В больнице Пемброк был один янки по имени Чарли Маршалл. Очень приятный парень, дружелюбный, как и все янки, и очень занимательно рассказывал о своих любимцах. Его любимцами были собаки — Чарли служил сержантом в корпусе К-9. Он подорвался на мине вместе с двумя собаками в небольшой деревушке около Арьеса. Он горевал о собаках и часто рассказывал мне о них, если я присаживалась рядом во время коротких передышек своей смены.

Что касается подобного случая, он однажды рассказал мне, что следует, а чего не следует делать, если на тебя нападут собаки. Мне казалось, что называть жуткое создание, пробирающееся сейчас между камнями, собакой, это немного перегибать палку, но все же я надеялась, что у него должны быть хоть какие-то общие черты со своими домашними потомками.

— Плохая собака, — твердо сказала я, глядя в желтый глаз. — В сущности, — добавила я, медленно пятясь к тюремной стене, — ты просто ужасная собака. — (Говори твердо и громко, — словно слышала я голос Чарли.) — Возможно, самая плохая из всех, кого я видела, — сказала я твердо и громко, продолжая пятиться, нащупывая рукой камни стены и заворачивая за угол.

Я потянула завязки на горле и стала искать брошку, которой застегивался плащ, все еще рассказывая волку, твердо и громко, что я думаю о. нем, его предках и его теперешнем семействе. Похоже, зверю понравилась моя обличительная речь, он вывалил язык и смотрел на меня с собачьей усмешкой. Он не торопился. Когда волк подошел поближе, я заметила, что он слегка прихрамывает и выглядит очень тощим и запущенным. Возможно, у него возникли сложности с охотой, и немощь привела его под стены тюрьмы, где можно покопаться в отбросах. Я искренне надеялась на это — чем он слабее, тем лучше.

В кармане плаща нашлись кожаные перчатки. Я надела их, потом пару раз обернула правую руку тяжелым плащом, мысленно благословив толстый бархат.

— Они кидаются к горлу, — инструктировал меня Чарли, — если, конечно, инструктор не даст другой команды. Смотри в глаза — обязательно заметишь, когда он решится прыгнуть. Не упусти момент.

В этом отвратительном желтом глазе я видела все, что угодно — голод, любопытство, даже раздумье — но только не решение прыгнуть.

— Ты омерзительное создание, — говорила я ему, — и не смей прыгать на мое горло!

У меня появилась новая идея. Я неплотно обмотала плащ вокруг руки, оставив один конец свободно болтаться, и понадеялась, что этого хватит, дабы зубы зверя не прокусили плащ насквозь.

Волк был тощим, но не истощенным. Я прикинула, что весит он фунтов восемьдесят-девяносто: меньше, чем я, но это не давало мне очень большого преимущества. Многое говорило в пользу зверя, в частности, четыре ноги против моих двух; ему было проще удерживать равновесие на скользком насте. Будем надеяться, что мне поможет, если я упрусь спиной в стену.

Пустота за спиной подсказала мне, что я дошла до угла. Волк был футах в двадцати от меня. Пора. Я разгребла снег под ногами, чтобы стоять тверже, и стала ждать.

Я даже не заметила, как он оторвался от земли.

Могу поклясться, что я не отводила взгляда от его глаз, но если в них и возникло решение прыгнуть, то действие последовало чересчур быстро для того, чтобы я могла это заметить. Не мысль, а инстинкт заставил меня вскинуть руку, когда бело-серое пятно метнулось ко мне.

Зубы вцепились в плащ с такой силой, что на руке остался синяк. Волк оказался тяжелее, чем я думала, к такому весу я не была готова, и моя рука опустилась. Я собиралась швырнуть зверюгу в стенку, возможно, оглушить его. Вместо этого я сама прижалась к стене, зажав волка между камнями и собственным бедром. Я пыталась закрутить его в плащ. Когти раздирали мою юбку и царапали бедро. Я сильно ударила его коленом в грудь, издав задушенный вопль. Только сейчас до меня дошло, что странные, рычащие звуки исходили от меня, а не от волка.

Самое удивительное, что теперь я нисколько не боялась, хотя была перепугана до полусмерти, когда он подкрадывался ко мне. В голове осталась только одна мысль: или я убью зверя, или он меня. Понятно, что я собиралась убить его.

В напряженной физической борьбе всегда наступает поворотный момент, когда человек начинает расточительно использовать свои силы и телесные ресурсы, игнорируя издержки до тех пор, пока борьба не завершится. У женщин это происходит во время родов. У мужчин — в битве.

Пройдя эту точку, человек уже не боится ни боли, ни ранений. Жизнь становится очень простой — делай то, что. делаешь, или умри, и не имеет никакого значения, что именно произойдет.

Я сталкивалась с этим, когда проходила практику в больницах, но никогда не переживала этого сама.

Сейчас я полностью сосредоточилась на челюстях, сомкнувшихся у меня на руке, и на демоне, рвущем мое тело.

Я сумела ударить зверя головой о стену, но недостаточно сильно. Я быстро теряла силы — будь волк здоров, у меня бы не было шансов. Их и сейчас было немного, но все же были. Я упала на зверюгу и прижала его своим телом, вышибив из него дух. Он обдал меня зловонным дыханием, почти сразу же пришел в себя и начал извиваться подо мной, но секунда отдыха позволила мне стряхнуть его с руки и вцепиться во влажную пасть.

Втискивая пальцы в углы пасти, я не давала чудовищным зубам перебить мне руку пополам. По руке текла слюна. Я распласталась на волке. Угол тюремной стены находился дюймах в восемнадцати от нас. Нужно каким-то образом добраться до него, не выпуская фурию, извивающуюся и бьющуюся подо мной.

Загребая ногами, придавливая зверюгу всем своим весом, я продвигалась вперед дюйм за дюймом, не давая клыкам вцепиться в горло. Вряд ли на то, чтобы проползти эти восемнадцать дюймов, у меня ушло больше, чем несколько минут, но мне казалось, что большую часть своей жизни я пролежала здесь, обреченная на битву с тварью, чьи задние лапы когтями рвали мои ноги, пытаясь добраться до живота.

Наконец я добралась до стены. Тупой каменный угол находился прямо перед моим носом. Оставалось самое сложное. Я должна так передвинуть тело волка, чтобы запустить обе руки под его пасть — у одной руки не хватит сил.

Я резко откатилась в сторону, и волк оказался на крохотном пространстве между стеной и мной. Прежде, чем он успел подняться, я изо всей силы вскинула вверх колено. Колено врезалось в бок волка, прижав его к стене, и он зарычал.

Теперь обе мои руки оказались под его пастью. Пальцы одной руки я засунула прямо в пасть, чувствуя острую боль в суставах, обтянутых перчатками, но мне уже было все равно. Я тянула лохматую голову назад, и назад, и назад, используя угол стены, как точку опоры — рычагом было тело волка. Мне казалось, что руки мои сейчас сломаются, но это был мой последний шанс.

Громкого звука не было, но я ощутила отзвук, когда хребет треснул. Напрягшиеся конечности обмякли внезапно. Непереносимое напряжение в руках ослабло, и я безвольно опустилась на умирающего волка. Сердце зверя, последнее, что еще пыталось бороться со смертью, трепетало под моей щекой. Торчащая мокрая шерсть воняла мочой и псиной. Я хотела отодвинуться, но не могла.

Как ни странно, но, должно быть, на какой-то миг я уснула, положив щеку на труп. Потом открыла глаза, чтобы увидеть в нескольких дюймах перед носом зеленоватый камень тюремной стены. Мысль о том, что сейчас происходит по другую сторону стены, заставила меня вскочить на ноги.

Я, спотыкаясь, брела по канаве, волоча за собой перекинутый через плечо плащ, оскальзываясь на скрытых под снегом камнях, больно ударяясь о сучья.

Должно быть, подсознательно я понимала, что волки обычно сбиваются в стаи, потому что не удивилась, услышав вой, накатывающийся на меня и спереди, и сзади. Если я что-то и почувствовала, так это черное бешенство из-за того, что показалось мне тайным сговором с целью задержать меня и помешать моим планам.

Я устало повернулась и посмотрела, откуда этот вой. Теперь я находилась на открытом пространстве, довольно далеко от тюрьмы. Нет стены, к которой можно прижаться спиной, нет никакого оружия.

Справиться с первым волком мне помогла в первую очередь удача Теперь не оставалось и одного шанса на тысячу, что я убью еще одного зверя голыми руками — а сколько их там? В стае, которую я увидела как-то лунной летней ночью, волков было не меньше десятка. В памяти всплыл скрежет зубов и треск ломаемых костей. Сейчас вопрос стоял так — имеет ли вообще смысл бороться или лучше просто лечь на снег и сдаться. Учитывая все обстоятельства, этот вариант показался мне исключительно привлекательным.

Однако Джейми пожертвовал собственной жизнью и даже больше, чем жизнью, ради того, чтобы я смогла выбраться из крепости. Я просто обязана хотя бы попытаться.

И снова я медленно попятилась назад, спускаясь глубже в канаву. Дневной свет угасал. Скоро канава наполнится тенями. Сомнительно, что мне это поможет. Наверняка волки видят в темноте лучше, чем я.

На краю канавы появился первый охотник — косматая тень, неподвижная и настороженная. Я с ужасом поняла, что еще двое находятся прямо в канаве, неторопливо приближаясь и ступая шаг в шаг друг за другом.

Они почти слились в сумерках со снегом — грязно-серые — и оттого были практически незаметны, хотя даже не делали попыток притаиться.

Я застыла на месте. Бежать бессмысленно. Наклонившись, я подобрала сосновый сук. Кора потемнела от сырости и царапала даже через перчатки. Я крутанула суком над головой и закричала. Звери остановились, но не отступили. Ближайший ко мне волк прижал уши, видимо, испугавшись крика.

— Что, не нравится? — завизжала я. — Чертовски паршиво! Пошел вон, ты, гребаная тварь! — и, нащупав камень побольше, запустила им в волка. Мимо, но зверюга отскочила в сторону. И тогда я начала, как сумасшедшая, швырять в них все подряд: камни, ветки, пригоршни снега, все, что попадалось под руку. Я орала, и визжала, и рычала, как сами волки, до тех пор, пока не заболело горло.

Сначала мне показалось, что один из метательных снарядов попал в цель. Волк завизжал и задергался. Вторая стрела пролетела в каком-то футе от меня, я уловила расплывчатое движение, и стрела поразила второго волка прямо в грудь. Он сдох на месте. Первый все еще дергался на снегу — темный комок в сгустившихся сумерках.