– Все в порядке. Немного кровит, это ничего. Худо, если потечет светлая кровь и ее будет много, а так все правильно.

Мы все уселись в ожидании. Миссис Мартинс тихонько и проникновенно разговаривала с Дженни и растирала ей поясницу, нажимая посильнее во время схваток. Боли участились; Дженни стискивала зубы и тяжело дышала через нос, а когда боль делалась нестерпимой, негромко стонала. Волосы у нее стали влажными от испарины, лицо покраснело от напряжения. Теперь, глядя на нее, я наконец поняла справедливость выражения «родовые муки». Рождение ребенка оказалось чертовски тяжелой работой.

За следующие два часа особых изменений не произошло. Дженни, поначалу способная отвечать на вопросы, теперь на них не отзывалась и, когда ее отпускало, лежала молча, лицо за считаные секунды из красного делалось совершенно белым. После очередного приступа она поманила меня к себе.

– Если ребенок выживет, – задыхаясь, проговорила она, – и если это девочка… ее имя Маргарет. Скажи Айену… назовите ее Маргарет Элен.

– Да, конечно, – успокоила ее я. – Но ты и сама ему об этом скажешь. Осталось недолго.

Она затрясла головой, не соглашаясь, но тут же сжала зубы от боли – схватки возобновились. Миссис Мартинс взяла меня за руку и увела от кровати.

– Не принимайте это близко к сердцу, милочка, – сказала она невозмутимо. – Им всем кажется, что они непременно умрут.

– О, – с некоторым облегчением выдохнула я.

– Но имейте в виду, – продолжала она, – что и это бывает.

Мне показалось, что акушерка обеспокоена: боли все продолжались без видимых изменений в состоянии роженицы. Дженни ужасно устала; когда боль на время прекращалась, тело ее обмякало и она начинала дремать, словно ища избавления в кратких промежутках сна.

– Может, ребенок идет ягодичками? – решилась я задать вопрос, хоть и боялась задеть профессиональную гордость опытной повитухи.

Но миссис Мартинс такое предположение не обидело; морщинки между бровей углублялись при каждом взгляде на исстрадавшуюся роженицу.

Едва ослабела следующая схватка, миссис Мартинс отбросила простыню, подняла ночную рубашку и принялась за дело. Быстрыми, искусными пальцами она нажимала тут и там на огромный бугор живота. Казалось, эти прикосновения сами по себе вызывают новые приступы – во всяком случае, во время очередного неумолимого наступления боли ощупывание стало невозможным. Миссис Мартинс слегка отступила от кровати и, механически притопывая ногой, смотрела, как корчится Дженни. Та вдруг ухватила простыню и разорвала ее с резким треском. Это словно бы послужило сигналом для миссис Мартинс – она вернулась к кровати и обратилась ко мне:

– Уложите-ка ее на спину, милочка.

На вопли Дженни она попросту не обращала внимания, и я подумала, что уж к чему-чему, а к воплям она привыкла. При следующем расслаблении акушерка приступила к действию. Нащупав ребенка сквозь утратившие на время напряженность стенки матки, она попыталась повернуть его. Дженни закричала и рванулась из моих рук – началась очередная схватка.

Миссис Мартинс сделала новую попытку. Еще. И еще. И добилась успеха: внезапное и необычное движение, бесформенный выступ повернулся под руками акушерки. Тотчас же изменились и очертания живота Дженни – дело явно шло к завершению.

– Тужься.

Дженни повиновалась, а миссис Мартинс опустилась на колени возле кровати. Как видно, она углядела серьезное продвижение, потому что поспешно вскочила на ноги и схватила бутылочку, оставленную ею на столике, когда она только пришла. Она вылила из бутылочки себе на пальцы немного жидкости, похожей на какое-то масло, и начала осторожно втирать ее Дженни между ног. Дженни завопила, протестуя против этих прикосновений, потому что боль возобновилась, и миссис Мартинс убрала руку. Но вот роженицу снова отпустило, и миссис Мартинс возобновила массаж, что-то мурлыкая на ухо своей пациентке, убеждая ее, что «все хорошо… отдохни немного… а теперь… тужься!»

Во время следующей схватки акушерка положила руку Дженни на живот и сильно надавила вниз. Дженни закричала, но миссис Мартинс на этот раз не убрала руку, пока схватка не завершилась.

– В следующий раз нажимайте вместе со мной, – сказала мне акушерка. – Уже совсем близко.

Я наложила свои руки поверх рук миссис Мартинс, и по ее знаку мы поднажали вместе. Дженни с глубоким, победным стоном натужилась – и между ног у нее показалась скользкая маленькая макушка. Дженни уперлась ногами в матрас, натужилась еще раз – и Маргарет Элен Муррей выскочила на белый свет, словно смазанный маслом поросенок.

Немного погодя, кончив вытирать улыбающееся лицо Дженни влажным платком, я выглянула в окно. Время близилось к закату.

– Со мной все хорошо, – сказала Дженни. – Просто отлично.

Широкая улыбка, которой она приветствовала явление на свет своей дочери, сменилась иной – менее сияющей, но умиротворенной. Она подняла еще неуверенную руку и взяла меня за рукав.

– Пойди скажи Айену, – попросила она. – Он там, наверное, волнуется.

На мой взгляд, все выглядело иначе. Сцена в кабинете, где уединились Айен и Джейми, напоминала преждевременную попойку по случаю торжественного события. Пустой графин в окружении нескольких бутылок стоял в буфете, а в комнате витало мощное облако алкогольных паров.

Гордый отец, по-видимому, выбыл из игры, опустив голову на письменный стол лэрда. Сам лэрд был еще в бодрствующем состоянии, хоть и с затуманенным взором; прислонившись к стене, он мигал глазами, как сова.

Разгневанная, я решительной поступью подошла к письменному столу, схватила Айена за плечо и начала грубо трясти, не обращая внимания на предупреждение Джейми, который выпрямился и произнес:

– Англичаночка, подожди…

Айен был не вполне в отключке. Он неохотно поднял голову и обратил ко мне застывшее, напряженное лицо с унылыми жалкими глазами. Я вдруг поняла, что он подумал, будто я пришла сообщить о смерти Дженни.

Я ослабила хватку и ласково похлопала его по плечу.

– С ней все хорошо, – сказала я мягко. – У тебя родилась дочь.

Он снова уронил голову на руки, и я отпустила его; его худые плечи содрогались, и Джейми гладил его по спине.

Страдальцы ожили, привели себя в порядок, и семьи Фрэзеров и Мурреев собрались в комнате Дженни на праздничный ужин. Маленькая Маргарет, приведенная в полный порядок и завернутая в небольшое одеяльце, была вручена отцу, который принял своего нового отпрыска с выражением блаженной почтительности.

– Здравствуй, маленькая Мэгги, – прошептал он, тихонько дотрагиваясь кончиком пальца до крошечного носика.

Новорожденная дочь, ничуть не взволнованная знакомством, открыла глаза, сосредоточилась, выпрямилась и написала папаше на рубашку.

После короткой и веселой суматохи, вызванной этим недостатком хороших манер, маленький Джейми сумел улизнуть из-под надзора миссис Крук и прыгнул на кровать к матери. Дженни негромко вскрикнула от боли, но протянула руку и привлекла мальчика к себе, махнув миссис Крук, чтобы она не забирала его от нее.

– Моя мама! – заявил он, прижимаясь к ней.

– Конечно, чья же еще? – согласилась она. – Иди сюда, малыш.

Она обняла его, поцеловала в макушку, и мальчик, успокоившись, прильнул к ней. Дженни пригладила сыну волосы.

– Положи головку вот сюда, – сказала она. – Тебе пора спать. Ложись.

Умиротворенный ее присутствием, мальчик засунул в рот большой палец и уснул.

Когда пришел его черед подержать на руках новорожденную, Джейми проявил примечательные способности, уложив крохотную пушистую головенку в ладонь, словно теннисный мячик. Казалось, он неохотно вернул малышку матери, и Дженни прижала дочку к груди, что-то нежно ей напевая.

Мы наконец вернулись к себе в спальню, которая была такой тихой и пустой по сравнению с трогательной семейной картиной, только что оставленной нами: Айен стоит на коленях у постели жены, положив руку на маленького Джейми, а Дженни баюкает новорожденную. Лишь теперь я поняла, до какой степени я устала: почти двадцать четыре часа прошло с того времени, как Айен разбудил меня.

Джейми тихонько затворил дверь. Не говоря ни слова, подошел сзади и начал расстегивать платье. Его руки обвились вокруг меня, а я с благодарностью оперлась на него. Он наклонился поцеловать меня, я повернулась и обняла его за шею. Я чувствовала не только усталость, но также нежность и печаль.

– Может, оно и к лучшему, – медленно проговорил Джейми, обращаясь как бы к самому себе.

– Что к лучшему?

– Что ты бесплодна.

Лицо мое было спрятано у него на груди, но он должен был ощутить, как я напряглась.

– Я узнал об этом давно. Джейлис Дункан сказала вскоре после нашей свадьбы.

Он ласково погладил меня по спине.

– Вначале я огорчился, но потом начал думать, что это к лучшему. При нашей жизни нам было бы очень трудно с ребенком. А теперь… – Он слегка вздрогнул. – Теперь я даже радуюсь этому, я не хотел бы, чтобы ты так мучилась.

– А я бы не возражала, – после долгого молчания сказала я, думая о круглой пушистой головенке и крошечных пальчиках.

– А я возражаю.

Он поцеловал меня в макушку.

– Я видел лицо Айена, оно было такое, словно его собственная плоть разрывается, когда кричит Дженни.

Мои руки лежали у него на спине, трогая жесткие рубцы.

– Сам я могу вынести боль, свою собственную, но не мог бы вынести твою. Для этого потребовалось бы куда больше сил, чем есть у меня.

Глава 33

Стража

Дженни быстро оправилась после рождения Маргарет и настояла, чтобы ей позволили спуститься вниз на другой день после родов. Под совместным нажимом Айена и Джейми она с неохотой согласилась не заниматься никакой работой, а только наблюдать за всем и отдавать распоряжения с широкого дивана в гостиной, где она устроилась, поставив рядом колыбельку Маргарет.

Однако, не в состоянии сидеть без дела, она уже через день или два успела побывать в кухне, а потом вышла и в садик. Сидя на ограде и придерживая тепло укутанного ребенка, который был уложен на перекинутую через плечо Дженни специальную перевязь, она составляла мне компанию, в то время как я делала одновременно два дела: обрезала сухие плети с виноградной лозы и присматривала за огромным котлом для кипячения белья. Миссис Крук и служанки уже вынули из котла чистое белье, чтобы развесить его для просушки; я дожидалась, когда вода достаточно остынет – тогда ее можно будет вылить.