— Мой отец арестован по обвинению в мошенничестве, — сказала девушка в ответ на вопросительный взгляд Патрика. — Сегодня вечером в дом явилась полиция.

Патрик слышал о Дарси Клегге от Нины.

— Бедная Люси, — сочувственно произнес он.

— Бедный папа! Не надо особенно сочувствовать мне, а то я сейчас разревусь.

Патрик ласково похлопал девушку по плечу.

— Хорошо. Больше ни слова сочувствия.

Люси подняла голову и взглянула на Патрика.

— Почему вы с Ниной так добры ко мне? — спросила она. — Ведь вы же даже не знаете меня.

Патрик пожал плечами.

— У Нины свои причины, за нее я не отвечаю. Что же касается меня, то ты же видишь, у меня здесь куча свободного места.

Люси ужасно нравился великолепно отделанный просторный дом Патрика. Хотя она была здесь чужой, чувствовала себя слабой и отчаявшейся, Люси очень быстро освоилась в доме, после того как Патрик привез ее сюда из клиники вчера утром. Комнаты были полупустыми, особенно по сравнению с ее домом в Уилтон-Маноре, и это действовало утешающе. Шторы и покрывала, сделанные из какого-то незнакомого Люси тяжелого темного материала, из-за штопки казались чуть ли не сотканными заново, но от этого ничуть не проигрывали, пожалуй, даже наоборот, не то что занавески и чехлы для мебели в гостиной Ханны.

Люси, на удивление, хорошо спала, ей даже не потребовалось принимать для этого таблетки, которые ей дали в клинике. Огромная дубовая кровать и крахмальные белые простыни действовали лучше любых таблеток.

— Тебе скучно в пустом доме, правда?

— Уж слишком он пустой.

— Тебе одиноко.

Патрик нахмурился. Ему нравилась эта девушка с ее раскованными и непосредственными манерами. Он догадывался, что, несмотря на внешнюю хрупкость, Люси была довольно мужественной.

Еще ни разу Патрик не видел слез на ее лице. Это, конечно, не означало, что Люси хладнокровно прошла через выпавшие на ее долю испытания.

Люси потянулась к руке Патрика и переплела его пальцы со своими.

— Мне было очень одиноко в клинике. Все были очень добры ко мне. Пусть Нина не думает, что что-то было не так, но все равно, то, что случилось, — на моей совести. Никто не мог помочь мне, надо было пережить весь этот ужас самой. Я чувствовала себя так, как будто я одна на всем белом свете. Нет ребенка, нет больше ничего. Может быть, так даже лучше для меня. Я ведь никогда раньше не бывала одна. Мы с Кэтти близнецы, и всю жизнь вместе. Но там мне даже не хотелось, чтобы сестра была рядом.

Очень тихо, почти что себе под нос, Люси добавила:

— Наверное, это было правильно. За все отвечаю я сама. Некого осуждать, некого обвинять. Но ведь теперь, когда я здесь, тебе не так одиноко, правда?

— Да, спасибо тебе.

Патрик так и сидел на диване рядом с Люси, не пытаясь убрать руку, хотя все это казалось ему несколько странным. Он нечасто сидел с кем-либо вот так — рука об руку.

Поняв, что Люси не хочет больше говорить об аборте, Патрик попросил:

— Расскажи мне о своем отце.

Люси низко опустила голову, так что волосы закрыли ее лицо.

— Всю жизнь отец казался нам с Кэтти огромным и сильным. Когда мы были маленькими, мы считали, что наш папа — до неба и может сделать абсолютно все на свете. Например, летать. Или остановить дождь. Он не так часто бывал дома, но когда он находился рядом, из него все сыпалось, как из рога изобилия — веселье, деньги, уверенность в себе, гостеприимство. Он никогда, в отличие от матери, не говорил нам «нет» или «нельзя».

Увидев выражение лица Патрика, Люси захихикала.

— Да, я знаю, о чем ты думаешь. Испорченные дети, правда? Папа и сам часто повторял это.

Улыбка сошла с ее лица.

— О, Боже, почему я говорю об отце в прошедшем времени. Когда папа заболел, я впервые… впервые поняла, что он на самом деле не вечен. И вот теперь это все… Я чувствую что-то вроде вины, как будто это я должна была присматривать за отцом и не справилась.

Патрик неожиданно почувствовал что-то вроде зависти к Дарси Клеггу, сидящему в тюрьме.

— Думаю, отцу понравились бы твои слова, если бы он мог их сейчас слышать.

Люси кивнула.

— Да. Я попытаюсь рассказать ему все это, когда мы оба вернемся домой.


Джимми Роуз позвонил в Уилтон сразу же, как только узнал об аресте Дарси. Ханна уже поднялась наверх с Лаурой, и трубку взяла Кэтти.

— Люси? Это ты? — спросил Джимми.

— Кто говорит? — холодно спросила Кэтти.

— Ну же, не надо так. Я все время думаю о тебе, беспокоюсь. Ты уже решила, что ты будешь делать?

— Люси нет дома. Она уехала в Лондон.

На другом конце провода наступила тишина. Кэтти позволила себе злорадно улыбнуться.

Когда Джимми вновь заговорил, в голосе его звучало негодование.

— Почему ты не сказала мне, что это ты?

— Ты не дал мне такой возможности.

— Ну, хорошо, как Люси?

— Почему тебя это интересует?

— Господи Иисусе, а почему нет? Ты думаешь, мне на нее наплевать?

Кэтти вздохнула.

— С ней все в порядке. Она остановилась у друзей.

— А она…

— Да, да! Она уже все сделала! Решила все сама, потому что ей так хотелось. Теперь ты доволен?

— Конечно же, нет, — Джимми обернулся, чтобы взглянуть за спинку кресла, на котором он сидел. Он увидел, что Стелла вошла в комнату, держа под мышкой кипу тетрадей. Она вернулась сегодня гораздо раньше, чем предполагал Джимми. Избавившись от своей ноши, Стелла вышла из комнаты, не проронив ни слова. Джимми заговорил другим тоном.

— Я вообще-то хотел поговорить с Ханной. Не будешь ли ты так добра передать ей, что если что-нибудь понадобится, ей достаточно позвонить мне.

— Уверена, что она будет очень благодарна.

«Злобная маленькая сучка, — подумал Джимми. — Обе они злобные маленькие сучки».

— Но я не думаю, что сейчас нам что-нибудь нужно, — продолжала Кэтти. — Только что звонил папин адвокат. Его отпустили под залог, и сейчас они едут домой.

— Потрясающие новости. А кто же внес за него залог?

— Мой дядя и Эндрю Фрост.

Джимми был шокирован.

— Могли бы обратиться и ко мне! Почему Дарси ничего не сказал мне?

— Я не знаю. Думаю, потому что попросил Эндрю.

— Ну что ж, если ему что-нибудь потребуется, передай ему, чтобы звонил.

Джимми повесил трубку. Выглянув в сад, он увидел, что кусты бьются под неестественно сильным для этого времени года порывом ветра, а по стеклу стучат уже первые капли дождя. Джимми злился и на Кэтти, и на Дарси. Вид собственной довольно обшарпанной гостиной, запущенного сада, стоящих за забором довольно неприглядных домов, которыми была застроена эта не слишком фешенебельная часть Графтона, только подливали масла в огонь. Джимми сел, сжав кулаки и положив их между колен, и так он сидел, пока не вошла Стелла. Она расположилась в другом конце комнаты с книгой в руках.

Взглянув на жену, Джимми подумал, что она как будто нарочно напускает на себя такой высокомерный вид, чтобы позлить его.

В голове Джимми начинал уже потихоньку складываться сценарий их очередной ссоры, которую он немедленно начал словами:

— И почему ты такая сука?

Стелла подняла голову. Лицо ее было холодным, губы напряглись, как будто она почувствовала какой-то неприятный запах.

— Если я и сука, то только потому, что ты сделал меня такой.

Ее холодный, презрительный голос напомнил Джимми голос Кэтти Клегг. То, что Дарси не попросил его о помощи, казалось теперь преднамеренным оскорблением. Неужели эта идиотка Люси все-таки рассказала ему обо всем? Даже сейчас в нем шевельнулось желание быть с Люси, иметь ребенка, тоска по всему, что могло бы случиться, но никогда уже не случится. Негодование его обратилось опять на Стеллу. Джимми готов был стереть жену в порошок.

— Это не имеет ко мне никакого отношения. Кроме такой несчастливой случайности, что должен жить с тобой. Ну почему именно меня угораздило жениться на бесчувственной, фригидной доске.

Стелла закрыла книгу и уронила ее на пол. Она встала и направилась к мужу. Стелла широко размахнулась и ударила Джимми по лицу. Голова его откинулась назад, струйка слюны вытекла из уголка рта.

— Не смей называть меня доской, — прошептала Стелла.

Джимми облизал губы, затем провел по ним пальцем, который стал внимательно рассматривать, видимо, ожидая обнаружить кровь.

— Я буду называть тебя так, как захочу!

Стелла отпрянула назад, но было уже поздно. Джимми больно сжал ее запястье и дернул к себе.

— Нет…

Последовало два коротких удара — кулаком по одной щеке и ладонью по другой.

— Твою мать…

Джимми отпустил жену, испытывая отвращение к ней и к себе. Секунду на щеке Стеллы было белое пятно, которое тут же стало наливаться кровью.

Стелла повернулась и очень медленно и осторожно, как будто боясь, что ноги перестанут ей повиноваться, пошла к своему креслу. По-прежнему прямо держа спину, Стелла подняла книгу и положила ее на столик. Потом она прошла через прихожую, вышла на улицу и пошла по улице, не отдавая себе отчета в том, куда направляется.

Джимми налил себе виски. Отпив из стакана, он снова подвинул к себе телефон.

— Эндрю? Это Джимми. Да, я все знаю. И сколько тебе пришлось внести? — Джимми присвистнул, услышав сумму. Все равно это попадет в газеты. По двести пятьдесят грандов каждый! Неплохой кусочек на случай, если Дарси сбежит.

Эндрю вновь заговорил, а Джимми молча кивал, оглядывая пустую гостиную.

— Не хочешь выпить сегодня попозже? Я собирался в гольф-клуб. Нет? Ну, хорошо. Тогда, может быть, в субботу.

Поговорив с Эндрю, Джимми налил себе еще порцию виски и выпил залпом.