Джон Макри связал мне руки впереди, захлестнув веревку петлей вокруг запястий, оставив свободный конец длиной в несколько футов. Проделывая все это, он выглядел пристыженным, но глаз на меня не поднимал, и было ясно, что ожидать от него помощи и снисходительности нечего: он находился во власти той же толпы, что и я.

Джейли была тут же, и с ней, конечно, обращались подобным образом. Я заметила, как взметнулись на ветру ее платиновые волосы. Руки мои поднялись над головой, когда конец веревки перекинули через сук большого дуба и подтянули его. Я скрежетала зубами, дав волю своей ярости: только так я могла бороться со страхом. Толпа замерла в ожидании; изредка раздавались возбужденные возгласы и выкрики.

— Задай ей, Джон! — проорал кто-то. — Принимайся за дело!

Джон Макри, чувствительный к чисто театральной стороне своего занятия, поднял плеть на уровень пояса и окинул взглядом толпу. Потом подошел ко мне и осторожным движением повернул меня лицом к стволу дерева, так что я почти касалась грубой коры. Отступил шага на два, размахнулся — и опустил плеть.

Потрясение оказалось сильнее боли. Только после нескольких ударов я поняла, что стражник по мере возможности старался щадить меня. Один или два удара были настолько сильными, что содрали кожу; эти места очень жгло.

Я крепко зажмурилась и прижалась щекой к дереву, стараясь всем напряжением сил отвлечься от происходящего — быть где-то еще… И вдруг я услышала нечто, немедленно вернувшее меня в реальность.

— Клэр!

Веревка, которой были обмотаны мои запястья, имела достаточную слабину, чтобы я могла повернуться лицом к толпе. Мой неожиданный рывок привел к тому, что стражник полоснул плетью по воздуху, потерял равновесие и ударился головой о сук. Это произвело сильное воздействие на толпу, которая разразилась руганью и насмешками по адресу Джона.

Волосы упали мне на глаза и прилипли к лицу, мокрому от пота и слез. Я замотала головой, и в конце концов, хоть и глядя искоса, глаза мои подтвердили то, что услыхали уши.

Джейми пробивал себе дорогу сквозь плотно сбитую толпу, безудержно используя преимущество своего роста и силы.

Я почувствовала себя как генерал Макалиф в Бастони при виде третьей армии Паттона. Несмотря на страшную опасность, угрожавшую Джейли, мне и самому Джейми, я никогда не была еще так счастлива при виде кого-либо.

— Это муж ведьмы! Это ее муж! Вонючий Фрэзер! Преступник! — Эти и им подобные возгласы раздавались в толпе вместе с проклятиями и оскорблениями, относившимися ко мне и Джейли. — Хватайте его тоже! Сжечь их! Сжечь их всех!

Массовая истерия, на время ослабленная происшествием со стражником, вспыхнула с новой силой.

Помощники стражника кинулись к Джейми, стараясь удержать его, и он вынужден был остановиться. На каждой руке у него повисло по человеку, но он все же тянулся одной рукой к поясу. Полагая, видимо, что он тянется за ножом, один из стражей закона сильно ударил его в живот.


Джейми слегка пригнулся, потом выпрямился и въехал локтем в нос тому, кто его ударил. Временно освободив одну конечность, он не обращал внимания на то, что в другую вцепился второй противник. Джейми сунул руку в спорран, потом поднял ее и что-то бросил, но, прежде чем это что-то взлетело в воздух, до меня донесся крик:

— Клэр! Стой неподвижно!

Не слишком у меня много возможностей двигаться, успела в изумлении подумать я. Темный предмет летел прямо мне в лицо, и я чуть было не попятилась, но вовремя остановилась. Предмет ударился о мою голову — и темные бусины четок упали мне на плечи, аккуратно обмотавшись вокруг шеи, словно болас.[3] Впрочем, не совсем аккуратно: нитка зацепилась за правое ухо. Глаза у меня заслезились от резкого удара, я встряхнула головой, и четки легли на место, а распятие повисло между обнаженными грудями.

На лицах тех, кто стоял в первом ряду, выразилось испуганное удивление. Их внезапное молчание подействовало на остальных, и возбужденный рев прекратился. Голос Джейми, обычно мягкий даже в гневе, зазвенел в тишине, на этот раз в нем мягкости не осталось и следа:

— Разрежьте веревку!

Помощники стражника уже слиняли, и толпа расступилась перед Джейми, когда он двинулся вперед. Макри, разинув рот, глядел, как он приближается.

— Я сказал, разрежь веревку! Ну!

Стражник, выведенный из оцепенения надвигающимся на него апокалиптическим видением огненно-волосой смерти, задвигался и поспешно извлек свой кинжал. Перерезанная веревка, дернувшись, упала, и руки мои повисли, словно две палки, и заныли от боли. Я пошатнулась и упала бы, но крепкая и такая знакомая рука подхватила меня под локоть и помогла выпрямиться. Я прижалась лицом к груди Джейми, и теперь мне ничего не было страшно.

Должно быть, я на несколько мгновений потеряла сознание или так мне показалось от переполнившего меня чувства вызволения. Когда я опомнилась, Джейми держал меня, обняв за талию, а его плед был наброшен мне на плечи, укрывая от таращившихся глаз жителей деревни. Кругом по-прежнему гудели голоса, но в них уже не слышалось буйной и радостной жажды крови.

Голос Матта — а может, то был Джефф? — прорезался сквозь общий гул:

— Кто вы такой? Как вы посмели вмешаться в расследование суда?

Я скорее почувствовала, чем увидела, как толпа подалась вперед.

Джейми был большой и сильный, он был вооружен, но тем не менее он был один. Я теснее прильнула к нему, он прижал меня крепче правой рукой, но левая скользнула к ножнам на бедре. Серебристо-голубоватое лезвие со зловещим присвистом наполовину показалось из ножен, и передняя линия толпы замерла.

Однако судьи были сделаны из более стойкого материала. Выглянув из своего укрытия, я увидела, что Джефф уставился на Джейми. Матт казался скорее ошеломленным, нежели возмущенным.

— Вы осмеливаетесь восставать против Божьего суда? — провещал во гневе толстый маленький судья.

Джейми выхватил палаш полностью из ножен и воткнул его в землю, так что рукоятка задрожала от силы удара.

— Я восстал на защиту этой женщины и на защиту правды, — ответил Джейми. — Если кто-либо здесь выступает против них обеих, пусть ответит мне, а потом уже Богу.

Судья заморгал, словно бы не в состоянии поверить в возможность подобного поведения, затем снова перешел в нападение:

— Вы не имеете права нарушать работу этого суда, сэр! Я требую, чтобы вы немедленно отпустили обвиняемую. А ваш поступок будет рассмотрен немедленно.

Джейми смотрел на судей с величайшим спокойствием. Я слышала тяжелое биение его сердца, но его руки были тверды, словно камень, одна оставалась на рукоятке палаша, вторая — на кинжале у пояса.

— Что касается этого, сэр, то я принес обет у алтаря Господа защищать эту женщину. И если вы утверждаете, что ваша власть превыше власти Всемогущего Бога, то я должен сообщить вам, что не разделяю подобное мнение.

Последовавшее за его словами молчание было прервано негромким смешком, который эхом повторился там и сям в толпе. Если симпатии собравшихся и не перешли, на нашу сторону, то все же та сила, которая несла нас к гибели, была сломлена.

Джейми взял меня за плечо и повернул. Было невыносимо тяжело повернуться лицом к толпе, но я знала, что должна это сделать. Я подняла голову как можно выше и видела теперь не лица людей, а то, что находилось далеко за ними, — маленькую лодку на самой середине озера. И я смотрела на нее, пока у меня не заслезились глаза.

Джейми, придерживая плед, в который я была закутана, приспустил его так, чтобы открылись мои плечи и шея. Он взялся за темные четки и подвигал их из стороны в сторону.

— Янтарь обжигает кожу ведьмы, не так ли? — обратился он к судьям. — И, как мне думается, еще сильнее обжигает ее крест Господа Нашего. Но смотрите. — Он поддел пальцем четки и приподнял распятие. Кожа моя была совершенно белой, без отметин, если не считать той грязи, которая попала на нее в тюремной норе. Толпа отозвалась общим вздохом и невнятным ропотом.

Смелость, холодное присутствие духа и врожденное умение произвести эффект. Колам Макензи по-своему не зря опасался честолюбивых притязаний Джейми. Боялся он, разумеется, и того, что я могу разоблачить происхождение Хэмиша, и его поступок со мной был вполне объясним в этом свете. Объясним, но непростителен.

Настроение толпы колебалось то в одну, то в другую сторону. Жажда крови, которая владела ею раньше, теперь вроде бы улетучилась, но она могла и вернуться новой, еще более высокой волной и сокрушить нас. Матт и Джефф переглядывались в нерешительности; застигнутые врасплох неожиданным поворотом событий, они явно потеряли контроль над ситуацией.

И Джейлис Дункан воспользовалась замешательством. Не знаю, был ли какой-то обнадеживающий смысл в этом для нее самой. Во всяком случае, она вызывающе перекинула через плечо свои сияющие волосы и ринулась в прорыв очертя голову.

— Эта женщина — не колдунья, — заявила она напрямик. — А я колдунья.

Представление, которое устроил Джейми, померкло по сравнению с этим выпадом. В реве толпы потонули голоса судей, вопросы и восклицания.

Нельзя было найти объяснение тому, что она думала и чувствовала — не более, чем всегда. Ее высокий белый лоб был чист, большие зеленые глаза горели своего рода весельем. Она стояла, выпрямившись, в своем изорванном платье, перемазанная грязью, и смотрела на своих обвинителей сверху вниз. Едва суета немного улеглась, она заговорила, не снизойдя до того, чтобы возвысить голос, но заставив всех прислушаться к себе:

— Я, Джейлис Дункан, признаю, что я ведьма и возлюбленная Сатаны…

Это признание вызвало новую бурю выкриков, и она сполнейшим терпением дожидалась, пока наступит тишина.

— Я признаю, что, повинуясь своему господину, я умертвила своего мужа Артура Дункана посредством колдовства. — При этих словах она искоса взглянула на меня и, поймав мой взгляд, еле заметно улыбнулась. Ее глаза остановились на женщине в желтой шали, но не смягчились. — По злому умыслу я произнесла заклинание над ребенком-оборотнем, и он умер, а похищенное человеческое дитя осталось у эльфов. — Она повернулась и указала на меня. — Я воспользовалась неведением Клэр Фрэзер в своих целях. Но она не принимала участия в моих делах и не разбиралась в них, и она не служит моему хозяину и господину.