— Никогда не видела столько мусора, — заключила я. — Ты настоящая сорока, Джейми.

— Это не мусор, — уязвленно ответил он. — Мне все эти вещи нужны.

— Ну, допустим, лески и крючки — да. И тетивы для ловушек. Ну, даже пыжи и дробь — ты иногда носишь с собой пистолет. И маленькая змейка, подарок Вилли — это я могу понять. Но камни? Или раковина улитки? Или кусок стекла? И… — я нагнулась, чтобы рассмотреть темную, пушистую массу чего-то. — Что… нет, не может быть! Джейми, ради Бога, зачем ты таскаешь с собой высушенную лапу крота?!

— От ревматизма, понятное дело. — Он выхватил эту штуку у меня из-под носа и запихнул в сумку.

— О, конечно, — согласилась я, с интересом разглядывая его. Его лицо слегка порозовело от смущения. — Должно быть, помогает, ты еще не скрипишь. — Я вытащила из оставшейся кучи маленькую Библию и начала ее листать, пока он прятал свое ценное имущество. — Александр Вильям Родерик Макгрегор, — прочитала я вслух имя, написанное на ней. — Ты говорил, что за тобой должок, Джейми. Что ты имел в виду?

— А, это. — Он сел рядом со мной на кровать, взял у меня маленькую книжицу и аккуратно перелистнул страницы.

— Я говорил тебе, что она принадлежала узнику, умершему в форте Вильям, нет?

— Да.

— Сам я парня не знал, он умер за месяц до того, как меня туда привезли. Но доктор, который мне ее отдал, рассказывал о нем, когда лечил мне спину. Мне показалось, что ему нужно было кому-то об этом рассказать, а поговорить в гарнизоне ему было не с кем. — Джейми закрыл книгу, положил ее на колени и уставился в окно, на веселое ноябрьское солнышко.

Элика Макгрегора, юношу лет восемнадцати, арестовали по обычному тогда обвинению в краже скота. Славный, спокойный юноша, казалось, он должен был отсидеть свой срок и выйти на свободу без происшествий. А за неделю до освобождения его нашли повесившимся в конюшне.

— Доктор сказал, что не было никаких сомнений — он сделал это сам. — Джейми погладил кожаную обложку маленькой книги и провел большим пальцем по переплету. — Но не сказал, что сам по этому поводу думал. Зато сообщил, что за неделю до случившегося с парнем с глазу на глаз поговорил капитан Рэндалл.

Я тяжело сглотнула, внезапно замерзнув, несмотря на солнечное тепло.

— И ты думаешь…

— Нет. — Голос его звучал тихо и спокойно. — Я не думаю. Я знаю, и доктор тоже. И подозреваю, что знал еще и сержант, и поэтому он умер. — Он положил руки на колени, разглядывая свои длинные пальцы. Большие, сильные и умелые — руки фермера, руки воина. Джейми взял маленькую Библию и положил ее в сумку.

— Тебе я скажу, то duinne. Однажды Черный Джек Рэндалл умрет у меня на руках. И когда он умрет, я отправлю эту книгу матери Элика Макгрегора с известием, что ее сын отомщен.

Напряжение отпустило, когда в комнате появилась Дженни, совершенно восхитительная в синем шелке и кружевном чепце. В руках она держала большую шкатулку, обтянутую потертым красным сафьяном.

— Джейми, Карренсы пришли, и Вилли Мюррей, и Джеффри. Тебе лучше спуститься и позавтракать с ними. Я подала свежие булочки и селедку, а мистрисс Крук печет пирожные с джемом.

— О да. Клэр, спускайся, когда будешь готова. — Он поспешно поднялся, поцеловал меня быстро, но от души, и исчез. Его башмаки быстро прогрохотали по первому лестничному пролету, но замедлились на втором — он перешел на степенный шаг, подобающий лэрду.

Дженни улыбнулась ему вслед и переключилась на меня. Она поставила шкатулку на кровать, откинула крышку, и я увидела перепутавшиеся драгоценности и безделушки.

Странно было это видеть — совсем не похоже на аккуратную, любящую порядок Дженни Мюррей, которая железной рукой вела хозяйство от рассвета до заката, не допуская никаких сбоев.

Дженни запустила палец в сверкающую груду, потом, словно угадав мои мысли, подняла на меня глаза и улыбнулась.

— Я понимаю, что однажды мне придется привести это в порядок. Но когда я была маленькой, мама разрешала мне иногда рыться в шкатулке, и это походило на поиски волшебного сокровища — никогда не знаешь, что вытащишь. Мне почему-то кажется, что, если навести здесь порядок, то волшебство исчезнет. Глупо, правда?

— Нет, — улыбнулась я в ответ. — Вовсе нет.

Мы неторопливо копались в шкатулке, хранившей заветные побрякушки четырех поколений женщин.

— Вот это принадлежало бабушке Фрэзер, — вытащила Дженни резную серебряную брошь в форме полумесяца с единственным маленьким бриллиантиком, сверкавшим на верхушке, как звезда.

— А это… — она держала в руках изящный золотой ободок с рубином, окруженном бриллиантами, — это мое обручальное кольцо. Иэн потратил на него половину заработка за год, хотя я и сказала, что это глупо. — Нежность в ее лице подсказывала мне, что уж кем-кем, а глупцом она Иэна за это не считала. Дженни потерла камень о платье и еще раз полюбовалась им, прежде чем вернуть кольцо в шкатулку.

— Я буду так счастлива, когда ребенок родится, — призналась она, поморщившись и погладив круглый живот. — Пальцы так опухли, что по утрам я с трудом справляюсь со шнуровкой, а про кольца и вовсе забыла.

Тут я уловила странный неметаллический блеск в глубине шкатулки, и показала туда.

— А это что такое?

— О, это… — Дженни снова сунула руку в шкатулку. — Я их никогда не надевала — они мне не идут. А вот ты попробуй — ты высокая и с королевской осанкой, как моя мама. Понимаешь, они принадлежали ей.

Это была пара браслетов, сделанных из изогнутых, почти круглых клыков дикого вепря, тщательно отполированных, с серебряными наконечниками, украшенными гравировкой — цветами.

— Боже, они великолепны! Я никогда не видела ничего настолько… настолько восхитительно варварского!

Дженни развеселилась.

— Ага, они такие. Кто-то подарил их маме на свадьбу, но она не призналась, кто. Отец любил ее поддразнивать неизвестным поклонником, но она и ему ничего не сказала, только улыбалась, как кошка, наевшаяся сливок. На-ка, примерь.

Кость холодно и тяжело легла на руку. Я не удержалась и погладила таинственную желтоватую поверхность, покрытую от времени паутинкой трещин.

— Ага, они тебе идут, — объявила Дженни. — И очень подходят к желтому платью. А вот и серьги — надевай и пошли вниз.

Муртаг сидел за кухонным столом, усердно поедая ветчину, насаженную на конец кинжала. Проходя мимо него с большим плоским блюдом, мистрисс Крук проворно наклонилась и бросила еще три горячих лепешки ему на тарелку, даже не замедлив шага.

Дженни посмотрела через плечо Муртага на стремительно пустеющую тарелку.

— Ни в чем себе не отказывай, приятель, — бросила она. — В конце концов, в загоне есть и еще один кабанчик.

— Жалеешь родственнику кусок хлеба? — спросил он, не прекращая жевать.

— Я? — Дженни уперлась руками в бока. — Боже, нет! Да ты и съел-то пока всего четыре порции. Мистрисс Крук, — окликнула она выходившую из кухни экономку, — когда допечете лепешки, обеспечьте этого голодающего большой миской овсянки, чтобы проконопатить все щели. Вы же понимаете, мы не хотим, чтобы он свалился в обморок прямо на пороге.

Тут Муртаг увидел в дверях меня и тут же подавился куском ветчины.

— М-м-мх-м, — промычал он вместо приветствия, пока Дженни колотила его по спине.

— Я тоже рада тебя видеть, — улыбнулась я, садясь напротив. — Кстати, спасибо тебе.

— М-м-мх-м? — половина лепешки, политой медом, заглушила вопрос.

— За то, что привез мои вещи из замка.

— М-мп. — Он небрежно отмахнулся от моих благодарностей, и его рука как бы сама собой потянулась к блюду с маслом. — Я еще привез тебе твои растения и все такое, — мотнул он головой в сторону окна. — Там, во дворе, в моих седельных сумках.

— Ты привез мой медицинский ящик? Это потрясающе! — Я пришла в восторг. Некоторые лекарственные растения были весьма редкими, и не так просто было бы снова их найти и правильно приготовить. — Но как тебе это удалось? — Придя в себя после суда над ведьмами, я часто задумывалась о том, как обитатели замка восприняли мой арест и побег. — Надеюсь, сложностей не возникло?

— О нет. — Он снова откусил сразу половину лепешки, но на этот раз дождался, пока все спокойно пройдет по пищеводу, и только потом ответил. — Мистрисс Фитц отложила их в сторону, как бы сразу упаковала. Я, понимаешь, сначала зашел к ней, потому что кто знает, какой прием меня там ожидал?

— Очень разумно. Не думаю, чтобы мистрисс Фитц начала визжать, увидев тебя, — согласилась я. Лепешки исходили паром и пахли просто божественно. Я протянула к ним руку, и браслеты на запястье звякнули. Я заметила, что Муртаг смотрит на них, и поправила их, чтобы он как следует разглядел серебряные наконечники с гравировкой.

— Прелесть, правда? — спросила я. — Дженни говорит, они принадлежали ее матери.

Взгляд Муртага переместился к миске с овсянкой, которую мистрисс Крук бесцеремонно бухнула ему под нос.

— Тебе идут, — пробормотал он. И тут же вернулся к предыдущей теме. — Нет. Она бы не стала звать на помощь. Я хорошо знавал Гленну Фитцгиббонс раньше.

— О, так она твоя старая-старая любовь? — поддразнила я его, искренне наслаждаясь нелепой мыслью о том, как он сплетается в страстном объятии с необъятной мистрисс Фитц.

Муртаг холодно посмотрел на меня, оторвавшись от овсянки.

— Ничего подобного, и спасибо за то, что впредь ты будешь говорить об этой леди прилично. Ее муж был братом моей матери. И чтоб ты знала, она очень переживала из-за тебя.

Я, сконфузившись, опустила глаза и потянулась за медом, чтобы спрятать смущение. Каменный кувшин стоял в горшке с горячей водой, чтобы мед не застывал, и к нему было очень приятно прикасаться.

— Извини, — сказала я, поливая сладкой золотой жидкостью лепешку и следя, чтобы мед не потек мимо. — Интересно, что она почувствовала, когда., когда я…

— Они сначала не поняли, что тебя нет, — сурово ответил маленький человечек, делая вид, что не заметил моих извинений. — Когда ты не пришла к ужину, они решили, что ты задержалась в полях, а потом ушла к себе, не поев. И дверь у тебя была закрыта. А на следующий день, когда поднялся шум, что, мол, мистрисс Дункан взяли, никому и в голову не пришло поискать тебя. О тебе не упоминали, только о ней, и среди всех треволнений о тебе и не вспомнили.