Отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь полезное о капитане, я уцепилась за имя, которое едва услышала и беспечно запомнила. Надеюсь, что я не ошибаюсь. Такой смехотворно малой картой не играют, но другой у меня нет. Я глубоко вдохнула, поспешно выдохнула и вышла из своего убежища.

Вернувшись в кабинет, я тщательно помешала чай и подула на него. Тянуть с этой церемонией долго было невозможно, так что мне пришлось посмотреть на Рэндалла. Он сидел, откинувшись в своей любимой позе, элегантно придерживая чашку, чтобы она не мешала ему видеть меня.

— Ну? — произнесла я. — И не тревожьтесь, что испортите мне аппетит, у меня его все равно нет. Что вы собираетесь со мной делать?

Он улыбнулся, сделал небольшой глоток и только потом ответил.

— Ничего.

— В самом деле? — удивленно подняла я брови. — Воображение отказывает?

— Не совсем так, — как всегда вежливо произнес он, и его взгляд, весьма далекий от вежливости, снова обежал меня.

— Нет, — повторил он, глядя на вырез моего лифа и открытую взору верхнюю часть груди. — Как бы сильно мне ни хотелось научить вас хорошим манерам, боюсь, что это удовольствие придется отложить. Я отправлю вас в Эдинбург вместе с очередными донесениями. И должен позаботиться о том, чтобы вы прибыли без видимых повреждений, иначе мое руководство решит, что я чересчур беспечен.

— В Эдинбург? — я не смогла скрыть изумления.

— Да. Полагаю, вы уже слышали о Толбуте?

Да уж, слышала. Одна из самых тошнотворных, пользующихся дурной славой тюрьма этого периода; известна грязью, преступностью, болезнями и темнотой. Многие узники, заключенные в нее, не доживали до суда. Я с трудом сглотнула, пытаясь удержать поднимающуюся в горле желчь, смешанную с чаем.

Рэндалл снова отхлебнул из чашки, очень довольный собой.

— Вам будет там очень уютно. В конце концов, вы, похоже, предпочитаете сырость и убогость. — Он с осуждением посмотрел на мокрый подол моей нижней юбки, видневшийся из-под платья. — После замка Леох вы будете чувствовать себя там, как дома.

Я очень сомневалась в том, что кухня в Толбуте была так же хороша, как у Каллума. Но даже отбросив все вопросы удобства, я не могла — не могла! — позволить ему отправить меня в Эдинбург. Замурованная в Толбуте, я должна буду попрощаться с надеждой вернуться к каменному кругу.

Настало время пойти с моей карты. Сейчас или никогда. Я подняла чашку и хладнокровно заметила:

— Как пожелаете. А что, на ваш взгляд, скажет об этом герцог Сэндрингем?

Рэндалл опрокинул свою чашку на обтянутые замшей колени и произнес несколько очень порадовавших меня слов.

— Тц-тц-тц, — с упреком заметила я.

Он осел на стуле, уставившись на меня. Чашка валялась на полу, ее коричневое содержимое впитывалось в небольшой коврик под его ногами, но Рэндалл даже не шевельнулся, чтобы позвонить. На его шее дергалась жилка.

Я отыскала стопку накрахмаленных носовых платков в верхнем ящике его стола, рядом с эмалированной табакеркой, вытащила один и протянула ему.

— Надеюсь, пятен не останется, — сладким голоском пропела я.

— Нет, — сказал капитан, не обращая внимания на платок и пристально глядя на меня. — Нет, это невозможно.

— Почему? — спросила я, всячески подчеркивая собственную беззаботность и думая при этом, что именно невозможно.

— Мне бы сообщили. А если вы работаете на Сэндрингема, какого дьявола вы ведете себя так чертовски нелепо?

— А может быть, герцог просто проверяет вашу преданность, — бросила я наугад, готовая в любую секунду вскочить на ноги.

Капитан стиснул кулаки. Хлыст для верховой езды лежал на столе, совсем рядом с ним.

Он фыркнул, услышав мое предположение.

— А может быть, вы проверяете меня на легковерность? Или на раздражительность? Заверяю вас, мадам, и то и другое чрезвычайно низко. — Его глаза подозрительно сузились, и я собралась для быстрого рывка.

Капитан прыгнул, я метнулась в сторону, схватила чайник и швырнула в него. Рэндалл уклонился, чайник с приятным грохотом ударился о дверь. Денщик, видимо, околачивавшийся за дверью, просунул внутрь голову.

Тяжело дыша, капитан нетерпеливо поманил его в комнату.

— Хватай ее, — грубо приказал он, перемещаясь к столу. Я глубоко задышала, надеясь успокоиться, но будучи не в состоянии сделать это.

Однако он не ударил меня, а просто сунул руку в нижний правый ящик, который я не успела проверить, и вытащил оттуда моток тонкой веревки.

— Что же это за джентльмен, который хранит в своем столе веревку? — негодующе воскликнула я.

— Ко всему готовый, мадам, — пробормотал он, связывая мне за спиной запястья.

— Иди, — нетерпеливо приказал он денщику, мотнув головой на дверь. — И не смей возвращаться, что бы ни услышал.

Это прозвучало весьма зловеще, и мои дурные предчувствия оправдались, когда Рэндалл снова полез в стол.

В ноже есть нечто тревожащее, поэтому даже отважные мужчины стараются уклониться от обнаженного лезвия. Я попятилась, и связанные руки уткнулись в побеленную стену. Мерзкое сверкающее острие опустилось и прижалось к моей груди.

— Нет, — весело произнес Рэндалл, — ты расскажешь мне все, что знаешь о герцоге Сэндрингеме. — Он нажал сильнее, и лезвие вдавилось в ткань платья. — У тебя есть столько времени, сколько пожелаешь, моя дорогая. Я никуда не тороплюсь. — Раздалось негромкое щелк! — острие продырявило ткань. Я чувствовала его, холодное, как страх, прямо напротив сердца.

Рэндалл медленно описал ножом полукруг под грудью. Саржа разошлась, мелькнула белая ткань сорочки, и одна грудь обнажилась. Кажется, до сих пор Рэндалл удерживал дыхание, потому что сейчас он медленно выдыхал, не отводя своего взгляда от моего.

Я скользнула в сторону, но места для маневра почти не было. Капитан прижал меня к столу, и я обеими руками вцепилась в его край. Если он подойдет ближе, думала я, может быть, у меня получится качнуться назад и ногами выбить нож из его рук. Сомневаюсь, что он собирается убить меня. Во всяком случае, не раньше, чем выяснит, что мне известно о его отношениях с герцогом. Почему-то этот вывод меня не особенно успокоил.

Рэндалл улыбнулся, его улыбка, лишая меня присутствия духа, опять напомнила Фрэнка, ту его прелестную улыбку, которая очаровывала студентов и могла растопить каменные сердца администрации колледжа. При других обстоятельствах я могла бы счесть очаровательным и этого человека, но сейчас… нет.

Рэндалл быстро шагнул вперед, всунул колено мне между бедер и придавил вниз плечи. Не удержав равновесия, я тяжело упала спиной на стол и громко вскрикнула, потому что больно прижала связанные запястья. Он встал у меня между ног, одной рукой задирая юбки, а другой вцепился в обнаженную грудь, крутя и щипая ее. Я попыталась лягнуть его, но юбки помешали. Рэндалл схватил меня за ступню и провел рукой вверх по ноге, откидывая в сторону влажные нижние юбки и задирая их мне на талию. Его рука нырнула в бриджи.

Тень дезертира Гарри, в бешенстве подумала я. Куда, во имя Господа, катится британская армия? Славные традиции, тетушка Фанни.

Вряд ли крики в центре английского гарнизона привлекут чье-нибудь внимание, но я набрала воздуха в грудь и завопила во всю мочь, скорее в знак протеста, чем для чего-нибудь еще. Я думала, он ударит или тряхнет меня, чтобы я заткнулась, но ему, совершенно неожиданно, это понравилось.

— Давай, кричи громче, сладенькая моя, — пробормотал он, расстегивая ширинку. — Если ты будешь кричать, мне это понравится гораздо сильнее.

Я посмотрела ему прямо в глаза и рявкнула:

— Чтоб ты подавился! — очень отчетливо и совершенно неуместно.

Темный локон ухарски упал ему на лоб. Он так походил на своего правнука в шестом колене, что меня охватило кошмарное желание раздвинуть ноги и принять его. Но капитан жестоко крутанул мою грудь, и это желание немедленно пропало.

Я испытывала омерзение, была безумно зла, унижена, но, как ни странно, почти не испугана… О мою ногу что-то тяжело шлепнулось, и вдруг я поняла, в чем дело. Он не мог получить удовольствие, пока я не закричу — а может быть, и тогда.

— А, вот оно что! — бросила я, и тут же получила сильную пощечину. Тогда я угрюмо замолчала и отвернулась, чтобы не впасть в соблазн добавить еще парочку опрометчивых замечаний. Изнасилует он меня или нет, я в любом случае подвергаюсь опасности из-за его неустойчивого темперамента. Отвернувшись от Рэндалла, я уловила какое-то движение в окне.

— Я буду вам очень благодарен, — произнес холодный, ровный голос, — если вы уберете руки от моей жены.

Рэндалл застыл, не убрав руку с моей груди. Джейми, пригнувшись, стоял на окне и держал в руке большой пистолет с медной рукояткой.

Рэндалл так и не двигался, словно не верил своим ушам. Потом медленно повернул голову к окну, а его правая рука, скрытая от Джейми, сползла с моей груди и медленно заскользила к ножу, лежавшему на столе возле моей головы.

— Что ты сказал? — спросил он, не веря своим ушам. Тут его рука сжала нож, он быстро повернулся и увидел, кто говорит. Рэндалл опять на мгновенье замер, а потом, расхохотался.

— Господи помоги, это же юный шотландский дикий кот! А я-то думал, что разделался с тобой раз и навсегда! Вылечил все-таки спинку? А это, ты говоришь, твоя жена? Очень, очень аппетитная малышка, очень, прямо как твоя сестра.

Нож Рэндалла, все еще скрытый, повернулся к моему горлу. Через его плечо я видела Джейми. Он стоял на окне, сжавшись, как кот, готовый прыгнуть. Дуло пистолета не колебалось; не изменилось и выражение лица Джейми. Судить о его чувствах я могла только по красноте, расползающейся по шее. Он расстегнул воротник, и небольшой шрам на горле полыхал багровым цветом.

Небрежным жестом Рэндалл неспешно поднял нож, острие почти уткнулось мне в горло. Он повернулся к Джейми.

— Может, тебе стоит бросить этот пистолет сюда — если, конечно, тебе еще не надоела семейная жизнь. Но, разумеется, если ты предпочитаешь стать вдовцом…