ей немного не хватало Вики и Дженис и их частых визитов, к которым она уже успела привыкнуть, но с другой стороны, полное одиночества помогало, как ничто другое, чувствовать себя личностью, а не придатком к собственному дому, мужу, детям и их друзьям.

Марсель попадались иногда в газетах сообщения о деле Дарси Клегга. Она знала, что Дарси и Ханна отшельничают в Уилтоне и несколько раз представляла себе, как едет знакомой дорогой навестить их. Это не казалось таким уж невозможным, поскольку Марсель почти уже не чувствовала никакой враждебности к Ханне. Злоба, горечь, отчаяние, память о которых сохранилась еще в ее душе, связывались в сознании Марсель только с Майклом.

Всю неделю, пока дети были с Майклом, Марсель никого не видела и практически не выходила из дому. Погода стояла облачная и прохладная, и даже соседские окна, выходившие в их сад, казались Марсель угрожающими черными дырами, за которыми прячутся враги, желающие подглядеть за ее жизнью, хотя Марсель знала, что почти все соседи уехали на лето — на Корфу, в Тоскану, на другие курорты. Марсель думала о семейных парах, которые проводят отдых друг с другом, в окружении детей, среди все той же повседневной кутерьмы, которую оставили дома, и вовсе не чувствовала себя обделенной. Хотя было немного необычно — непривычно именно из-за этой тишины, царившей в доме.

Марсель не чувствовала себя несчастной, хотя очарования ее второго одинокого воскресенья уже так и не удалось повторить.

Вечером седьмого дня после отъезда детей Марсель сидела в саду на бамбуковом кресле. Рядом стояли ровными рядами горшки, в которые она еще с утра высадила эдельвейсы и анютины глазки. Когда зазвенел звонок, Марсель поняла, что сидит и смотрит на зеленые листья вот уже несколько часов, забыв о книге, лежащей на коленях.

Сначала она, растерявшись, подумала, что это звонил телефон. Наверное, дети хотят сообщить ей последние новости или Майкл — спросить о чем-то. Потом она поняла, что звонят в дверь. Она покорно поплелась к двери.

На пороге стоял Джимми Роуз.

— Я очень некстати? Только, скажи, и я тут же удалюсь, не очень поспешно, но очень покорно.

Судя по витиеватым фразам и заплетающемуся языку, Джимми успел уже сегодня где-то выпить. Он не был пьян, но находился весьма близко к этому. Марсель смотрела на него безо всякого выражения, как будто видела в первый раз.

— Нет, ты не очень некстати, — голос Марсель звучал хрипло, она уже несколько дней ни с кем не разговаривала. — Заходи.

Они вошли в чисто убранную кухню.

— Хочешь выпить? — спросила Марсель.

Джимми обедал сегодня со своим банковским менеджером. Такие обеды давно вошли у них в традицию, от обсуждения состояния финансов Джимми они очень быстро переходили к обычной болтовне о политике, бизнесе, гольфе, а ближе к последней порции выпивки — на местные сплетни. Сегодня, однако, хотя банковский служащий держался не менее приветливо, чем обычно, он сообщил Джимми, что его расходы превысили лимит займа, установленный банком. Он понимал, что в наши дни это нелегко, но тем не менее выразил надежду, что Джимми в ближайшее время поправит дела, иначе банк, по своим правилам, должен будет отказать ему в кредите…

Джимми кивал, ковыряя вилкой в тарелке с каким-то безвкусным блюдом, которое ему вовсе не хотелось есть. Каждый кусок застревал в горле, и приходилось делать по огромному глотку вина, чтобы избавиться от неприятного вкуса во рту. Дела Джимми начали потихоньку идти в гору, и он был уверен, что к осени все наладится.

Менеджеру явно не очень понравилась реакция Джимми на его предостережения. Он не стал больше возвращаться к этому вопросу, но отказался остаться и распить еще бутылку бренди, которую заказал Джимми.

Они пожали друг другу руки, и Джимми остался за столиком один, наедине с бутылкой. Он довольно быстро покончил с выпивкой и отправился к себе в офис. Прозевав там часов до пяти, он пошел побродить по средневековым улочкам центра Графтона. Блуждая, он наткнулся на какой-то захудалый бар около старой ярмарочной площади. Бар был пуст, но казалось, что его населяют призраки торговцев скотом с провалившимися глазницами и в грязных старинных одеждах, а воздух пропитан запахами хлева и конюшни. Джимми выпил полторы пинты пива, стараясь не обращать внимания на телевизор, что-то бубнивший над его головой. Когда Джимми уже не мог смотреть на пиво, он встал, не зная точно, куда он сейчас отправится, но сознавая, что меньше всего ему хочется домой. И тут он вспомнил о Марсель.

И вот он сидел у нее в кухне.

— Я бы выпил «скотч». Спасибо. А ты составишь мне компанию?

— Выпью, пожалуй, немного вина.

Марсель поставила на стол бутылки и бокалы Джимми нетерпеливо потянулся за своей порцией виски. Алкоголь наполнил его приятным теплом, вселил надежду, что все будет хорошо.

— Ты голоден? — спросила Марсель.

— Не особенно. Обедал сегодня с банковским менеджером. Обычный дежурный ланч.

Сейчас Джимми почувствовал, что по-настоящему зол на этого парня из банка. Поглощенный сознанием собственного негодования, Джимми краем уха услышал, что Марсель что-то предлагает ему. Так и не поняв толком, что именно, Джимми последовал за ней, и они оказались в саду, в его небольшом уголке, отгороженном стеной. Земля под ногами была уставлена какими-то крошечными растениями в горшках. Было тихо, если не считать птиц, щебетавших на деревьях.

Марсель пристально смотрела на Джимми. Она была аккуратно причесана, темные волосы блестели. Джимми отметил про себя, что Марсель явно изменилась к лучшему, расставшись с Майклом. Впрочем, этого следовало ожидать.

Джимми откинулся на спинку кресла. Пожалуй, он слишком устал, чтобы злиться на кого-то. Ему приятно было нежиться в солнечных лучах, как будто лица касались ласковые женские пальцы.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал Джимми. — Гораздо лучше, чем раньше.

— Я и чувствую себя намного лучше. Забавно, правда?

Джимми не особенно хотелось обсуждать проблемы Марсель, у него достаточно было своих. Но ему приятно было находиться рядом с этой женщиной. Когда-то они сидели вот так же в чьем-то чужом саду, и Джимми пришлось разочаровать Марсель. Кажется, это было из-за Люси. Воспоминание о девушке отозвалось в нем жгучей болью. Он все еще не мог примириться с тем, что потерял ее. С решительным видом Джимми выпрямился. Бессмысленно было отдаваться во власть грустных мыслей.

Он протянул руку и коснулся голой ноги Марсель, ласково поглаживая ее пальцами. Кожа была гладкой и приятной на ощупь. Похоже, сегодняшний день все же не пропал даром. Приятные предчувствия начинали поднимать его настроение.

Марсель тоже подалась вперед. Джимми ощущал теперь сладковатый и терпкий запах ее волос, видел, как подрагивают ее веки. Джимми мысленно раздел ее, вспоминая, как выглядела Марсель в купальнике, когда они в последний раз были вместе на пляже. Джимми приготовился поцеловать Марсель, но в этот момент она сняла его руку со своей ноги.

Не понимая, что произошло, Джимми пробормотал:

— Ну же, Map! Всего лишь поцелуй. Ведь мы так давно знаем друг друга!