– И о ребенке…

– И о ребенке. Если бы мы, люди, были такими слабенькими, мы давно вымерли бы все. Ни со мной, ни с ребенком ничего не случится. Римма говорит, что я абсолютно здорова и никакая гарь меня не подкосит.

– Я надеюсь, – но Сандрик, похоже, и не думал успокаиваться. – Слушай, а может, отправимся к твоей матери? У нее вроде никаких торфяников поблизости… Я бы предложил к своим поехать, но там сейчас тоже не очень… Люба с детьми специально на днях в Крым уехала.

– Сандрик, я никуда не поеду. Тем более к своей матери.

– Почему?

– Потому. Я ее люблю и уважаю, конечно, но…

– Да что у вас такое произошло, а? – Сандрик сел напротив Оленьки, приготовился слушать.

– Ничего особенного… – улыбнулась она. – Мне было лет десять, когда папа умер, я тебе говорила.

– Ты его любила? – взволнованно спросил Сандрик.

– Да, очень. И мама его любила, и брат… Когда он умер, все переживали страшно. Мама из того дома даже решила переехать… А потом она встретила дядю Жору.

– Отчима?

– Да. Он был из военных. И мама словно забыла о том, что был папа когда-то, забыла о нас… Новая любовь! А этот дядя Жора муштровал нас с братом, устроил казарму.

– Он бил вас? – помрачнел Сандрик.

– Один раз. Один раз он ударил меня. И мы тогда с братом ушли из дома. Правда, в тот же вечер нас нашли, вернули… Дядя Жора больше не осмеливался нас бить, но все равно… он для меня так и остался большой сволочью.

– Бедная ты моя… – Сандрик обнял ее осторожно, прижался губами к ее щеке.

– Ты не переживай, все в порядке… Просто с тех пор мама перестала для меня быть родным и близким человеком. Раз она выбрала Жору, а не нас, своих детей. А потом… а потом брат умер. Я тебе тоже говорила – наркоза не выдержал, хотя операция была пустяковой… Я до сих пор брата не могу забыть, а мама… а мама вспоминает не брата, а Жорочку своего.

– Отчима тоже нет?

– Года три назад умер. Рак легких. И немудрено – он курил как паровоз. Это его бог наказал, – торжественно подытожила Оленька.

– Может быть, теперь есть шанс помириться с мамой? – серьезно спросил Сандрик.

– Да я с ней и не ссорилась, говорю… Она болела сильно одно время (щитовидка), врачи никак правильный диагноз не могли поставить, я за ней ухаживала, и все такое… Но прежней близости между нами уже не возникнет, – твердо произнесла Оленька. – Все, мама сделала свой выбор.

– Прости ее.

– А я на нее и не сердилась… Так, сделала свои выводы – и только.

– Но об отце ты говоришь с любовью. Наверное, он был очень хорошим человеком…

– Да тоже – не идеальным… Слабым. Мужчины все слабые, – усмехнулась Оленька. – Но отец был добрым…

– Давай съездим к нему как-нибудь. Съездим на могилу твоего папы, а? Ты ведь давно там не была?

У Оленьки сжалось сердце. Она последние годы постоянно, мучительно вспоминала об отце, представляла, какой была бы ее жизнь, если бы отец остался жив… Все сложилось бы иначе! Лучше, проще, спокойней. Никакого дяди Жоры, тупого солдафона… И брат тоже, возможно, уцелел. Отец, при всех своих слабостях, при всей своей безалаберности, любил их, своих детей. Он не позволил бы везти брата Лешу в первую попавшуюся больницу, он бы выбрал хорошего доктора, он бы настоял на другом наркозе… а может, и вовсе запретил бы делать операцию.

Брат был спортсменом, повредил ногу, хромал после травмы… Операция требовалась, чтобы избавить его от хромоты. Вот и избавила…

– Съездим, – ответила Оленька. – Обязательно съездим!

* * *

Это был уже третий раз, когда Лара на целый день покидала Феликса. И сейчас она тоже соврала – вполне осознанно и более убедительно, чем сказки про косметолога. (В прошлый раз Феликс посоветовал Ларе больше не тратить время и деньги на подобную ерунду – ведь на ее внешности это никак не сказывается. «Какой вышла из дома, такой и вернулась!» – заявил он, разглядывая Ларино лицо.)

В этот раз Лара с изрядной долей нахальства заявила, что ее ждут матримониальные дела. Надо сходить к юристу – насчет развода. Поди проверь!

– Ну, раз надо так надо… – серьезно ответил Феликс и довез ее до станции.

Раньше, в прошлых своих отношениях, Лара никогда не лгала. Она делала что хотела и охотно скандалила с Сашей – если тот вдруг решал покритиковать ее действия.

Но с Феликсом Лара старалась вообще не конфликтовать. Ее новый возлюбленный не хотел ее никуда отпускать, Феликсу было спокойно только тогда, когда Лара находилась где-то рядом… Поэтому обязательно требовалось придумать какой-нибудь веский повод, чтобы в очередной раз удрать из дома.

И это при всем при том, что первые дни Феликс и Лара были максимально откровенны друг с другом и могли говорить на любые темы… Вот такой психологический перевертыш случился.

Накануне Саша скинул Ларе на мобильный эсэмэс-сообщение с нужными координатами… Он выполнил просьбу бывшей жены.

Итак, Лара отправилась на кладбище – туда, где находилась могила ее прежнего возлюбленного. Опять неведомая сила гнала ее из дома.

…Около двенадцати, когда утренняя, еще терпимая жара сменялась жаром полуденным, едва выносимым, Лара наконец нашла нужный участок на старом кладбище и почти сразу же нужное захоронение.

Он. Виктор Викторович Семенов, год рождения и год смерти. Скромная плита из черного лабрадора, цветы. «Так чисто, ухожено тут… Ах да, Саша в эсэмэске сообщил, что они с Оленькой тут побывали накануне, прибирались!»

Лара положила на выжженную солнцем траву свой букет, села на скамейку рядом. Вздохнула, пытаясь справиться с волнением. Она волновалась – так, как если бы встречалась с живым…

Слов сначала не было.

«Прости», – мысленно произнесла Лара и коснулась кончиками пальцев нагретого камня.

Опять с трудом перевела дыхание и заставила себя продолжить: «Прости. Я не знала, что тебя уже нет в живых. Я до последнего времени ничего о тебе не знала».

Вверху, над головой, шелестела пожухлая от необычайного в этом году летнего жара листва. Этот шелест напоминал чей-то шепот. Если прислушаться, можно было различить отдельные слова. Словно голоса шептали Ларе в ответ: «Прости, прости, прости…»

«Ты зря это сделал. Ты должен был жить. Почему я так плохо помню тебя, твою любовь? Лишь какие-то обрывки… Ты так любил меня, что не захотел без меня жить? Зря, зря… Я тебя не любила. Наверное, поэтому не вспоминала почти о тебе».

«Зря, зря, зря…» – прошелестела в ответ листва над головой Лары.

– Бедный ты, глупый… – уже в полный голос, отчаянно, сердито произнесла Лара. – Если бы я знала, что ты так любишь меня… Но у тебя же дети были!

«Дети, дети, дети!» – прошептали голоса сверху.

Лара вспомнила об Оленьке и опять подумала о том, из чувства ли мести Оленька решила увести у нее мужа или еще по каким-то причинам. Впрочем, что значит – увести? Саша же не теленок, которого за веревочку можно утянуть за собой… Он ушел от нее, от Лары, потому что отношения их стали пустыми, скучными.

Оленька не виновата.

Ее надо простить. Не только ради ее будущего ребенка, но и ради Виктора.

– Я не в обиде на твою дочь, – прошептала Лара, уставившись на земляной холмик перед собой. – Пусть она будет счастлива. И пусть Саша будет счастлив. И с ребенком пусть у них будет все в порядке… Уж ребенок-то точно ни в чем не виноват! Это твой внук или внучка. Виктор… ты станешь дедушкой. Ты знаешь об этом уже, да?

Она нетерпеливо смахнула слезу со щеки, помолчала. О чем еще надо сказать Виктору?

– Жизнь прекрасна. И люди – хорошие… Они иногда гадости и глупости делают, но… Они все равно хорошие, – упрямо повторила Лара и подняла голову, сощурила глаза. – Смотри, солнце… Небо. Небо синее-синее, ты помнишь? Ты не должен был умирать – хотя бы ради этого солнца, ради этого неба…

Слезы текли у нее по щекам, и Лара то и дело смахивала их. Но она улыбалась – потому что ей стало легче. Словно камень с души упал… Она именно этого ощущения ждала, когда искала Наталью, когда вела это маленькое расследование.

Оказалось, что не нужна была эта Наталья, да и никто не нужен, главное – Ларе требовалось простить Оленьку. И Сашу. А еще понять, что же такое произошло с ней самой.

Лара смогла это сделать – пройдя сложным, извилистым путем, затрагивающим судьбы других людей. Для этого надо было переворошить все свое прошлое, вспомнить все. Простить всех и в то же время сбросить с плеч собственную вину.

Та истина, которая открылась сейчас перед Ларой, неожиданно дала ей ответы на все вопросы.

Жизнь прекрасна. Люди хорошие. Жить – стоит.

…На станции Лара встретила Машу с Ваней. Ваня шел пешком, а Маша везла перед собой коляску, забитую пакетами – верно, из продуктового.

– Лара! – Ваня бросился к молодой женщине, обнял за ноги, заглянул снизу вверх в лицо. – Пойдем к нам! Пойдем рисовать!

– Сейчас не могу, Ванечка, золотце мое, потом… – рассеянно ответила Лара, взъерошила пушистые волосы на его макушке. – Меня дядя Феликс ждет.

– Ванька, не висни на Ларе… – Маша дернула сына за рубашку. – Ты сама виновата – привадила его, вот он и не отлипает от тебя! Ладно, идем…

Они побрели по дороге в Кирюшино. Идти надо было километр, не больше, но по жаре даже такое расстояние давалось с трудом. Лара посмотрела на Машу, толкающую впереди себя тяжелую коляску, на Ванечку, смиренно и изнеможенно топающего по раскаленному асфальту, и достала из сумочки сотовый:

– Сейчас Феликсу позвоню, пусть он нас встретит, подвезет.

– Нас? – возмутилась Маша. – С какой это стати он нас будет подвозить? Тебя – да, а мы-то тут при чем?..

– Ты думаешь, он не согласится тебя с Ваней взять?

– Да я сама не сяду! – огрызнулась Маша. – Чего тут идти-то… Не, не. Ты сама по себе, мы сами по себе.

– Ты такая упрямая, – фыркнула Лара. – Ужасно упрямая. Ваня, устал?.. Иди ко мне на руки.

– С ума сошла! Он же тяжелый… По такой жаре надорвешься.