Ее руки нервно перебирали складки юбки, и я заметила, что у нее обгрызенные ногти.

Джейми отвлекся на группку в другом конце комнаты. Там о чем-то спорили по-гаэльски.

— А? — рассеянно переспросил он. — Нет, не думаю. Да и вообще, — заулыбался вдруг он, снова повернувшись к Лири, — это невозможно. Шестнадцатилетний шалопай, слишком занятый собственной важной персоной, не будет обращать внимание на тех, кого считает толпой курносых сопляков.

Надо полагать, его замечание должно было стать уничижительным для него, а не для слушательницы, но эффект оказался прямо противоположным. Я подумала, что Лири необходим небольшой перерыв, чтобы вновь обрести самообладание, и поспешно вмешалась:

— Нет, я совсем не знаю валлийского. Ты знаешь, о чем он поет?

— О да. — И Джейми разразился дословным пересказом песни. Это оказалась старая баллада о молодом человеке, любившем молодую женщину (ну да, о чем еще?), но, будучи бедняком, он считал себя недостойным ее и потому отправился искать счастье в морях. Юноша попал в кораблекрушение, встретил морских змеев, угрожавших ему, и русалок, зачаровавших его, пережил приключения, нашел сокровища и наконец вернулся домой, чтобы узнать, что молодая женщина обвенчалась с его лучшим другом, бывшим еще беднее, но обладавшим здравым смыслом.

— А ты бы как поступил? — решила я поддразнить Джейми. — Кем ты предпочтешь быть — юношей, не желающим жениться без денег, или ты выберешь девушку, а деньги пусть хоть провалятся?

Похоже, этот вопрос заинтересовал и Лири. Она вытянула шею, чтобы услышать ответ, одновременно притворяясь, что слушает звуки флейты, на которой как раз заиграл Гвиллин.

— Я? — Кажется, Джейми рассмешил мой вопрос. — Ну, поскольку денег у меня нет и вряд ли когда-нибудь будут, я рассчитываю найти девушку, которая выйдет за меня без них. — Он покачал головой и ухмыльнулся. — И вообще, я не перевариваю морских змеев.

Он открыл рот, собираясь что-то добавить, но тут Лири робко положила руку ему на рукав, вспыхнула и отдернула руку, словно от Джейми пыхнуло жаром.

— Шшш, — сказала она. — В смысле… он сейчас начнет рассказывать. Хочешь послушать?

— О да.

Джейми в предвкушении выдвинулся вперед, потом сообразил, что закрывает мне обзор, и заставил меня пересесть по другую сторону от себя.

Лири пришлось отодвинуться, и я заметила, что девушка от этого вовсе не в восторге. Я попыталась сказать, что мне хорошо сиделось и на прежнем месте, но Джейми проявил твердость.

— Нет, отсюда тебе будет лучше видно и слышно. А если он начнет говорить по-гаэльски, я буду шепотом переводить тебе на ухо.

Каждую часть представления барда встречали теплыми аплодисментами, но пока он играл, собравшиеся тихо болтали, и негромкий гул заглушался высокими, сладкими звуками арфы или флейты. Но теперь зал погрузился в некое молчаливое ожидание. Голос Гвиллина-рассказчика был таким же ясным, как и Гвиллина-певца, и каждое слово без напряжения доносилось во все уголки высокого, холодного зала.

— Когда-то, двести лет назад… — Он говорил по-английски, и я вдруг ощутила déja vu. Именно так говорил наш гид на озере Лох Несс, рассказывая нам легенды Великого Глена.

Только Гвиллин рассказывал не о призраках, а о маленьком народце.

— Жил подле Дундреггана клан маленького народца, — начал он. — И холм, что высится там, назван в честь дракона, обитавшего рядом, дракона, которого Фьонн убил и похоронил на месте, где он упал, потому и назвали так этот дун. А после смерти Фьонна и Фейнна маленький народец, пришедший жить в этом дуне, пожелал, чтобы у младенцев фей кормилицами стали человеческие женщины, потому что есть у человека нечто, чего нет у феи, и маленький народец надеялся, что это «нечто» перейдет через молоко кормилиц к их собственным детям.

— И вот Эван Макдональд из Дундреггана кормил в темноте своих животных той самой ночью, когда его жена родила своего первого сына. Мимо прошелестел порыв ветра, и в дыхании ветра он услышал, как вздохнула его жена. Она вздохнула, как вздыхала перед тем, как родился младенец, и, услышав ее там, Эван Макдональд повернулся и вонзил свой кинжал в ветер во имя Святой Троицы. И его жена, целая и невредимая, упала на землю рядом с ним.

Раздалось общее «ах», и за этой сказкой последовали другие, об уме и изобретательности маленького народца, и еще другие, об отношениях маленького народца с человеческим миром. Одни он рассказывал по-гаэльски, другие — по-английски, видимо, выбирая тот язык, который лучше подходил к ритму слов, потому что все до одной сказки рассказывались невообразимо прекрасно, не говоря уже об их содержании.

Верный обещанию, Джейми тихо переводил для меня с гаэльского, так быстро и легко, что я подумала — он, должно быть, слышал их много раз. Одна сказка особенно меня тронула, про человека, который поздно вечером оказался на холме фей и услышал пение женщины, «горестное и печальное», со скал на холме. Он прислушался и разобрал слова:

— Я — жена лэрда Балнейна, народец снова похитил меня.

И слушатель поспешил в дом Балнейна и обнаружил, что лэрда нет, пропала и его жена с младенцем-сыном. Тогда человек быстро нашел священника и привел его на холм фей. Священник благословил камни дуна и окропил их святой водой. Внезапно ночь сделалась еще темнее, и послышался похожий на гром грохот. Потом из-за туч выглянула луна и осветила женщину, жену Балнейна. Она без сил лежала на траве, держа в объятиях сына. Женщина так устала, словно долго путешествовала, но не могла рассказать ни где она была, ни как попала сюда.

Сидевшие в зале тоже хотели рассказать свои истории, так что Гвиллин сел на стул отдохнуть и отхлебнуть вина, в то время как рассказчики сменяли друг друга у камина, рассказывая истории, захватившие зал.

Я их толком не слышала, потому что меня захватили мои собственные мысли. Они теснились в голове под влиянием вина, музыки и сказочных легенд.

— Однажды, двести лет назад…

Во всех здешних историях всегда упоминаются двести лет, сказал в моей памяти голос преподобного мистера Уэйкфилда. То же самое, что много-много лет назад. И женщины, попавшие в ловушку среди камней на холмах фей, прибывшие издалека, обессилевшие; женщины, не знавшие, где они побывали и как попали туда.

Я почувствовала, как волоски на моих руках встали дыбом, словно от холода, и тревожно потерла руки. С 1946 до 1743 — да, очень близко. И женщины, путешествовавшие среди скал… Тут я подумала — всегда только женщины?

Потом мне пришло в голову еще кое-что. Женщины возвращались. Святая вода, заклинание или кинжал, но они возвращались. Значит, вероятно — только вероятно! — это возможно. Я должна вернуться к торчащим камням на Крейг на Дун. От поднявшегося возбуждения меня слегка затошнило, и я потянулась к кубку с вином, чтобы успокоиться.

— Осторожно!

Я задела пальцами край почти полного хрустального кубка, который так беспечно поставила на скамью рядом с собой, но тут длинная рука Джейми метнулась через мои колени и спасла кубок от падения. Он поднял его, аккуратно держа за ножку двумя пальцами, и провел им, принюхиваясь, у себя перед носом. Вскинул брови и протянул кубок мне.

— Рейнское, — беспомощно объяснила я.

— Ага, знаю, — ответил он все с тем же вопросительным выражением лица. — Каллум?

— Ну да. Хочешь попробовать? Очень хорошее вино.

Я немного неуверенно протянула ему бокал. Он на мгновенье замялся, потом взял его и сделал небольшой глоток.

— Ага, хорошее, — и вернул мне кубок. — Но оно еще и двойной крепости. Каллум пьет его вечерами, потому что у него очень болят ноги. Сколько ты уже выпила? — спросил Джейми и, прищурившись, посмотрел на меня.

— Два, нет, три бокала, — с достоинством заявила я. — Ты что, намекаешь, что я пьяна?

— Нет, — отозвался Джейми, снова вскинув брови. — Я впечатлен тем, что ты не пьяна. Обычно все, пьющие с Каллумом, лежат под столом после второго кубка. — Он протянул руку и снова отобрал у меня кубок. — И все-таки, — твердо добавил он, — я думаю, тебе лучше этого больше не пить, иначе не поднимешься вверх по лестнице.

Джейми не спеша сам осушил мой бокал и протянул его Лири, даже не взглянув на нее.

— Отнеси обратно, хорошо, девочка? — небрежно бросил он. — Уже поздно. Думаю, стоит проводить мистрисс Бичем в ее комнату.

Джейми подхватил меня под локоть и повлек в сторону арки, а девушка уставилась нам вслед таким взглядом, что я по-настоящему обрадовалась, что взгляды не убивают.

Джейми довел меня до комнаты и, к моему удивлению, вошел за мной вслед. Правда, удивление тут же испарилось, потому что он закрыл дверь и тут же сбросил рубашку. Я совсем забыла про повязку, которую собиралась снять уже два дня!

— Я буду счастлив снять ее, — сказал он, потирая сложное устройство у себя под рукой. — Она мне тут все натерла.

— Удивляюсь, как это ты ее сам не снял, — произнесла я, развязывая узлы.

— Боялся, после того, как ты меня отругала за первую, — нахально ухмыльнулся Джейми. — Думал, ты мне задницу надерешь, если я к ней прикоснусь.

— Надеру прямо сейчас, если не сядешь и не замолчишь, — ответила я, не обращая внимания на насмешку, схватила его за здоровое плечо и сильно потянула, усаживая на табуретку у кровати. Потом сняла «упряжь» и осторожно проверила плечо. Небольшая опухоль еще оставалась, и синяки тоже, но, к счастью, никаких признаков порванных мышц.

— Если ты так стремился избавиться от повязки, что ж не позволил мне снять ее сегодня днем?

Его поведение в загоне озадачило меня тогда и продолжало удивлять сейчас, потому что я увидела покрасневшую, натертую кожу — грубые края льняной ткани растерли ее чуть ли не до живого мяса. Я осторожно заглянула под повязку на рану, но там все было хорошо.

Джейми искоса взглянул на меня, а потом с глуповатым видом уставился в пол.

— Ну, это… а, я просто не хотел снимать рубашку перед Эликом.