Он переместился на край кровати и протянул руку.

— Иди сюда, мой маленький репейник. Мы уедем, отсюда не раньше, чем солнце сядет. Если мы не ляжем спать, то…

В конце концов мы все же немного поспали, устроившись на полу на твердой, но без паразитов постели из моего плаща и пледа Джейми.

Хорошо, что нам удалось поспать, пока была возможность. Дугал во что бы то ни стало хотел вернуться в Леох раньше, чем туда прибудет герцог Сандрингем, и придерживался быстрого темпа езды и жесткого расписания. Без телег, налегке, мы ехали достаточно быстро, несмотря на скверные дороги, но тем не менее Дугал подгонял нас, делая остановки лишь для самого короткого отдыха.

К тому времени, как мы въехали в ворота Леоха, мы были почти такими же грязными, как в тот день, когда я здесь оказалась впервые, и, конечно, столь же усталыми.

Я спешилась во дворе, но была вынуждена ухватиться за стремя, чтобы не упасть. Джейми поддержал меня за локоть, но, поняв, что я не в силах стоять на ногах, подхватил меня на руки. Он пронес меня под аркой, оставив лошадей на попечение грумов и конюхов.

— Саксоночка, ты голодна? — спросил он, остановившись в коридоре.

Кухня находилась в одном направлении, а спальня — в противоположном. Я что-то промычала и попыталась открыть глаза. Я, само собой, была голодна, но чувствовала, что упаду лицом в тарелку с супом, если усядусь за еду до сна.

Откуда-то сбоку послышался какой-то шум, я с трудом подняла веки и заметила массивную фигуру мистрисс Фиц-Джиббонс, возникшую словно из тумана.

— Что стряслось с бедной девочкой? — спросила она у Джейми. — Несчастный случай?

— Нет, она только вышла за меня замуж, — ответил Джейми. — Если вы склонны считать это несчастным случаем, воля ваша.

Он шел теперь близко к стене, пробиваясь сквозь толпу служанок, грумов, поваров, садовников, вооруженных стражей и прочих обитателей замка, которых привлекли в коридор громкие расспросы мистрисс Фиц-Джиббонс.

Джейми держался правой стороны, направляясь к лестнице, и по пути отрывисто отвечал на лавину вопросов, сыпавшихся на него отовсюду. Прижавшись к его груди и лупая глазами по-совиному, я могла лишь молча кивать в ответ на поздравления окружающих, на лицах которых светилось доброжелательство, смешанное с любопытством.

Когда мы свернули за угол по проходу, я увидела одно лицо, гораздо более приветливое, чем все другие. Это было лицо Лаогеры, которая прямо-таки засияла при звуке голоса Джейми. Но едва она увидела, что он несет на руках, глаза у нее так и распахнулись, а розовый ротик, похожий на бутончик, раскрылся непозволительно широко с точки зрения приличий.

Но ей не представилась возможность обратиться к Джейми с расспросами, потому что шум и суматоха вокруг нас внезапно оборвались. Джейми остановился. Я приподняла голову и увидела Колама, чье удивленное лицо оказалось как раз на уровне моего собственного.

—Что… —начал Колам.

—Они поженились, — объявила, сияя, мистрисс Фиц. — Какая прелесть! Дайте им своё благословение, сэр, а я пойду приготовлю для них комнату.

Она повернулась и заспешила к лестнице, оставив среди толпы заметную брешь. Я снова увидела Лаогеру, бледную донельзя.

Колам и Джейми говорили друг с другом, вопросы и ответы сталкивались на полпути. Я начала пробуждаться — ведь речь у них шла главным образом обо мне.

— Хорошо, — произнес наконец Колам не слишком обрадованно. — Поженились так поженились. Я должен потолковать с Дугалом и Недом Гоуэном, следует обсудить кое-какие юридические вопросы. Тебе кое-что полагается после женитьбы по условиям контракта о приданом твоей матери.

Я почувствовала, что Джейми слегка напрягся.

— Поскольку вы об этом упомянули, — произнес он небрежным тоном, — я полагаю, это так и есть. В частности, мне причитается некоторая доля доходов с земель Макензи. Дутал привез с собой то, что он собрал. Быть может, вы соблаговолите попросить его отложить мою долю, когда он подведет счет? А теперь, дядя, простите меня, пожалуйста, но моя жена очень устала.

И, подхватив меня покрепче, он направился к лестнице.

Я проковыляла по комнате на все еще подгибающихся ногах и с чувством благодарности рухнула на огромную кровать с балдахином, которую нам предоставили по статусу молодоженов. Она была такая мягкая, зовущая и — благодаря заботе вездесущей мистрисс Фиц — чистая. Я подумала, не стоит ли она того, чтобы я сделала над собой усилие и умылась, прежде чем поддамся искушению уснуть.

Едва я подумала, что поднять меня сейчас могла бы разве что труба архангела Гавриила[36], как вдруг увидела, что Джейми успел не только умыться, но и причесался и направляется к двери.

— Разве ты не собираешься лечь спать? — удивилась я, так как считала, что Джейми устал не меньше моего, разве что сидеть в седле ему не было больно.

— Я ненадолго, Саксоночка. У меня есть небольшое дело. — И он вышел, а я осталась сидеть, уставившись на дубовую дверь, с очень неприятным ощущением где-то в глубине желудка. Я помнила выражение радостного ожидания на лице у Лаогеры, когда она вышла из-за угла, услыхав голос Джейми, помнила и сменившее его выражение гневного разочарования, едва она увидела меня у него на руках. Помнила я и то, что Джейми на мгновение сам весь напрягся при виде Лаогеры, — какая досада, что я в тот момент не могла посмотреть ему в лицо! Мне бы очень этого хотелось! Похоже, что теперь он ушел не отдохнув, но зато умывшись и причесавшись, чтобы разыскать Лаогеру и рассказать ей о нашем браке. Если бы тогда в коридоре мне удалось увидеть его выражение, я бы сейчас представляла себе, что именно он ей скажет.

Полностью поглощенная событиями прошедшего месяца, я начисто забыла о девушке и о том, что она могла значить для Джейми, а он для нее. Правда, я подумала о ней, когда встал вопрос о нашем с Джейми скоропалительном браке, но он ничем не показал, что она может оказаться помехой в каком бы то ни было смысле.

Но, конечно, если ее отец не даст согласия на брак дочери с человеком вне закона, а Джейми нужна жена, чтобы получать свою долю доходов Макензи… ну, в таком случае ему все равно, что одна жена, что другая, он взял бы ту, какая подвернулась. Я считала, что достаточно хорошо узнала Джейми, чтобы представлять себе, насколько глубоко укоренилась в нем практичность: так и должно было произойти с человеком, который последние четыре года, по существу, провел в бегах. Он, принимая решения, не стал бы руководствоваться сантиментами по поводу привлекательности розовых щечек и волос цвета расплавленного золота. Но это не значит, что ни сантиментов, ни привлекательности не существует вообще.

Была же, в конце концов, та маленькая сценка в алькове, свидетельницей которой я стала: Джейми держал девушку на коленях и пылко ее целовал (мне вспомнилось, как он говорил мне, что ему приходилось обнимать женщин и что сердце у него при этом колотилось, а дыхание прерывалось)… Тут я обнаружила, что крепко сжимаю в руках и укладываю в складки край зелено-желтого одеяла. Я бросила это занятие и отерла подолом рубашки руки, только теперь, заметив, какие они у меня грязные, — два дня подряд я не выпускала из них поводья, а умыться возможности не было.

Я встала и подошла к лохани с водой, забыв о своей усталости. К собственному немалому удивлению, я обнаружила, что мне неприятно вспоминать, как Джейми целовал Лаогеру. Он сказал во время нашего разговора по дороге: «Лучше жениться, чем сгорать от вожделения, а я тогда именно сгорал от вожделения». Я и сама почувствовала этот огонь, вспомнив о том, как действовали на меня поцелуи Джейми.

Я плескала воду на пылающие щеки, брызгалась, стараясь охладить свои чувства. Твердо напомнила себе, что у меня не может быть никаких претензий по поводу привязанностей Джейми. Я вышла за него по необходимости. И он женился на мне по своим соображениям, одним из которых было откровенное желание расстаться с девственным состоянием.

Другое соображение тоже ясно: ему нужна была жена, чтобы получать собственное достояние, но сосватать девушку своего круга он не мог. Соображение куда менее приятное, чем первое, чтобы не сказать низменное.

Сон совсем прошел; я не спеша сняла свою грязную дорожную одежду и надела чистую сорочку, предусмотрительно доставленную в комнату— так же, как кувшин и лохань с водой, — прислужницами мистрисс Фиц. Как она управилась со всеми приготовлениями для двух новобрачных за то короткое время, пока Джейми разговаривал с Коламом, а потом мы поднимались наверх, останется загадкой в веках. Мистрисс Фиц, подумалось мне, управилась бы и с американской гостиницей «Уолдорф Астория», да и с лондонским отелем «Ритц», пожалуй, тоже.

Эта мысль неожиданно пробудила во мне более сильную тоску по моему собственному миру, чем во все предыдущие дни. Что я делаю здесь? — спросила я себя в тысячный раз. Здесь, в этом чужом для меня месте, в недостижимом расстоянии от всего близкого и знакомого, от дома, мужа и друзей, брошенная на произвол судьбы, одинокая среди людей, которые очень похожи на дикарей? Я начала себя чувствовать в безопасности, а порою даже счастливой в последние недели с Джейми. Но сейчас вот я осознала, что счастье это иллюзорно, если и остается безопасность.

Я не сомневалась, что Джейми будет верен принятым на себя обязательствам, он станет защищать меня и в дальнейшем от любых тревог и угроз. Но, возвратившись сюда после нескольких дней, похожих на сон и проведенных в полной обособленности среди диких холмов и на пыльных дорогах, в грязных гостиницах и на благоуханных стогах сена, он, как и я, попадет под обаяние прежних отношений. За месяц нашего брака мы постепенно сближались все сильнее, но в последние напряженные дни эта близость, как я чувствовала, дала трещину, и мне начало казаться, что она может полностью рухнуть после возвращения к обыденной реальности замка Леох.

Я прислонилась головой к каменному косяку окна и стала смотреть во двор. Алек Макмагон и двое его помощников на дальней от меня стороне двора чистили лошадей, на которых мы приехали. Животные, впервые за два дня накормленные и напоенные вдоволь, с явным удовольствием отдавались движениям рук, которые чистили скребницами лоснящиеся бока и оттирали пучками соломы грязь моего плотненького кургузого Фистла, который радостно последовал на заслуженный отдых в стойло.