– Он устал, – Лара подхватила Ваню на руки, прижала к себе.

Ваня обхватил ее за шею, прижался щекой к ее щеке.

– Ты счастливая, Маша.

– Ага, прям… – буркнула сердито Маша. Потом добавила, уже другим голосом: – Был бы Коля мой со мной, все иначе шло бы… Когда жара-то эта кончится, не слышала?

– Говорят, скоро.

– Скоро, как же! Каждую неделю обещают, что скоро, а оно все не кончается… Михнево краем горит, и Удомское. В Дивневе тоже опять дома горели. Вон видишь, что творится? – Маша протянула руку к горизонту. – Лес за Михневом занялся.

Там и вправду клубилось сизое, страшное марево.

– Дождик надо позвать, – сказал Ваня, внимательно слушавший их разговор. – Дождик! Дожди-ик! Иди сюда!.. Ты нам очень нуже-ен!

Маша с Ларой переглянулись и прыснули одновременно.

– Давайте все вместе… – предложила Лара. – Дожди-ик!

– Дождик! – закричала и Маша.

– Дожди-и-ик!.. – звонко заливался Ваня.

* * *

Она пришла наконец.

Каждый раз, когда Феликс видел ее после разлуки, пусть и небольшой, у него начинало ныть сердце.

Была бы его воля – он запер бы Лару в доме и не выпускал. На Лару никто не должен был смотреть, кроме него, никто не должен был с ней говорить – только он один.

– Все в порядке? – Он вышел ей навстречу, спустился с крыльца.

– Да, – коротко ответила она.

– Ну и славно, – так же коротко ответил Феликс.

Он, конечно, хотел бы расспросить ее, выведать все подробности ее путешествия, но знал, что любая подробность может вывести его из себя, заставит корчиться от ревности.

– Я приготовил поесть. Будешь?

– Буду! – обрадовалась Лара. Она, судя по блестящим глазам и улыбке, то и дело появляющейся на губах, находилась в прекрасном настроении. Радовалась, что видела мужа?

– Лара, ты с ним встречалась? – не выдержал, спросил Феликс.

– С кем? А, ты Александра имеешь в виду… Нет. Я только с юристом общалась.

– Юрист – мужчина? Молодой? Сколько ему лет?

– Феликс! Ты ревнуешь? Ты так не прав…

Лара прошла на кухню, Феликс – за ней. Налил в тарелку супа:

– Окрошка. Холодненькая. Твой муж умеет готовить?

– Нет. А хотя, может, и умеет… – ответила Лара. – Я не знаю. Его целыми днями не было дома, готовила я.

Феликс сел напротив нее.

Лара, в легком шелковом платье серебристо-черного цвета, с волосами, разбросанными по голым плечам, с голыми ногами, подогнутыми под себя, напоминала сейчас школьницу. Юная, красивая… Соблазнительная. «А вдруг уведут?» – опять сжалось у Феликса сердце. Он старше ее, он некрасив, не слишком богат, он ничем не интересен (будучи реалистом, Феликс не боялся смотреть правде в глаза).

В кои-то веки он нашел свою Единственную…

– Лара…

– Очень вкусно! – Она приподнялась, чмокнула его в щеку и снова уткнулась в тарелку. Значит, вкусно… Да он ради нее – все что угодно!

– Лара. Лара, я должен с тобой серьезно поговорить.

– Да? – Она широко открыла свои странные – и темные, и светлые одновременно! – глаза, поспешно отодвинула тарелку. – Я тебя слушаю.

На ее нижней губе зеленела крошечная ресничка укропа.

Феликс потянулся к Лариному лицу, слизнул укроп с ее губ. Он бы и Лару всю целиком съел.

– Лара, я тебе говорил уже… Я не думал, что смогу кого-то полюбить. А тебя – люблю. Я тебя больше жизни люблю, – он взял ее руку, приложил ее ладонь к своей щеке. – Ты моя девочка. Ты только моя девочка…

– Феликс! – взволнованно воскликнула она.

– Погоди, не перебивай… Я хочу быть с тобой. Всегда.

– Феликс…

– Ты станешь моей женой? Ты будешь со мной всегда? Только предупреждаю – подумай, прежде чем отказывать… Я ведь без тебя умру. Я без тебя умру, – раздельно повторил он. – Если ты бросишь меня, я с собой что-нибудь точно сделаю. Удавлюсь, отравлюсь, разобьюсь… но что-нибудь точно с собой сделаю!

Ее зрачки расширились, глаза стали черными от ужаса, заблестели от слез.

– Нет! – Лара бросилась к нему на шею, обняла что было сил. – Не говори так! Феликс, ты не понимаешь…

– Лара, ты станешь моей женой? – упрямо, настойчиво повторил он.

– Да… да. Да.

– Спасибо. Спасибо тебе… что согласилась. – Феликс тоже обнял ее, чувствуя, как стремительно бьется ее сердце.

* * *

В первых числах августа любимый Оленьки взял отпуск и теперь все свое время проводил с ней. Они сидели дома, а вечерами, когда спадала жара, выходили во двор.

Как-то раз к ним в гости приехала Елена Игоревна, мама Сандрика.

– Оленька, деточка… Живот больше тебя! Ах, я обнять-то тебя боюсь… – прослезилась Елена Игоревна.

– Ничего с нами не случится, мы сильные! – задорно возразила Оленька. – Обнимайте сколько угодно…

И она сама прижала к себе пожилую женщину.

Этот вечер они провели как когда-то – пили чай, играли в лото. Елена Игоревна была рассеянна, все время проигрывала – она смотрела то на сына, то на Оленьку, улыбалась блаженно…

– Елена Игоревна, вы невнимательны! Сосредоточьтесь! – шутливо приказала ей Оленька.

– Да я что-то как-то… Голова кругом идет. Соскучилась по тебе, деточка моя.

– А по мне? – тоже шутливо насупился Сандрик.

– И по тебе, мальчишка… – Елена Игоревна потрепала сына по волосам. – Ах, как же я счастлива. Никогда еще не была так счастлива.

– Мама…

– Да что – мама! – с досадой воскликнула Елена Игоревна. – Раньше надо было!

Она недоговорила, но всем понятно стало – раньше надо было бросить Лару. Раньше надо было уходить к ней, к Оленьке.

– Когда – раньше? Раньше Оля еще под стол пешком ходила… – отшутился Сандрик. – Меня посадили бы за совращение малолетних.

– Саша! Вот язык-то без костей… – возмутилась Елена Игоревна, и обратилась к Оленьке: – Он у меня иногда такое может ляпнуть…

– Пойду полежу… Вы сидите, сидите… Я тут, – Оленька, переваливаясь, подошла к дивану, легла.

– Скоро уж? – благоговейным шепотом спросила Елена Игоревна.

– Недели через две-три, – ответила Оленька. – Так Римма говорит, моя акушерка.

– Не хочет в роддом ехать, – пожаловался матери Сандрик. – Дома собралась рожать.

– Ой, риск-то какой… – испугалась та.

– Какой риск! – недовольно возразила Оленька. – Риск в больнице рожать. А здесь, дома, никто моего ребенка не уронит на пол, не покалечит, никто его тут инвалидом не сделает. Никакой инфекцией не заразит. Я сильная, здоровая… Вы вспомните, Елена Игоревна, раньше женщины в поле, на меже рожали – и ничего!

– Ну да, ну да…

– И никто нас с малюткой моей не разлучит, никто-никто! – громко произнесла Оленька, обращаясь к своему животу. – Малютка родится – и к мамочке на ручки! Я его сразу к груди приложу. Это так важно! И вообще, роды – это же праздник… А Сандрик пуповину перережет.

– Так и в роддоме такое тоже можно устроить… – неуверенно произнесла Елена Игоревна и повернулась к сыну: – Саша, да как же ты согласился-то, а? Роды на дому, это ж надо…

– Елена Игоревна, беременность – это не диагноз, а роды – не болезнь! – возразила Оленька.

– А если какие осложнения? – не унималась Елена Игоревна.

– Да какие еще осложнения… Я абсолютно здорова! Моя акушерка за сложные случаи не берется, она разумная женщина… – нетерпеливо возразила Оленька и привела еще один аргумент: – В Голландии, например, почти все дома рожают!

– Так это ж в Голландии! А тут «Скорую» три часа ждать, пока она по пробкам доедет…

Оленька внезапно почувствовала приступ холодной ярости. Она не терпела, когда с ней спорили, когда ее принуждали к чему-либо…

Она метнула на Сандрика испепеляющий, бешеный взгляд («Сделай же что-нибудь!») и отвернулась молча.

– Мама, мы потом это обсудим. Впереди еще куча времени, может, и передумаем. Давай ты не будешь заранее переживать, ладно? – успокаивающе произнес Сандрик.

Елена Игоревна еще немного покудахтала, потом отвлеклась, заговорила о своих племянниках. «Старая дура, – мрачно подумала Оленька. – Сует свой нос куда не надо…»

До этого момента Оленька относилась к будущей свекрови доброжелательно, снисходительно, почти нежно… Добрая женщина, любит ее, как родную дочь! В перспективе Оленька даже была готова жить с ней. Помощь-то с ребенком всегда нужна… Елену Игоревну можно было забрать с собой из Москвы. Но только сейчас Оленька поняла, что никогда этого не сделает. Елена Игоревна – чужая.

Вечером Сандрик отвез свою мать домой. Когда вернулся, Оленька сказала:

– Послушай, что-то мне нехорошо…

– Началось? – В глазах любимого появилась тревога. – Я сейчас «Скорую» вызову, врача…

– Какого врача! – перебила Оленька холодно, непреклонно. – Я в больницу не поеду. Дай телефон, я Римме позвоню. Она говорила, что может раньше начаться. И хватит меня накручивать! У меня, может, из-за твоей матери схватки раньше начались!

* * *

…Около одиннадцати у Оленьки, кажется, отошли воды. «Кажется» – потому что как-то мало было этих вод, как показалось Александру. Впрочем, специалистом в области акушерства он не являлся… К счастью, около двенадцати ночи подъехала Римма, осмотрела Оленьку и сказала, что все идет как надо.

– Дорогие мои, радуйтесь, улыбайтесь… Это самые счастливые дни в вашей жизни! – своим певучим, выразительным голосом произнесла Римма. – Ребенок появится на свет еще не скоро, первые роды иногда двое суток длятся… Шейка еще не раскрылась даже. Приеду завтра утром.

– Все в порядке? Римма, ты уверена, что все в порядке? – провожая акушерку, настойчиво спросил Александр, который от волнения не слышал собственного голоса.

– Все просто отлично, Саша! – улыбнулась Римма. – И почему мужчины так волнуются… Вон Оля – и то так не переживает, как ты!

– Может, ты останешься?

– А смысл, Саша? Схватки только начались, и очень слабые… Часов десять-двенадцать еще будут длиться. А то и больше. Но если ты мне не доверяешь, отвези жену в больницу. Там ей сделают прокол, напичкают всякой химией, стимулируют роды и к утру выдавят ребеночка. Если ты куда торопишься – давай, вперед. А естественные роды, особенно первые, – это долго, долго…