Джейми задумчиво посмотрел на Макнэба, но спорить не стал и вернулся к бухгалтерским книгам.

Ближе к вечеру, когда все арендаторы перебрались поближе к теплу кухни и общей комнаты, чтобы еще раз подкрепиться перед уходом, я заметила в окно Джейми. Он неторопливо направлялся к коровнику, дружески положив руку на плечо грязнуле Макнэбу. Парочка исчезла за сараем, видимо, посмотреть на что-то, представляющее сельскохозяйственный интерес, и появилась вновь через несколько минут, теперь шагая к дому.

Рука Джейми по-прежнему лежала на плечах арендатора, но теперь, похоже, поддерживая его. Лицо Макнэба приобрело нездоровый землистый оттенок и покрылось потом, шел он очень медленно и определенно был не в состоянии держаться прямо.

— Ну вот и хорошо, — весело говорил Джейми, когда они оказались в пределах слышимости. — Думаю, твоя миссус обрадуется лишним денежкам, а, Роналд? А, вот и твой конь — отличное животное, правда?

Побитая молью низкорослая лошадка, которая при везла Макнэбов на ферму, едва волоча ноги, как раз вышла со двора, где наслаждалась гостеприимством поместья. Изо рта у нее до сих пор свисал клок сена, изредка шевелившийся, когда животное начинало жевать.

Джейми подставил ему руку, чтобы он смог опереться на нее ногой и забраться в седло — судя по всему, эта помощь была необходима. Макнэб ничего не ответил и даже не помахал Джейми рукой в ответ на доброжелательное «удачи» и «счастливой дороги», только оцепенело кивнул и покинул двор шагом, вроде бы сосредоточившись на какой-то тайной проблеме, поглотившей все его внимание.

Джейми стоял, прислонившись к стене и обмениваясь любезностями с другими арендаторами, тоже отправлявшимися по домам, до тех пор, пока неопрятная фигура Макнэба не исчезла из вида за гребнем холма. Тогда он отлепился от стены, вгляделся в дорогу и свистнул. Маленькая фигурка в рваной, но чистой рубашке и запятнанном килте выползла из-под телеги с сеном.

— Ну что ж, юный Рэбби, — добродушно сказал Джейми. — Похоже, твой отец все-таки позволил тебе стать мальчиком при конюшне. Я уверен, что ты будешь усердно трудиться к его чести.

Круглые, налитые страхом глаза смотрели с грязного личика, и мальчик не произнес ни слова, пока Джейми не взял его за плечо и не повернул к колоде с водой.

— В кухне тебя ждет ужин, парень. Пойди сначала помойся: мистрисс Крук — женщина деловая. О, и, Рэбби… — он наклонился и зашептал мальчику на ухо, — не забудь про уши, а то она их тебе сама вымоет. Мои она сегодня утром так скребла! — Он приставил руки сзади к ушам и помахал ими в сторону мальчика. Тот робко улыбнулся и помчался к колоде.

— Я рада, что у тебя все получилось, — взяла я Джейми за руку, направляясь на ужин. — Я имею в виду, с малышом Рэбби Макнэбом. Кстати, а как ты это сделал?

Он пожал плечами.

— Завел Роналда за сарай и врезал ему пару раз кулаком по мягким местам. И спросил, с чем он предпочтет расстаться — с сыном или с печенью. — Джейми посмотрел на меня и нахмурился. — Это, конечно, неправильно, но я больше ничего не смог придумать. И не хотел, чтобы парнишка возвращался с ним домой. Дело не только в том, что я обещал его бабушке. Дженни рассказала мне о его спине. — Он помялся. — Тебе я скажу, Сасснек. Отец лупил меня так часто, как считал нужным, и намного чаще, чем казалось нужным мне. Но я не сжимался от страха, когда он заговаривал со мной. И я не думаю, что Рэбби когда-нибудь будет лежать в постели со своей женой и, смеясь, рассказывать ей об этом.

Джейми свел плечи тем странным полупожатием, которого я не видела у него уже несколько месяцев.

— Он по-своему прав: это его сын, и он может поступать с ним, как хочет. А я не Бог, только лэрд, а это намного меньше. И все же… — Он посмотрел на меня с кривой усмешкой. — Между справедливостью и жестокостью чертовски тонкая грань, Сасснек. И я надеюсь только, что оказался на правильной стороне.

Я обняла его.

— Ты правильно поступил, Джейми.

— Ты правда так думаешь?

— Да.

Мы, обнявшись, шли домой. В закатном солнце побеленные известкой строения светились янтарем. Мы не зашли в дом Вместо этого Джейми повлек меня на невысокую горку за домом. Там, усевшись на стену, мы видели все фермерские угодья, раскинувшиеся перед нами.

Я положила голову на плечо Джейми и вздохнула. Он в ответ нежно сжал меня.

— Это то, для чего ты был рожден, правда, Джейми?

— Возможно, Сасснек. — Он посмотрел на поля, на строения, потом посмотрел на меня, и его губы расплылись в улыбке. — А ты, моя Сасснек? Для чего родилась ты? Чтобы стать леди Лаллиброх или чтобы ночевать в полях, как цыганка? Быть целительницей, или женой профессора, или женщиной преступника вне закона?

— Я родилась для тебя, — просто ответила я и протянула к нему руки.

— Знаешь, — сказал он, — ты никогда этого не говорила.

— Ты тоже.

— Я говорил. На следующий день после того, как мы сюда пришли. Я сказал, что хочу тебя больше всего на свете.

— А я ответила, что любить и хотеть не обязательно одно и то же, — парировала я.

Он засмеялся.

— Возможно, ты и права, Сасснек. — Откинул волосы с моего лица и поцеловал меня в лоб. — Я захотел тебя с первой минуты, как увидел — но полюбил, когда ты рыдала у меня в объятиях и позволила мне утешить тебя, в тот первый раз в Леохе.

Солнце опускалось за темные сосны, на небе показались первые звезды. Была середина ноября, и вечерний воздух был холоден, хотя дни еще оставались прекрасными. Стоя у стены, Джейми наклонил голову и уперся лбом в мой лоб.

— Ты первая.

— Нет, ты.

— Почему?

— Я боюсь.

— Чего ты боишься, моя Сасснек?

На поля накатывалась тьма, заполняла землю и поднималась все выше, готовая встретить ночь. Свет тонкого серпика луны выделял линии лба и носа и перечеркивал лучиком его лицо.

— Боюсь, если начну, то уже не смогу остановиться.

Он бросил взгляд на горизонт, где лунный, низко висящий серпик уже карабкался выше в небо.

— Скоро зима, и ночи будут длинными, то duinne.

Он перегнулся через стену, и я ступила в его объятия, ощущая жар его тела и биение сердца.

— Я люблю тебя.

Глава 32

Тяжелые роды

Через несколько дней, на закате, я на холме за домом выкапывала клубни хохлатки. Услышав шуршание шагов по траве, я обернулась, думая, что Дженни или мистрисс Крук пришли звать меня на ужин. Однако это был Джейми, все еще в рубашке, завязанной между ног на узел, чтобы не мешала работать в поле; влажные после мытья волосы торчали во все стороны. Он подошел сзади и обнял меня, положив подбородок мне на плечо. Мы вместе смотрели, как солнце, облачившись в золото и пурпур, опускается за сосны. Пейзаж вокруг таял, но мы оставались на месте, укутавшись умиротворением. Становилось все темнее, и я услышала голос Дженни из дома.

— Пора идти, — неохотно шевельнулась я.

— М-м-м. — Джейми, не двинувшись с места, прижал меня к себе еще сильнее, не отводя взгляда от сгущающихся теней, словно пытался навсегда сохранить в памяти каждый камень и каждую травинку.

Я повернулась к нему и обняла за шею.

— Что происходит? — тихо спросила я. — Мы должны скоро уходить?

Сердце мое упало при мысли, что придется оставить Лаллиброх, но я понимала, что здесь оставаться опасно — красные мундиры могли вновь появиться в любой момент, и последствия будут куда страшнее.

— Ага. Завтра, в крайнем случае — послезавтра. В Нок-хойлуме англичане, а это всего в двадцати милях отсюда, два дня пути верхом при хорошей погоде.

Я шагнула в сторону дома, но Джейми подхватил меня и поднял на руки, прижав к груди.

Я чувствовала солнечное тепло его кожи, вдыхала теплый пыльный запах пота и свежескошенного овса Он помогал убирать последний урожай, и этот запах напомнил мне ужин на прошлой неделе. Именно тогда Дженни, всегда дружелюбная и вежливая, наконец признала меня членом семьи.

Сбор урожая — тяжкий труд, и Джейми с Иэном частенько клевали за ужином носом. В тот вечер я вышла на кухню за пудингом на десерт, а, вернувшись, увидела, что оба спят среди остатков ужина, а Дженни тихонько смеется.

Иэн сполз в кресле, уронив подбородок на грудь, и тяжело дышал. Джейми уронил голову на сложенные руки и распростерся на столе, мирно похрапывая между тарелкой и мельничкой для перца.

Дженни взяла у меня пудинг и положила нам по куску, тряхнув головой в сторону дремлющих мужчин.

— Они так зевали, что я вдруг подумала: а что будет, если я замолчу? И замолчала. И точно, через две минуты оба дрыхли без задних ног. — Она нежно откинула Иэну волосы со лба. — Вот поэтому-то здесь в августе редко рождаются дети, — сказала она, озорно выгнув бровь. — Мужчины в ноябре не в состоянии бодрствовать достаточно долго, чтобы зачать ребенка.

Это походило на правду, и я рассмеялась. Джейми пошевелился и громко всхрапнул, а я положила руку ему на затылок, чтобы он успокоился. Его губы изогнулись в мягкой улыбке, и он снова погрузился в сон. Наблюдавшая за этим Дженни заметила:

— Забавно. Я не видела, чтобы он так делал с тех пор, как был малышом.

— Делал что?

Она покивала.

— Улыбался во сне. Он раньше всегда улыбался, если его приласкать в колыбельке, и позже, в кроватке. Иногда мы с мамой по очереди гладили его по головке, чтобы увидеть — улыбнется он или нет. Он всегда улыбался.

— Странно, правда? — Я решила поэкспериментировать и ласково провела рукой по его затылку и шее. И действительно получила в награду сладкую улыбку, которая на миг задержалась. Потом черты лица вновь приняли обычное для него во сне строгое выражение.

— Интересно, почему он это делает? — спросила я, зачарованно глядя на Джейми. Дженни пожала плечами и улыбнулась мне.

— Думаю, это означает, что он счастлив.

Но вышло так, что на следующий день мы не ушли. Среди ночи меня разбудили тихие голоса в комнате. Я перекатилась к краю кровати и увидела Иэна со свечой.