— Макензи относятся к тебе по-доброму, и не в том дело, чтобы ты отказался от своего происхождения, отрекся от собственной крови. Кроме того, есть и еще кое-что, вернее, кое-кто, — в голосе у Алека появились дразнящие нотки: — Например, мисс Лаогера, а?

В ответ послышалось «шотландское фырканье», на этот раз выражавшее некоторое смущение и несогласие.

— Ладно тебе, парень, никто не станет принимать побои вместо девушки, к которой он равнодушен. Ты же знаешь, что ее отец не позволит ей выйти замуж за человека из другого клана.

— Она совсем молоденькая, Алек, я ее просто пожалел, — высказался Джейми в свою защиту. — Только это, и ничего больше, уверяю тебя.

На этот раз Алек выразил фырканьем насмешливое недовольство и разразился целой речью:

— Скажи это кому-нибудь еще, парень, может, кто и поверит, у кого мозги не на месте. Ладно, пускай это не Лаогера. Если бы у тебя были деньги и намечалось достойное будущее, ты бы мог сделать выбор и получше. Хоть бы конюшим станешь, так можешь подцепить любую, ежели она первая тебя не подцепит! — Алек пустил коротенький смешок, как человек, которому смеяться приходится редко. — Мухи на мед и то так не слетаются, парень! Ты без гроша и без имени, а девушки все равно вздыхают по тебе, уж я-то знаю! — Снова смешок. — Да возьми хоть эту англичанку, она от тебя прямо не отстает, молодая вдовушка!

Следовало предотвратить возможный поток нежелательных замечаний личного порядка, и я решила, что мне пора официально проснуться. Я потянулась, зевнула и села, старательно протирая глаза, чтобы обратить на себя внимание собеседников.

— Ммм, я, кажется, уснула, — сказала я, прямо глядя на мужчин.

Джейми, у которого покраснели уши, с повышенной деловитостью и озабоченностью принялся убирать остатки еды. Старина Алек уставился на меня с таким выражением, словно впервые заметил.

— А вы интересуетесь лошадками, барышня? — спросил он.

При данных обстоятельствах я, разумеется, не могла ответить отрицательно. Согласившись с тем, что лошади очень занимательны, я была вынуждена выслушать подробное описание достоинств молодой кобылки в паддоке, которая сейчас была совершенно спокойна и дремала, отдыхая, изредка взмахивая хвостом, чтобы отогнать случайную муху.

— Приходите, барышня, полюбоваться на них, когда вам вздумается, — заключил свое повествование Алек, — только не подходите к ним слишком близко, чтобы они не отвлекались. Они должны работать.

Это был недвусмысленный намек на мое затянувшееся посещение, но я осталась на месте, помня о главной причине моего прихода.

— В следующий раз буду осторожнее, — пообещала я. — Но до того, как я вернусь нынче в замок, мне надо осмотреть плечо Джейми и снять повязку.

Алек медленно наклонил голову, но, к моему удивлению, Джейми не согласился с моим предложением и направился в паддок.

— Это дело может немного подождать, барышня, — обернувшись, сказал он. — Сегодня у меня еще много работы. Может, попозже, после ужина, а?

Мне это показалось тем более странным, что до сих пор он не спешил возвращаться к работе. Но я, конечно же, не могла навязывать ему свою заботу, если он этого не хотел. Я пожала плечами, согласилась встретиться с ним после ужина и пошла по дорожке на холм, к замку.

Я шла и думала о форме шрама на голове у Джейми. То не была прямая линия, какую оставил бы английский плоский меч. Рубец был изогнутый, словно бы нанесенный кривым оружием. Боевая секира? Но насколько я знала, такие секиры носили только члены шотландских кланов.

Я пошла дальше, но вдруг мне пришло в голову еще одно соображение: для молодого человека, который находится в бегах от каких-то неведомых мне врагов, Джейми был примечательно доверителен с незнакомым, чужим ему человеком.

Я отнесла корзинку в кухню и вернулась в кабинет покойного Битона, первозданно чистый после посещения энергичных помощниц мистрисс Фиц. Многочисленные бутылочки на полках шкафа прямо-таки сияли даже при тускловатом свете из окна.

Именно со шкафа и стоило начать ревизию того, какие медикаменты и травы уже есть под рукой. Накануне вечером я некоторое время перед сном листала прихваченную из кабинета книгу в голубом кожаном переплете. Книга оказалась «Справочником и путеводителем врача», содержащим перечень рецептов для лечения различных симптомов и недомоганий с подробным описанием ингредиентов.

В книге было несколько разделов: «Рвотные средства и лекарственные кашки», «Таблетки и пилюли», «Различные пластыри и их употребление», «Декокты и настои», а также весьма обширный раздел, несколько зловеще обозначенный одним словом: «Слабительные».

Углубившись в чтение некоторых прописей, я поняла главную причину неуспеха Дэви Битона как целителя. «При головной боли, — гласила одна пропись, — возьмите шарик конского навоза, тщательно высушите его, разотрите в порошок и, размешав с подогретым элем, выпейте целиком». Через несколько страниц: «Отвар, приготовленный из корней чистотела, куркумы и сока двух сотен слэтерс (это название поставило меня в тупик!) — лучшее средство от желтухи». Я закрыла книгу, изумляясь тому, что значительное число пациентов покойного доктора не только выжило, употребляя прописанные им средства, но к тому же и выздоровело.

На самом видном месте стоял большой кувшин коричневого стекла, содержащий несколько подозрительных на вид шаров. Начитавшись битоновских рецептов, я соображала, что бы это могло быть. Повернув кувшин, я обнаружила на нем написанную от руки этикетку и с торжеством открывателя прочитала: «Конский навоз». Полагая, что подобная субстанция с течением времени не улучшается, я осторожно отставила кувшин в сторону, не открывая его.

Последующее обследование обнаружило, что Purles ovis есть не что иное, как латинское обозначение подобной же субстанции, производимой овцами. «Мышиное ушко» оказалось также материей животного происхождения, а не растительного, как я предположила вначале; с некоторым содроганием я отодвинула от себя бутылочку, наполненную высушенными крохотными розовыми ушками.

Я продолжала недоумевать по поводу загадочных «слэтерс», написание этого слова встречалось в нескольких вариантах — «слэтерс», «слеттерс» и «слэ-тирс»; по-видимому, то был важный ингредиент многих лекарств, и я была рада, когда в руки мне попала заткнутая пробкой бутылочка с соответствующей надписью. Она была наполнена до половины чем-то похожим на маленькие серые пилюли. Диаметром они были не более четверти дюйма и такие идеально круглые, что я восхитилась искусством Битона. Я поднесла бутылочку поближе к глазам, подивившись тому, что она очень уж легкая. Тут я разглядела на каждой «пилюле» тоненькие бороздки и микроскопические ножки, сжатые в центре в один пучок. Я поспешно поставила бутылочку на стол, вытерла руку о передник и мысленно внесла в список открытий еще один пункт: написано «слэтерс» — читай «мокрицы».

В кувшинах Битона содержались и вполне приемлемые вещества, например высушенные травы или экстракты, приготовленные из них, и это могло оказаться полезным в моей практике. Я нашла порошок фиалкового корня и ароматический уксус, которые мистрисс Фиц употребляла для лечения Джейми. Нашла дягиль, полынь и сосуд с загадочной надписью: «Вонючий араг». Я открывала этот сосуд с осторожностью, но там оказались всего-навсего мягкие кончики молодых еловых веток, и из бутылки потянулся приятный бальзамический аромат даже прежде, чем я ее как следует открыла. Я оставила бутылку открытой, чтобы освежить воздух в маленькой темной комнате, а сама продолжала «инвентаризацию».

Я отодвинула в сторону кувшин, полный сушеных улиток, потом емкость с надписью: «Масло из дождевых червей» — надпись соответствовала содержимому, потом «Vinum millepedatum» — в кувшине плавали в вине раскрошенные на кусочки многоножки; далее на свет Божий явился «Порошок из египетский мумии», на вид весьма непонятный, но думаю, что местом его происхождения был скорее илистый берег какого-нибудь водоема, нежели гробница фараона; голубиная кровь, муравьиные яйца, высушенные жабы, старательно завернутые в мох, и, наконец, «Человеческий череп, в порошке». Чей то был череп? Бог весть.

Большая часть второй половины дня ушла у меня на обследование шкафа, а потом комода с огромным количеством ящиков и ящичков, в результате чего выставила за дверь множество бутылочек, коробок и прочих емкостей уже со снятыми этикетками — чтобы их куда-то убрали или для чего-то использовали. Значительно меньшее количество пригодных для лечения веществ я снова поместила в шкаф.

Некоторое время я пребывала в раздумье над большим свертком паутины. И «Путеводитель» Битона, и моя собственная память подсказывали, что в народной медицине паутина используется весьма эффективно при перевязке ран. Я была склонна считать подобное употребление паутины негигиеничным, но мой опыт перевязывания ран на обочине дороги показал мне, насколько желательно в таких обстоятельствах иметь под рукой что-то, обладающее одновременно как свойством склеивать, так и свойством абсорбировать. В конце концов я положила паутину в шкаф и решила, что надо найти способ продезинфицировать ее. Не кипятить, подумала я. Возможно, достаточно подержать над паром — так, чтобы паутина не лишилась клеящих свойств.

Я вытерла руки о передник и задумалась. Я осмотрела почти все, оставался только деревянный ящик у стены. Откинула крышку — и с отвращением отпрянула: такая вонь ударила мне в ноздри.

Ящик хранил в себе принадлежности хирургической практики Битона. В нем находились несколько ужасающих душу пил, ножи, зубила и прочие инструменты, гораздо более пригодные на постройке дома, нежели в деликатном искусстве хирургии. Воняло так ужасно лишь потому, что Дэви Битон не находил никакого смысла в том, чтобы чистить инструменты после употребления. Я невольно сморщилась при виде темных пятен на некоторых лезвиях и захлопнула крышку.

Я подвинула ящик к двери, намереваясь предложить мистрисс Фиц передать отмытые от грязи инструменты плотнику — если в замке таковой, имелся.