Конни Брокуэй - Чужая свадьба

— Не отрицай, Летти. Я сам видел, как вы относитесь друг к другу. — Его отеческое неодобрение неожиданно сменилось отеческим раздражением. — И о чем ты только думала, черт возьми?

— Я не думала, — призналась Летти. — Я чувствовала. Я до сих пор чувствую. Помоги мне, Боже… И мисс Эглантина тоже в этом участвовала?

— Да. И судя по тому, как она выглядела, когда ей представился твой «будущий муж», жестоко раскаивается в том, что вмешалась в твою жизнь. Она никогда не делала ничего подобного. Должно быть, ей очень этого хотелось.

— Если ты стараешься заставить меня почувствовать себя виноватой, то ты опоздал.

Дворецкий снова тяжело вздохнул:

— Прости меня, Летти. Я виноват не меньше тебя. Но мы должны помешать Нику огорчить их больше, чем… ну, мы должны!

Летти встала.

— Он не ограбит Бигглсуортов. Обещаю.

Она подняла саквояж, в котором были сложены вещи леди Агаты, и вытряхнула содержимое на кровать. Она начала складывать в него теплую одежду, которую могла бы носить на пакетботе, пересекающем Северное море.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Напишу сэру Эллиоту письмо и расскажу, кто такой Ник Спаркл, и кто я, и что он задумал. И что собиралась сделать я.

— Но, Летти…

— Как только рассветет, я поеду в Литтл-Байдуэлл. Пассажирский поезд отходит в десять. Я уеду на нем. — Она уложила блузку. — Если ты подождешь отправлять письмо сэру Эллиоту до полудня, буду тебе очень признательна.

Кэбот нахмурился:

— А как же Ник? Что, если он начнет разыскивать тебя?

— Не начнет. Ник Спаркл не встает рано без необходимости. Если спросит обо мне, скажи, что я заболела и лежу в постели. Он охотно поверит.

Кэбот кивнул:

— Хорошо. Ты помешаешь Нику обокрасть Бигглсуортов, но как же скандал? Что будет с мисс Анжелой?

Неужели у этого клубка, который она должна распутать, не будет конца? Летти на минуту закрыла глаза. Она должна сосредоточиться на мысли об Анжеле. Не думать об Эллиоте. О том, с каким выражением лица он будет читать ее письмо, об отвращении, которое почувствует, о том, как горько будет сожалеть, что сказал ей о своей любви.

— Скажи Бигглсуортам, что раньше я работала у леди Агаты. Тебе поверят. — Летти подняла руку, предупреждая его возражения. — Ты как-то говорил, что поддержать меня будет в интересах леди Агаты, когда она вернется в Англию. А если не вернется? Кто опровергнет мое утверждение, что я была ее помощницей? Ник? Мы с ним встретились всего лишь пять лет назад. С тобой мы знакомы дольше. Ты сможешь подтвердить мои слова… Расскажи Бигглс-уортам, что я попала в дурное общество только после смерти моей матери. Скажи, что я знала свое дело, и все пройдет прекрасно, только не надо ничего говорить обо мне Шеф-филдам.

— И ты думаешь, что никто в Литтл-Байдуэлле не расскажет Шеффилдам? — с сомнением спросил дворецкий.

— С кем в маленьком городишке мамаша маркиза Кот-тона пожелает делиться сплетнями? — ответила Летти. Она защелкнула замочек саквояжа. — Нет. Надо только пережить свадьбу, и все кончится. Потом, если возникнут какие-то слухи, это лишь оживит приемы у Шеффилдов. Чем забавнее скандал, тем приятнее его смаковать.

То, что вынесут на обсуждение ее жизнь, ее сердце, не имело значения, об этом все забудут, когда подадут второе блюдо.

Кэбот взглянул на нее и отвел глаза.

— Что-нибудь может помешать Бигглсуортам сделать все, что ты задумала для свадебного торжества? Летти покраснела.

— Почти все готово, — тихо сказала она. — Грейс Пул и ресторатор позаботятся об угощении и обслуживании. Все декорации заказаны. Сувениры и гирлянды готовы. Анжела, Эглантина и ты знаете, как все устроить, и, не сомневаюсь, слуги справятся. Я оставлю эскизы. Мэри убирает мою комнату и, конечно, знает, где лежат все счета, квитанции и письма. Не беспокойся. Все, с кем я имела дело в Лондоне, надежны и заслуживают доверия.

Она подумала, как забавно это, должно быть, звучит в к-человека, собирающегося сбежать, и улыбнулась. — Я сказала это совершенно серьезно, Кэбот. Будет не-зсто, но это выполнимо.

Хмурый серый рассвет пропитался влагой, она каплями оседала на спинах, запряженных в телегу лошадей, которые стояли у лавочки зеленщика. Пионы перед кондитерской сгибались под тяжестью росы, а кружевные занавески на окнах кафе обвисли.

Летти, зажав в руке билет, стояла на платформе. Полчаса назад Хэм привез ее на станцию. До отправления поезда оставался еще час.

В такую сырую погоду на улицах было мало людей. Летти погода не пугала.

Свежий воздух был насыщен весенним ароматом зелени и тяжелым запахом земли.

Эти запахи пробудили в ней воспоминания о том, как они с матерью шли рядом по деревенской дороге. Она тогда думала, что ее место там, пока Вернис Фоллонтру не сказала ей, что это не так. Девочкой она мечтала о том, как отец любил бы ее, если бы имел для этого возможность. А потом Летти думала, что ее домом стал мюзик-холл, а актеры — ее семьей, пока не умерла мать, а Альф так горевал, что не мог работать. Затем она узнала, что в ее «доме» нет места для девушки, которая не носит трико и говорит с благородным акцентом. А когда Летти нашла работу в музыкальных постановках, ей сказали, что она недостаточно эмоциональна чтобы играть большие роли.

Всю жизнь она искала и умела находить выход из трудных ситуаций. Однажды ночью, — вскоре после смерти матери, после того самого вечера, когда Ник Спаркл впервые угостил ее шампанским, а девушка из кордебалета бросилась в Темзу, потому что была беременна, — в ту бессонную ночь Летти приняла решение, что отныне все будет происходить для нее, а не с ней.

Никакой доброты, потому что ее нет в мире; побольше смеха, ибо, если смеешься ты, не смеются над тобой; не желать того, чего не можешь получить, потому что в этом мире ничего не дают; вот какой стала Летти Поттс.

Или она так думала.

И вот она снова здесь, с саквояжем в руках, в ожидании следующего акта.

Ведь она всего лишь странница.

Но жизнь все-таки пока не загнала ее в угол. Летти улыбнулась. Она все еще стояла на ногах и сохранила силы для побега. Молодая женщина посмотрела вниз. Фейген, наоборот, казалось, не испытывал ни малейшего желания бежать, идти или даже стоять. Он с несчастным видом свернулся у ее ног и с тоской в глазах смотрел на нее.

Он не хотел идти с ней. Пришлось заманить его куском колбасы и вести на плетеном шелковом поводке. Что-то сжало ей горло.

Никогда в жизни Фейген не ходил в ошейнике. Он всегда следовал за ней как тень, потому что, если бы она исчезла, он остался бы совсем один на этом свете. Она была единственной его опорой, и в этом была его заслуга, а не ее. Летти принимала преданность песика как должное.

— Ладно, Фей, — ласково сказала она. — Наше приклю-рение закончилось. Вот увидишь, будут другие. Мы поедем в {орвегию. Как ты думаешь, селедка вкусная? Подожди, пока яе попробуешь семгу!

Он смотрел туда, где остались Холлиз и Эглантина. Эглантина, которая никогда не принимала его привязанность как должное.

— Мы можем начать все с начала, и, видит Бог, разве нам не повезло?

Фейген встал и отошел от нее, насколько позволял повок. Улыбка застыла на лице Летти.

— Добрый день, леди Агата! — кивнула няня миссис Джепсон, толкавшая коляску с орущим во всю силу своих легких Джепсоном-младшим. Над головой с печальным криком кружились чайки. Из-под платформы выскочила кошка и побежала через улицу. Фейген равнодушно наблюдал за ней.

— Ладно уж, — прошептала Летти, развязывая поводок ,на его шее. — Только заботься об Эглантине, слышишь?

Фейген склонил набок свою мохнатую голову и серьезным непроницаемым взглядом посмотрел на нее. Он не лизнул Летти в лицо. Он был не из тех псов, которые лижутся. Но он нерешительно махнул хвостом и, увернув-„шись от телеги кузнеца, затрусил по улице обратно к Эглантине, домой.

Летти со слезами на глазах смотрела на него. Ей так хотелось вернуться, что, казалось, душа вот-вот вырвется из ее груди и полетит вслед за ним. Но она не могла. Она не была . леди Агатой Уайт. Она была Летти Поттс, как бы ее ни называли. Она шмыгнула носом, пытаясь задорно улыбнуться, но это ей не удалось.

Одним-единственным способом она могла бы разобраться, какая часть леди Агаты была Летти Поттс и какая часть Летти Поттс была леди Агатой. И это было неосуществимо. Она посмотрела на небо. Стая чаек удалялась к горизонту, в сторону моря. Вдалеке темной точкой бежал по дороге Фейген. «Давай, Фей, — прошептала она, — быстрее».

Летти крепко сжала билет и ждала, когда ею снова овладеет радость свободы, как это уже случалось десятки раз, сознание того, что она проскочила сквозь закрывавшиеся ворота или ускользнула от наброшенной сети. Но радости не было. Летти опять убежала, но не обрела свободу. Ее давно, очень давно загнали в угол.

Неожиданно она поняла, что есть только один выход. Разорвала билет, поправила шляпу и спустилась с платформы.

Кем бы она ни была, Летти Поттс не была трусливой.

…Растерянный клерк проводил посетительницу в кабинет Эллиота. Судья сидел за столом, заваленным книгами и бумагами. Смуглый молодой человек, в котором она узнала местного констебля, стоял по другую сторону стола. Увидев ее, Эллиот встал. Молодой констебль, заикаясь, поздоровался и сообщил, что ему пора идти.

Эллиот вышел из-за стола и приблизился к ней. Его лицо выражало внимание, а его поведение оставалось, как всегда, безупречным. Она искала в его лице признаки страдания и горечи, которые он, как она знала, испытывал, когда Ник представился ее женихом. Губы Эллиота были сжаты, в глазах она видела лишь усталость.

— Леди Агата, не желаете ли сесть?

— Предпочла бы постоять.