Диана Гэблдон - Чужеземец. Книга 1

Автор хотел бы поблагодарить…

Джеки Кэнтор, великолепного редактора, чей «безграничный энтузиазм» столь активно повлиял на то, чтобы эта история попала под обложку.

Перри Ноултон, агента с непогрешимыми суждениями, говорившего:

— Действуй, расскажи эту историю так, как ее должно рассказать: укорачиванием мы займемся потом.

Моего мужа Дуга Уоткинса, который, хотя и стоял у меня за спиной, говоря:

— Если это Шотландия, то почему никто не говорит «Тьфу, черт»? — но тем не менее провел немало времени, гоняя детей со словами: — Мама пишет! Не трогайте ее!

Мою дочку Лауру, которая надменно говорила друзьям:

— Моя мама пишет книги!

Моего сына Сэмюэля, который, когда его спросили, чем мама зарабатывает на жизнь, нерешительно ответил:

— Ну, она много смотрит в компьютер.

Мою дочь Дженнифер, говорившую:

— Подвинься, мам, моя очередь печатать!

Джерри О'Нилла, первого читателя и капитана команды болельщиков, а также остальных членов моего личного квартета поддержки: Джанет Макконнефи, Маргарет Дж. Кэмпбелл и Джона Л. Майерса, читающих все, что я пишу и тем самым поддерживающих во мне желание писать дальше.

Доктора Гари Хоффа за проверку медицинских подробностей и любезное объяснение того, как следует вправлять вывихнутое плечо.

Т. Лоренса Туохи за подробности военной истории и костюма Роберта Риффла за то, что объяснил разницу между буковицей и брионией, перечислил все известные виды незабудок и выяснил, что в Шотландии действительно растут осины.

Вирджинию Кидд за то, что она прочитала первые главы рукописи и убедила меня продолжать писать.

Алекса Крислова за совместное с другими системными администраторами управление самым необыкновенным электронным литературным коктейльно-вечерним-писательским инкубатором в мире — Литературным форумом Compu-Serve…

А также… многочисленных участников Литфорума: Джона Смита, Джона Симпсона, Джона А. Майерса, Джадсона Джерома, Анджелию Дорман, Зильгию Куафаи… и других — за шотландские народные песни, латинскую любовную лирику и за смех (и слезы) в нужных местах.

Это совсем не походило на место, подходящее для исчезновения, во всяком случае, на первый взгляд. «У миссис Брэнд» ничем не отличался от тысяч таких же постоялых дворов на севере Шотландии в 1946 году: опрятный и тихий, с выцветшими обоями в цветочек, надраенными полами и платным нагревателем для воды в ванной комнате. Сама миссис Брэнд была маленькой и добродушной и не протестовала, когда Фрэнк забивал все пространство крошечной гостиной, уставленной букетами шиповника, горами книг и бумаг, с которыми он обычно путешествовал.

Я столкнулась с миссис Брэйд в передней, когда собиралась уходить. Она остановила меня, схватив пухлой рукой за плечо, и погладила меня по голове.

— Господи, боже, миссис Рэндалл, вы не можете вот так идти! Давайте-ка я поправлю вам здесь. Вот так! Так-то лучше. Знаете, двоюродная сестра рассказывала, она попробовала новый перманент: получается великолепно и держится — просто мечта. Может, в следующий раз вам тоже лучше им воспользоваться?

У меня не хватило решимости объяснить ей, что в своенравности моих светло-каштановых кудрей была повинна исключительно природа, а вовсе не халатность со стороны производителей средств для химической завивки. Ее собственные намертво склеенные лаком локоны не страдали подобной несговорчивостью.

— Да, я так и сделаю, миссис Брэйд, — солгала я. — Я собиралась выйти всего лишь, чтобы встретиться с Фрэнком. Мы вернемся к чаю. — Я ринулась прочь из дверей и побежала по дорожке прежде чем она успела бы обнаружить еще какие-нибудь дефекты в моей недисциплинированной внешности. После пяти лет работы военной медсестрой я наслаждалась возможностью избавиться от формы, позволяя себе надевать яркие блузки и длинные юбки, совершенно не приспособленные для того, чтобы продираться в них по кустам.

Не то, чтобы я вообще собиралась этим заниматься: мои мысли были гораздо больше посвящены сну до середины утра и долгим ленивым дням в постели с Фрэнком — без сна. Хотя поддерживать томную романтическую атмосферу, когда прямо за дверью миссис Брэйд методично орудовала пылесосом, было достаточно сложно.

— Судя по всему, это самый грязный кусок ковра во всей северной Шотландии, — заметил Фрэнк тем утром, пока мы лежали в постели, слушая чудовищные завывания пылесоса в коридоре.

— Примерно такой же грязный, как умишко нашей хозяйки, — согласилась я. — Может быть, нам следовало бы в конечном счете поехать в Брайтон. — Мы избрали север Шотландии в качестве места для отпуска прежде чем Фрэнк вступит в должность профессора истории в Оксфорде на том основании, что Шотландия была не столь сильно затронута ужасами войны, как остальная Британия, и была менее восприимчива к послевоенному исступленному веселью, захлестнувшему более популярные места отдыха.

И хотя это и не обсуждалось, думаю, мы оба чувствовали, что это станет символическим местом, в котором мы сможем восстановить наш брак: мы поженились и провели двухдневный медовый месяц в горах совсем незадолго до начала войны семь лет назад. Тихое пристанище, где, как мы, не отдавая себе в этом отчета, думали, можно заново открывать друг друга, поскольку, тогда как самые популярные в Шотландии уличные развлечения — гольф и рыбалка, то наиболее общепринятый вид спорта для дома — болтовня. И если на улице идет такой сильный дождь, какой может быть только в Шотландии, людям приходится посвящать болтовне кучу времени.

— Куда это ты? — спросила я, когда Фрэнк спустил ноги с кровати.

— Будет весьма досадно, если старушка в нас разочаруется, — ответил он. Сидя на краю антикварной кровати, он мягко приподнимался и опускался, производя пронзительный ритмичный скрип. Шум в коридоре мгновенно стих. Попрыгав так минуты две, он издал протяжный театральный стон и рухнул навзничь, заставив пружины матраса протестующе скрипнуть. Я беспомощно хихикала в подушку, чтобы не спугнуть напряженную тишину за дверью.

Фрэнк нахмурился, взглянув на меня.

— Предполагалось, что ты должна стонать в экстазе, а не хихикать, — шепотом увещевал он меня. — Она вообразит, что я недостаточно хороший любовник.

— Тебе придется поработать подольше, если ты рассчитываешь на экстатические стоны, — ответила я. — Две минуты не заслуживают ничего, кроме смеха.

— Эгоистичная девчонка. Я приехал сюда, чтобы отдохнуть, забыла?

— Лодырь. Тебе никогда не удастся прирастить новую ветвь к семейному древу, если ты не удосужишься продемонстрировать чуть больше усердия, чем в этот раз.

Страсть Фрэнка к генеалогии была еще одной причиной поездки именно в горы.

Если верить одному из потрепанных клочков бумаги, которые он таскал с собой туда-сюда, один из его дальних предков имел какое-то отношение к чему-то или кому-то в этих краях в середине восемнадцатого — или это был семнадцатый? — века.

— Если я останусь бездетным пнем в своем семейном древе, виновата в этом будет вне всяких сомнений наша неутомимая хозяйка там, за дверью. В конечном счете, мы женаты уже семь лет. Маленький Фрэнк будет вполне законнорожденным, даже если у нас не будет свидетелей, способных подтвердить факт зачатия.

— Если он вообще будет зачат, — мрачно сказала я. Нас уже постигло одно разочарование за неделю до того, как мы ретировались в Шотландию.

— Со всем этим бодрящим свежим воздухом и здоровой диетой? Где же еще нам пытаться, как не здесь? — На поздний ужин вчера вечером была селедка — жареная. На обед была селедка — маринованная. А пряный запах, доносящийся с лестницы, прозрачно намекал, что на завтрак тоже будет селедка — копченая.

— Пока ты не надумал устроить очередное показательное выступление для миссис Брэйд, — предложила я, — лучше оденься. Ты ведь, кажется, встречаешься с пастором в десять. — Его преподобие мистер Реджинальд Уэйкфилд, глава местного прихода, должен был предоставить Фрэнку для проверки какие-то захватывающе интересные баптистские протоколы, не говоря уж о роскошной подшивке, собранной им из полуистлевших военных донесений или чего-то в этом роде, в которых встречались упоминания о пресловутом предке.

— Так как, ты говорил, звали твоего в шестом колене прадеда? — спросила я. — Того, который разводил кур во времена одного из бунтов? Не помню, Уилл он был или Уолтер.

— Вообще-то он был Джонатан. — Фрэнк философски воспринимал мое полное безразличие к истории семьи, но всегда был настороже, готовый превратить малейшее проявление любопытства в предлог для того, чтобы поведать все известные на сегодняшний день факты о старых Рэндаллах и их родне. Он продолжал застегивать пуговицы на рубашке, но его глаза вспыхнули страстным огоньком фанатика.

— Джонатан Уолвертон Рэндалл — Уолвертон в честь дяди его матери, мелкого рыцаря из Суссекса. Он, правда, был более известен под лихим прозвищем «Черный Джек», которое ему дали в армии, вероятно, в то время, когда его гарнизон был в этих краях. — Я уткнулась лицом в подушку и притворно захрапела. Не обращая на меня внимания, Фрэнк продолжал излагать свои научные гипотезы: — Он купил должность в середине тридцатых — то есть 1730-х — и служил капитаном драгун. Если верить тем старым письмам, которые мне переслала кузина Мэй, дела в армии у него шли хорошо. Разумный выбор для второго сына, знаешь ли: его младший брат тоже поступил согласно традиции, став викарием, но я еще не нашел о нем достаточно материалов. В любом случае Джек Рэндалл получил награду от герцога Сэндрингема за действия до и во время сорок пятого — второго бунта якобитов, ты понимаешь. — Он рассыпался с целью просветить невежественную публику в моем лице. — Знаешь, принц Чарли и все эти…