Татьяна Тронина - Чужая женщина

Ну да, именно из-за этого они и ссорились. Вот, вспомнил…

Боже, как глупо.

Как глупо было сердиться на ту единственную, которую он хотел. Только ее, одну. Все другие женщины – какие-то неправильные, что ли. Не такие. Лишь Лара – такая…

Согласно статистике, вспомнил Александр, большинство мужчин жалеют о своем разводе спустя какое-то время и считают новые отношения ошибкой. Что ж, выходит, правда, не врет статистика.

Но толку-то… Лару теперь не вернуть. Лара далеко. С ней – другой мужчина, и он теперь трудится над ней, словно мотылек над цветком, он крадет этот сладкий нектар, он заставляет улыбаться Лару блаженно, отрешенно…

Как там, у Пушкина?

«Как мучительно тобою счастлив я…» Это про Лару и про него. «Смиренница моя. Нет, не моя теперь, чужая!» – с раздражением и ненавистью (к сопернику, к Ларе, к себе, ко всему миру!) подумал Александр.

И, чтобы не сойти с ума от этих мыслей, он прибавил громкость у телевизора. Ведущий с микрофоном рассказывал в прямом эфире:

– …этот район считается наиболее пострадавшим от пожаров. Огненный смерч, промчавшийся над деревней, уничтожил практически все жилые строения.

Камера отъехала – крупный план пепелища, в центре которого торчала печная труба из кирпича. Внизу картинки мелькнула надпись – «Кирюшино».

– …к сожалению, не всех жителей удалось вовремя эвакуировать. По новым данным, в области больше десятка погибших, еще несколько человек числятся пропавшими без вести.

Александр выключил телевизор – и без этих новостей на душе у него было скверно. «Огненный смерч. Более десятка погибших…» Он потер виски, сморщился, не понимая, что же с ним такое происходит, почему к тоске внезапно прибавилась еще и тревога… Беспокойство. Страх! И все эти неприятные эмоции заключались в одном слове… В каком?

«А на вокзал тебе зачем?» – «На электричку мне надо. Я живу в Кирюшине». – «Где?» «В Кирюшине. В деревне. Я… я познакомилась с человеком. Мы живем вместе». – «Ты кого-то нашла себе?» – «Я специально не искала. Так получилось». – «Ты живешь с мужчиной?» – «Да. Да, да, да». – «Ты спишь с ним?» – «О боже… Да, я сплю с ним!»

Этот диалог между ним и Ларой состоялся около месяца назад, что ли… Александр не мог забыть его. Словно какое-то жало в мозгу застряло! Александр постоянно прокручивал этот диалог, корчась от ревности… «Ты спишь с ним?» – «Да, я сплю с ним!»

Лара жила теперь в Кирюшине.

Кирюшино…

Струйка холодного пота стекла у Александра между лопаток. Кирюшино… Да мало ли населенных пунктов с подобным названием в Подмосковье, по всей России! Кирюшино. Там пронесся огненный смерч, там погибло более десятка человек.

Александр схватился за сотовый, набрал номер Лары. Абонент временно недоступен. Ну и что? Мало ли, может, она телефон выключила… Чтобы он не мешал ей и этому ее, новому, чтоб ему…

Лара. Господи, Лара… Что еще она тогда сказала? «Мне было больно. Я хотела умереть. Мне было так больно, когда ты ушел…» А если в новостях – про то самое Кирюшино? А если среди тех погибших и пропавших – она, Лара? А если она, такая нежная, такая хрупкая, оказалась в центре этого смерча? И он сжег ее дотла, размолол в пепел ее хрупкие косточки…

Как же ей сказать теперь – люблю?.. Как сказать, если ее уже нет? Как тогда утешить, как загладить ту боль, которую он ей причинил? Ведь это же всю свою жизнь, всю, без остатка, надо положить на то, чтобы вернуть ее любовь! Да хоть бы минутку ему дали, хоть бы мгновение – чтобы ее обнять.

А что, если поздно? А что, если нет ее среди живых – лишь ветер гонит над дорогой горстку пепла – все, что осталось теперь от Лары, с которой он был когда-то так мучительно, остро, нежно – счастлив…

За окном, в палисаднике, росла береза.

Ветер порывами налетал, трепал ее крону – и тогда, трепеща, вниз планировало множество маленьких золотисто-рыжих листочков. Словно золотой дождь шел…

«Это же осень!» – с изумлением подумала Лара и осторожно, прислушиваясь к собственным ощущениям, села на кровати.

Сегодня был первый день, когда у нее не болела голова.

Все дни до того прятались в мутной полумгле, заполненной болью и непрерывным, неприятным головокружением. Лара то засыпала, то просыпалась, чувствуя себя тем самым листком, сорванным порывом ветра с дерева. Ее несло, несло куда-то, кружило и вертело и опять несло над землей… Сотрясение головного мозга у Лары было довольно сильным, ее даже хотели отправить в Москву, в специализированный центр, на операцию – но, к счастью, гематома внутри ее черепа начала сама рассасываться, и об операции уже не говорили больше.

Лара опустила ноги вниз, нашарила тапочки на полу. Потом потянулась к халату.

Откуда тапочки? Откуда эта ночнушка на ней? Этот халат в ногах кровати – застиранный, старый, огромный? «Наверное, тут дали, а я не помню…» Лара натянула на себя халат, осторожно встала, сделала несколько шагов. Голова еще кружилась, но совсем немного…

«А документы? У меня был паспорт… Неужели потеряла? Вот только этого не хватало!» – с отчаянием подумала Лара. Если паспорт потерян, то придется потратить кучу времени на его восстановление. А это значило – откладывалось усыновление Вани.

«Боже, как неудачно все… И что меня в тот дом понесло? Какая я дура!» – Лара потрогала перебинтованную голову и заплакала от злости.

«Надо Саше позвонить, – вдруг сообразила она, и слезы на ее щеках моментально высохли. – Скорее оформить развод, размен… Он мне поможет! Хотя ему сейчас не до того, наверное. И о чем я только раньше думала, зачем тянула!» И тут Лара вспомнила, что и мобильный телефон она потеряла. Вернее, не потеряла, а телефон остался в доме Феликса и сгорел вместе с домом. В ту ночь она о телефоне и не думала вовсе!

В коридоре что-то загремело, застучало. Это, наверное, развозили обед.

В палату заглянула медсестра:

– Ярцева, встала уже? К тебе пришли, звонили сейчас с проходной. Только недолго, через десять минут обед!

– Да, хорошо, – хриплым голосом отозвалась Лара.

И, на всякий случай держась за стену рукой, побрела по коридору к выходу.

«Кто пришел? Надо было спросить… Хотя, зачем – наверное, Екатерина Петровна!» Больше никто не знал о том, где она, Лара, сейчас находится.

…Больница располагалась в бывшей дворянской усадьбе – старое, разваливающееся здание с большим парком. Здесь все было по-простому, больные могли свободно входить и выходить из здания, главное – соблюдать режим и не покидать территорию больницы.

Лара вышла на крыльцо – в первый раз за все это время, что она лежала тут.

Огромный сад, аллеи, деревья, уже наполовину желтые. И – холодно. Этот холод оказался так непривычен после той невероятной, испепеляющей жары, что царила тут недавно…

Лара поежилась.

В конце центральной аллеи, от проходной, показался чей-то силуэт. Человек двигался довольно быстро – это не могла быть Екатерина Петровна, женщина корпулентная и пожилая. А кто? Феликс?! Да, судя по движениям, это мужчина.

Лара сделала шаг в сторону, чтобы ветви деревьев не мешали обзору, и вдруг увидела, что по аллее идут двое.

Мужчина и мальчик. Мужчина вел мальчика за руку…

Это был Саша. И Ваня.

«Я с ума сошла…» – обреченно подумала Лара и провела ладонью по лицу, пытаясь избавиться от наваждения. Откуда тут могли взяться Саша и Ваня?

– Наверное, галлюцинации… – невнятно пробормотала она и на всякий случай привалилась к облупившейся колонне, подпиравшей портик у входа.

Но видение не исчезло.

Саша и Ваня подходили все ближе и ближе, и это были точно они. Лара наконец сумела разглядеть как следует Ванино лицо – встревоженное, тоскливое и вместе с тем какое-то обреченно-смиренное.

Лицо одинокого ребенка, уже успевшего познать всю горечь сиротства. Нелюбимого. Пусть там, в приюте, его не обижали, не травили, кормили-поили-развлекали – но все же не хватало того, что могла дать только родная душа… С крикливой Машей, в бедности и скудости, мальчик выглядел куда более счастливым, его жизнь была наполнена смыслом, надеждой… и любовью.

Все это в одно мгновение поняла Лара, вглядываясь в лицо ребенка. Она с невесть откуда взявшейся прозорливостью уловила всю эту информацию, все невысказанное, глубинное – из взгляда мальчика. Ему плохо.

Она и до того была привязана к Ване, когда летом сиживала у Маши в гостях (какой славный ребенок!), но сейчас с Ларой творилось нечто странное… Она почему-то не могла допустить, чтобы Ваня рос один. Он теперь – ее мальчик. Именно он, а не какой-то абстрактный ребенок… Ведь только она могла его утешить. Они нужны друг другу. Словно некие силы связали их двоих – Лару и Ваню – невидимой пуповиной. При кровном родстве связь матери и ребенка заложена изначально, а тут эта связь возникла спонтанно, но она связала женщину и ребенка не менее прочно.

Потому что Ваня, заметив Лару, изумленно вскинулся, задрожал… Вырвал руку у Саши и побежал навстречу Ларе:

– Лара-а-а! – звонко, отчаянно закричал он.

Лара бросилась к нему, присела, и они обнялись.

Некоторое время они молчали, и Лара слушала, как Ваня пыхтит ей на ухо.

– Ты как? – сдавленным голосом, стараясь не расплакаться, спросила наконец Лара. – Все хорошо?

– Хорошо, – послушно ответил мальчик, хотя, конечно, все было далеко не хорошо.