Официантка захлопотала вокруг стола, обслуживая опоздавших.

– Как вам Ярославль? – любезно спросил Никита Андреевич.

– Очень… – радостно отозвалась Лара. – Спасибо, – кивнула она официантке, поставившей перед ней тарелку с супом. – Я бы хотела там жить! А эта Москва… Ну ее.

– А вам как экскурсия, молодые люди? – Никита Андреевич обратился к сыновьям Альбины.

Младший смущенно пожал плечами, старший со стыдливым нахальством заявил:

– Еще одна встреча с прекрасным, и меня стошнит…

– Гоша! – зашипела Альбина. – Что ты такое говоришь, как тебе не стыдно! Вон из-за стола…

Чета пенсионеров попыталась обратить все в шутку, но Альбина разбушевалась всерьез… Не из-за невоспитанности детей, наверное, а из-за того, что он, Феликс, – с Ларой, а не с ней…

Ну да бог с ней, с этой Альбиной.

На следующий день был еще один город, потом Кижи, Валаам… И все это время Феликс находился рядом с Ларой. Он ни на минуту не мог оставить ее.

Они расставались лишь на ночь – тогда каждый уходил в свою каюту.

Самым приятным для Феликса было пробуждение – он еще не успевал открыть глаза, а уже улыбался, словно сегодня его ждал подарок, о котором он мечтал всю свою жизнь…

Через некоторое время теплоход прибыл в Санкт-Петербург. Там «Карамазов» стоял на причале, а туристов еще пару дней возили на экскурсии по городу и его окрестностям.

Феликсу с Ларой надоели организованные экскурсии, и они, взявшись за руки, бродили вдвоем по городу.

Конец июня – белые ночи. Толпы туристов. Шатры летних кафе, бесчисленные катера, снующие по каналам, свежий ветер с Дворцовой набережной, бастион Петропавловской крепости…

Когда-то давным-давно, в юности, Феликс мечтал прогуляться по Питеру с любимой девушкой. Чтобы и белые ночи, и ажурная ограда Летнего сада, и фонтаны Петергофа… Но ничего не случилось. То есть случилось, но не так. Да, бродил он по Питеру – в первый раз лет в восемнадцать, с одной разбитной девицей, поклонницей андеграундной культуры, курившей по две пачки сигарет в день. Девице по барабану были и ограда Летнего сада, и гранитные набережные – она висела у Феликса на локте и без передышки рассказывала какие-то байки из своей нелегкой андеграундной жизни.

В следующий раз Феликс отправился в Питер с первой женой, вернее, тогда еще невестой. Будущая супруга красот города на Неве не понимала, ее тянуло только в магазины, устав от прогулок, она истерила и дулась… К тому же тогда стояла скверная погода – сильный ветер, дожди. Будущей супруге продуло уши…

Потом, много позже, Феликс вновь оказался в Питере, и уже тут, непосредственно на месте, познакомился с очаровательной незнакомкой. Но из этих прогулок тоже ничего хорошего не вышло – незнакомка стащила у Феликса деньги и была такова.

Вот вам и белые ночи…

Он забыл свои мечты, он перестал надеяться, что найдет родную душу, свою вторую половинку. Но кто-то там, свыше, наконец решил, что Феликс заслужил счастье, – и послал ему Лару.

И все совпало, сплелось, соединилось – и хорошая погода, и ажурные ограды, и девушка… Хотя, конечно, какой-нибудь скептик и фыркнул бы в лицо Феликсу: «Ну что вы, батенька, какая там юношеская романтика на пятом-то десятке… В ваши годы пора на Мальдивы, на Кубу за дайвингом, а не по Питеру пешком шляться!» Ну да бог с ним, со скептиком… Главное – что мечта Феликса все-таки сбылась. Лучше поздно, чем никогда.

…Когда они с Ларой бродили по Невскому проспекту, взбирались на колоннаду Исаакия, искали Александро-Невскую лавру, Феликс невольно поглядывал на проходивших мимо женщин. Он все еще не мог поверить рассудком в то, что Лара – лучшая. (Сердцем-то – поверил сразу!)

Так вот, ни одна из прохожих не могла сравниться с Ларой. И дело было даже не в красоте возлюбленной Феликса, не в ее стройности и не в отсутствии морщин на ее личике – дивном, диком, странном… Просто внешность каждого человека отражала и его душу.

Сейчас Феликс отчетливо видел, что вокруг бродили лишь тени женщин – унылые, приземленные, убогие создания… То слишком жадные, то слишком наивные, то глупые, то грубые… И все эти внутренние недостатки проявлялись через внешние черты – через скошенные подбородки, близко посаженные глаза, оттопыренные уши, мешки и отеки на лице, чудовищных размеров зады, кривые ноги, вывернутые ноздри, змеиные улыбки, гогочущие голоса… Проявлялись через резкие, душные запахи их духов, манерные движения рук, вертлявую походку.

Где-то посреди Невского Феликс заметил как-то в толпе Альбину, за которой уныло плелись ее сыновья. Он и до того терпеть не мог Альбину, но сейчас с особой отчетливостью увидел, какая у этой женщины маленькая голова (а еще эта короткая, прилизанная, под мальчика, стрижка!) и распухшие, торчащие в стороны бедра… Все это внешнее несовершенство лишний раз подтверждало то, что Альбина – лицемерка. Ее так и распирала чувственность, которую она ловко маскировала интеллектуальными беседами… А на самом деле она – обыкновенная самка.

Еще хуже казались молодые девицы на шпильках, в мини, с глазами-калькуляторами… Пожилые женщины – те, наоборот, были равнодушны к одежде, к собственной внешности, и в их отечных лицах, запавших глазах, в глубоких носогубных складках пряталась желчь, недовольство жизнью, ненависть ко всему миру… Настоящие ведьмы.

Даже в детях, девочках уже угадывалась их будущая, исковерканно-женская сущность.

Одно из отвратительнейших созданий женского пола Феликс наблюдал в летнем кафе возле Спаса на Крови. За столиком сидела семья – отец, мать и она, их дочь, девочка лет десяти. Огромная, толстая, с гипертрофированным животом, словно у беременной, с трясущимся жиром на предплечьях, с плоским, распаренно-красным от жары лицом, многочисленными подбородками и крошечными, злобными глазками. В розовом спортивном костюме, бесстыдно обтягиваюшем ее ляжки. Девочка капризничала, топала ногами, требовала себе лишний хот-дог, и от ее визгливого голоса по спине бежали мурашки – словно кто-то металлом скреб по металлу… Не девочка, не человек, не живое существо это было – одна жадная, вздорная, глупая, ненасытная утроба.

В обществе, на публике не принято осуждать кого-то за уродство. Обсуждать и осуждать. Неполиткорректно. Нынче все считают себя королевишнами, даже самые некрасивые. Да и вообще – нет некрасивых! – раздается отовсюду клич.

Нет. Неправда. Форма – она все-таки отражает содержание.

И только Лара была воплощенной гармонией… Чем дальше, тем больше убеждался Феликс.

А Лара тем временем, шагая рядом с Феликсом, занималась своими сравнениями. Она восхищалась Питером. Сравнивала Питер с Москвой – в пользу первого… И говорила, что хотела бы жить в Питере.

Тут Феликс очнулся и начал соображать. Лара все, все города и места, где они побывали, оценивала с одной точки зрения. Хотелось бы ей там жить или нет.

– …хотя нет, Ярославль не хуже, – болтала девушка, держа Феликса под руку. – Ему тысяча лет! Древний, красивый город, но и предприятий много, есть возможность найти работу… Волга опять же рядом!

– Минутку, – прервал ее Феликс. – Ты что, хочешь уехать из Москвы?

– Да, – кивнула Лара. Она улыбалась в этот момент, но глаза ее оставались серьезными, даже печальными. До того она успела признаться Феликсу, что очень страдала этой весной. Измена мужа и все такое… Оно и понятно – теперь хотела быть подальше от тех мест, подальше от своих воспоминаний. Но как же он, Феликс? Неужели Лара не берет его в расчет?

– А я? – спросил он прямо.

– Ты… ты хороший. Но… – она замолчала, смешавшись.

– Ты думаешь, у нас тобой – несерьезно? Так, отпускной роман? Нет. Нет… – Феликс развернул Лару к себе. – Я люблю тебя.

– Феликс, не надо…

– Я люблю тебя, – повторил он мрачно. – Я никого никогда не любил в своей жизни – веришь ли? А тебя – люблю.

– Феликс!

Он притянул ее к себе, поцеловал.

– Ты не хочешь возвращаться домой, в Москву? – продолжил он. – И не надо. Поедем ко мне, в Кирюшино. Там у меня дом, я тебе говорил… там хорошо, спокойно. Будем жить вместе. Как?

Некоторое время Лара молчала с отстраненным, ошеломленным видом, глядя куда-то в сторону. А потом подняла голову и сказала, глядя Феликсу прямо в глаза:

– Да.

И это было второе ее «да», от которого у Феликса перехватило горло.

* * *

Он ей сказал – «люблю». А она не знала, любит ли его…

Но Феликс безусловно нравился Ларе. В первую очередь потому, что с ним можно было говорить, говорить обо всем на свете. С Феликсом оказалось легко! Феликс – друг…

Через пару дней они на скором поезде прибыли в Москву, пересели на электричку, и не прошло и пары часов, как уже оказались в Кирюшине, небольшой подмосковной деревушке.

Дом Феликса – не шикарный коттедж, обставленный заковыристой авторской мебелью, но вполне добротный, основательный. Там было все, что обязательно присутствовало в городском жилище. Еще имелся огромный участок, заросший деревьями, кустами, цветами… Альпийских горок Феликс на нем не разбивал, ландшафтных дизайнеров не призывал себе в помощь – и хорошо. В этой природной простоте, в этом зеленом хаосе была своя прелесть.

Феликс так смешно волновался, впервые показывая Ларе свое жилище… Но Ларе здесь понравилось все. Особенно сад.

– Вот с этой стороны, посмотри – на крышу дерево упало. Но ничего, починили вроде… – Феликс приставил лестницу, полез вверх. – А это что? Халтурщики, а про водосток они что, забыли?

– Все в порядке? – крикнула снизу Лара.

– Почти… Ладно, потом с этим Сан Санычем разберусь.

Они снова вернулись в дом.

– Это будет твоя комната – как ты, не против?

– Отлично… Феликс, мне здесь очень нравится!

– Я иногда не могу заснуть ночью, сижу за компьютером, а тут тебе будет спокойно… Но я бы хотел, чтобы ты, по возможности, и ночью находилась рядом.

Лара признательно поцеловала его в щеку.

Вечером она приготовила ужин – самый простой, но Феликс пришел в такой восторг…