Деня вздернул бровь.

— А это серьезное заявление, Гром. Леха — профессионал, он меня уже десять лет стережет.

— Вот именно — стережет. Надо защищать от любой угрозы, а не стеречь. Шкафы твои только на вид грозные. А так — идиоты на самом деле.

Он встал из-за стола, и я за ним.

— И как бы ты это сделал? Как ушел бы отсюда?

— Ну я бы уложил вначале Мухомора твоего с бородкой, так как он ближе всего ко мне стоял, у него ствол из-за пояса забрал бы, тебя за горло и вот этого и этого в голову сразу со ствола Лехи-профессионала. А ты б меня к машине вывел, я б потом тебе мозги вышиб и на твоей тачке уехал. Ну это так навскидку и по-быстрому, импровизируя. Но если б пришел тебя убить, действовал бы обдуманно и еще в самом начале на улице всех твоих "поснимал".

— Крутой, че, — ударил меня в плечо и расхохотался, и я вместе с ним. — На меня работать будешь. Это даже не обсуждается.

Я слегка пошатнулся и схватился за его плечо.

— Надрались мы с тобой, Олежа. Домой тебя отвезет мой человек. Ну… давай. А, нет, подожди. Друзья…

— Навек. Пока не сдохнем.

— Кто предаст…

— Тому ножом в глаз.

— Ты смотри, помнит. Он помнит. Ууууу, Громище, как же я рад видеть тебя.

Мы рассмеялись и снова обнялись.

— Ты это… кончай бухать, Гром. Знаю, жизнь дерьмом бывает, но она, сука, одна и прожить ее в пьяном бреду обидно. Давай. Я тебя наберу.

Глава 5. Олег

Я ее искал. Очень тщательно, профессионально, но создавалось гребаное впечатление, что ее и не существует. Нету человека и не было никогда. А у меня ни фото, ни имени, ничего. Лишь примерно — как выглядит и возраст тоже навскидку. Чудовищно мало. Ищу, как иголку в стоге несгораемого сена. И от одной мысли, что не найду никогда, становится так паршиво на душе, что нажраться водки до чертей наяву хочется. Я как будто что-то важное в своей жизни увидел, пролистал по дурости вперед и вернуться на прежнее место не могу, словно не было его никогда. Никогда не думал, что со мной такое может быть. Говорят, чтоб любить человека, его узнать надо, как физически, так и душу, характер. А я вам говорю: чушь это собачья. Любовь — она как запах. От него или мгновенно ведет, или уже никогда. Можно привыкнуть к запаху, и даже он может начать нравится со временем, но разве это сравнится с тем ароматом, от которого глаза закатились и сердце забилось в три раза чаще? С любовью все точно так же. Либо повело так, что на ногах устоять не можешь после первой же встречи, либо ждешь, когда привыкнешь и понравится, потому что тот, от которого ведет, найти практически невозможно, а иногда и дорого… так дорого, что расплачиваться придется далеко не деньгами. И вот я готов был чем угодно. Потому что вот он, настоящий кайф. Все остальное — жалкая пародия.

Я вычислил, в каких магазинах туфли такие продаются. У нее ножка маленькая, нестандартная, думал, легко найду, но не тут-то было: последние пары такой обуви были куплены несколько месяцев назад. Мне дали имена покупателей, и среди них ее не оказалось, когда по базе у своих бывших коллег пробил. Существовала вероятность, что она купила их за границей напрямую в магазинах производителя. Черт. Это одержимость какая-то адская. Никогда меня так от женщины не вело. Еще один бутик для меня Света из отдела по старой памяти откопала. Где-то в центре города открылся недавно, возят эксклюзив из Европы. Налоги пока не платили, находятся в стадии оформления документов, но уже приторговывают. Отстегивают куда следует, и все пучком у них. Последняя надежда на них, и то — если продавцы запомнили, кому продали, и, если рассчитывалась кредиткой, а не налом. Я по полдня рыскал как зверь по городу, а потом ехал на работу, где притихшие коллеги обходили меня теперь какой-то сто пятой дорогой. Если раньше я был мудаком, потому что мент, то теперь я мудак, потому что с Олигархом оказался близок. Люди всегда найдут причину повесить на вас ярлык, вы никогда не будете хороши на все сто процентов. И даже на пятьдесят. Найдут, до чего докопаться, и обгадят с ног до головы. Потому что в этом их кайф, потому что тогда можно за ваш счет самоутвердиться. Меня сторонился даже наш Толстяк, который на обед со мной ходил. Можно подумать, я теперь пушку вытяну и мозги ему снесу, пока он свои бутеры трехэтажные жрет.

Ну и черт с ними. Я не сто баксов, чтоб всем нравится. О предложении Дени все чаще думал. Вначале отказал ему, а сейчас все больше склонялся к мысли, что этот вариант намного лучше, чем на селекции в ночном клубе стоять. Не торопился из-за нее. Надеялся, что опять придет, а она больше не приходила. Я за несколько дней в невменяемого психа превратился. Только о ней и думал, бессонница-сука замучила. И мозгами понимаю, что не было с ней ничего и, скорей всего, не будет. Увидел и забыл. А она, как заноза проклятая, в мозгах сидит. В магазин тот поехал, продавщица там новая оказалась, работает пару дней всего. Денег дал, она позвонила своей предшественнице, долго выспрашивала, а у той то ли запой, то ли накололась. Не помнит и все. Разозлился, вышел на улицу покурить, от безысходной ярости аж руки трясутся.

Сотовый зазвонил неожиданно, и я холодными пальцами выудил его из кармана. Глянул на дисплей с тремя продольными трещинами по защитному стеклу — память после перестрелки на последнем задании. Звонил Деня. Его лысая башка и довольная физиономия сияла на экране, как напоминание о чем-то очень хорошем случившимся в последнее время.

— Да, брат. Вернулся уже?

— Нет. По тебе соскучился. Здорово, алкаш, бухаешь или работаешь?

— Ни то и ни другое. Девушку одну ищу.

— Новая соска?

— Не соска, а девушка. Была б соской, я б так и сказал.

— Ладно-ладно, ты чего? Откуда я знаю, как ты их величаешь. Кстати о сосках, — усмехнулся мне в ухо, — я через два дня дома буду, отвезу тебя в одно место, там не телки, а труженицы, пчелки волшебные.

— Так ты ж вроде женат.

— И что? Чем жена мешает иметь дорогих шлюх? В чем проблема вообще? Проблема, когда твоя жена шлюха. Вот это проблема. Бля… прости я не хотел.

Я сильно сигаретой затянулся.

— Так она и правда шлюха. Чего мне тебя прощать?

— Значит, заметано, отпросись на работе — мы с ночевкой. Усек, Громище?

И тут я поперхнулся дымом. Ее увидел. Реально ее. Мне кажется, меня словно кипятком ошпарило, и сердце заколотилось бешеными рывками, аж в ушах пульс набатом. Идет на противоположной улице, аля "Красотка", витрины рассматривает. Я про Деню забыл. Сотовый в карман сунул и за ней следом увязался. Иду сзади, и сердце как бешеное колотится, а она, не спеша, высокими каблуками по асфальту выстукивает, на ней светлое пальто до колен, и стройные ноги в тонкие чулки затянуты. Походка такая, что вслед каждый оборачивается. Реально каждый. Есть такой сорт женщин: они словно из иного измерения, идеальные во всем. На них смотришь и млеешь, потому что понимаешь, что такую не каждый день встретишь, а то и не в каждой жизни.

Волосы кудрями по спине вьются, и мне кажется, я их запах на расстоянии ощущаю. От дикого желания поднести их к лицу и втянуть аромат скулы свело. Я все ожидал, когда она к какой-то машине подойдет, чтоб уехать, а она на обочины даже не смотрит, а потом вдруг у одной из витрин остановилась и на меня прямо через стекло посмотрела, и я очередной сигаретой затянулся глубоко, так, что перед глазами потемнело, чувствуя, как понимание каждый позвонок простреливает — она меня давно заметила. Теперь сердце забилось в горле, а адреналин зашипел в венах, пробуждая азарт охотника — догнать и сцапать жертву.

Метнулась за здание магазина в узкий переулок. Я за ней. Иду и не понимаю зачем, не понимаю, она убегает от меня или заманивает. Ни черта не понимаю. Только вижу, как пальто мелькает, и как волосы развеваются, когда сворачивает за здания, как по ступенькам спускается быстро. Я шаг ускорил и она. Не оборачивается, но я точно понимаю, что знает — я иду следом. Пошла намного быстрее, свернула в еще один переулок, и, когда я сам в него зашел, чертыхнулся, увидев сквозное здание с двумя выходами. Твою ж мать. Значит, таки убегала от меня. Ступил в аркообразный переход и замер — она у стены кирпичной стоит, голову запрокинула, тяжело дыша, и на меня смотрит.

И это, мать вашу, гораздо эротичней всего, что я когда-либо видел в своей жизни. Она, стоящая напротив меня в светлом пальто, призывно смотрящая мне в глаза с бешено поднимающейся и опускающейся грудью.

Преодолел между нами расстояние и за шею ее тонкую ладонью обхватил, гладя губы большим пальцем, нахмурившись рассматривая ее лицо. Идеальное безумно красивое лицо без единого изъяна, без косметики, без помады. Настоящая.

Достаточно этого взгляда ей в глаза, чтобы перестать дышать. Именно перестать. Очень маленькими глотками, чтобы сердце не остановилось от осознания, насколько я обезумел от непонятной адской жажды по совершенно незнакомой мне женщине. Она сама набросилась на мой рот. Резко, неожиданно, со стоном, от которого по моим, натянутым до предела, нервам, прошла дрожь возбуждения. Запах ее дыхания ворвался в горло, в легкие, одурманил мозги, и я стиснул ее скулы ладонью, впиваясь сильнее в мягкие горячие губы, проталкивая ей в рот свой голодный язык, сплетая с ее языком, вылизывая его по всей длине и с силой удерживая за затылок, чтоб не увернулась, потому что я целовать ее хочу до исступления, до изнеможения, до ломоты во всем теле. Это даже не возбуждение — это какая-то лихорадка, когда с голода хочется жрать грязными руками, не запивая, давясь до боли в груди и дрожи во всем теле и руках. Кусаешь сам себя за губы и за пальцы, издаешь звериные звуки первобытных инстинктов — насытиться. Пусть до смерти. Пожирать, вгрызаться, сжимать и впиваться, сходя с ума от удовольствия, наконец-то почувствовать ее запах и вкус у себя во рту. Оторвался на мгновение, усмехаясь, когда потянулась за моими губами, а я за затылок удержал: