— Я действительно чую запах кофе или мне кажется? — спросил он, целуя ее.

— Не выдавай меня, — попросила Роуз, отвечая на поцелуй.

— Никогда, — прорычал он, поднимая ее бедра (О Боже, только бы не надорвался!) и укладывая женщину на стол.

— Твои секреты, — поклялся Джим, целуя Роуз в шею, — в полной безопасности…

Теперь его губы скользили по ложбинке между ее грудями, а пальцы быстро расстегивали пуговицы.

— …все равно что в сейфе.

4

В одиннадцать часов утра следующего понедельника Мэгги Феллер открыла глаза и потянулась. Роуз уже ушла. Мэгги направилась в ванную, где выпила ровно тридцать две унции воды, и принялась тщательно изучать место своего временного проживания, начиная со шкафчика для лекарств, полки которого были укомплектованы так, словно сестра ежеминутно ожидала страшной эпидемии, грозящей поразить Филадельфию, и сознавала свою миссию спасительницы города. Этакой Флоренс Найтингейл, призванной в одиночку выхаживать все население.

Рядами стояли флакончики с болеутоляющими, коробочки с желудочными средствами, большая пачка лейкопластыря и одобренная Красным Крестом аптечка первой помощи.

Ничего не скажешь, ее сестрица Роуз не даст пропасть.

Мэгги только головой качала, разбирая бинты, мультивитамины, таблетки кальция, катушки зубной нити, бутылочки со спиртом для растирания и перекисью водорода, четыре футлярчика с новыми зубными щетками… Да где же карандаш для подводки глаз? Где румяна и тональный крем, в которых отчаянно нуждалась сестра? Полное отсутствие косметики, если не считать полупустого тюбика губной помады. Правда, нашелся «Понд» для снятия косметики, но никакого макияжа. О чем только думает Роуз? Что какая-то добрая душа прокрадется среди ночи в квартиру, свяжет ее, наложит на лицо косметику и спокойно уйдет?

Мало того, во всей квартире ни одного презерватива или тюбика с противозачаточной мазью, хотя имелась запечатанная пачка монистата — видимо на случай, если ее целомудренная сестрица каким-то образом ухитрится подцепить грибок в общественном туалете. Вот к этому она всегда готова. «Наверняка схватила на распродаже», — фыркнула Мэгги, вытряхивая таблетку из пузырька с болеутоляющим.

Кроме того, в ванной отсутствовали весы. Впрочем, ничего удивительного, если вспомнить детство Роуз. Тогда Сидел прикрепила скотчем ламинированную таблицу к стене ванной. Каждое воскресенье Роуз, закрыв глаза, становилась на весы и с бесстрастным лицом ожидала, пока Сидел запишет цифру, усядется на сиденье унитаза и примется допрашивать, что ела падчерица на неделе. Даже сейчас в ушах Мэгги звучал приторно-фальшивый голос мачехи: «Салат? С какой же заправкой? Надеюсь, обезжиренной? Уверена? Роуз, я всего лишь хочу помочь тебе. Потому что желаю добра».

Как бы не так! Можно подумать, Сидел вообще интересовал кто-нибудь, кроме ее самой и милой доченьки.

Мэгги вернулась в спальню, натянула спортивные штаны сестры и продолжила осмотр, собирая то, что называла про себя Информацией.

— Ты очень способная девочка, — говаривала миссис Фрайд, ее учительница в начальной школе. Миссис Фрайд — седые локоны, впечатляющая глыба груди, бисерная цепочка для очков, вязаные жилетки — учила Мэгги тому, что эвфемистически именовалось «расширением кругозора» (и было известно ученикам под более прозаическим названием «специальное образование»), со второго по шестой класс. Добродушная ласковая женщина быстро стала союзницей Мэгги, особенно в первые месяцы пребывания в новой школе в другом штате.

— Одно из твоих лучших качеств — способность всегда придумать другой способ выполнить задание. Если, допустим, ты не знаешь, что означает какое-то слово, что делаешь?

— Догадываюсь? — предположила Мэгги. Миссис Фрайд улыбнулась:

— Пытаешься понять значение из контекста. Главное — найти решение. Решение, которое сработает в твою пользу.

Мэгги кивнула, довольная и польщенная. Нечасто ей доводилось слышать нечто подобное в классе.

— Представь, что ты едешь на концерт, но застреваешь в пробке. Что сделаешь? Вернешься домой? Пропустишь концерт? Нет, — сказала миссис Фрайд, прежде чем Мэгги успела спросить, кто выступает в этом теоретическом концерте, и решить, стоит ли вообще туда стремиться. — Ты просто поедешь другой дорогой. Для этого ты достаточно сообразительна.

Кроме совета определять значения слов из контекста альтернативные методы миссис Фрайд помогли Мэгги научиться складывать цифры, если она забывала таблицу умножения, выделять смысл абзаца, обводить кружком существительные и подчеркивать глаголы. За последующие годы Мэгги изобрела и собственные методы, вроде сбора Информации — именно так, с большой буквы, — помогавшей узнать о людях то, что они обычно скрывали или недоговаривали. Информация всегда пригодится, а кроме того, ее легко добыть. Многие годы Мэгги потихоньку изучала распечатки баланса кредитных карточек, чужие дневники, банковские отчеты и старые фотографии. В средней школе она нашла потрепанный экземпляр «Навсегда» под матрацем Роуз, и той почти целый учебный год пришлось отдавать сестре карманные деньги, прежде чем она набралась духу объявить, что ей, Роуз, совершенно все равно, скажет ли Мэгги отцу, что страницы со сценами секса оказались самыми замусоленными.

Мэгги порылась в столе сестры. Счета за газ, электричество, телефон и кабельное телевидение, аккуратно скрепленные вместе. Тут же конверты с обратными адресами и марками. Чек из «Тауэр рекордз», где указано, что Роуз купила (и, хуже того, оплатила) запись лучших хитов Джорджа Майкла. Мэгги прикарманила чек в полной уверенности, что он пригодится, хотя зачем — пока не знала. Далее. Чек из магазина «Сакс» за пару туфель. Триста двенадцать долларов. Неплохо. Расписание занятий в тренажерном зале, просроченное на полгода. Ничего особенного.

Мэгги закрыла ящик и перешла к унылому содержимому шкафа Роуз. Перебрала вешалки, качая головой при виде цветовой гаммы — богатый выбор черного и коричневого, с редкими вкраплениями серого, должно быть, для смеха. Тоска, тоска, тоска. Скучные костюмы, убогие свитера и двойки, с полдюжины юбок, сшитых так, что подол неизменно трется о середину икры, словно Роуз выбирала длину с целью подчеркнуть толщину ног. Мэгги способна была помочь ей одеться как следует. Но Роуз не желала помощи. Роуз была уверена, что ее жизнь прекрасна. И считала, что проблемы есть только у окружающих.

Когда-то, в далеком детстве, люди принимали их за близняшек: две маленькие девочки с торчащими косичками, одинаковыми карими глазами и вызывающе выдвинутыми подбородками. Что же, все проходит. Роуз, вероятно, дюйма на два выше и тяжелее фунтов на пятьдесят, а то и больше. Мэгги уже успела заметить чуть отвисшую кожу — первый признак гнусного двойного подбородка. И блузки в ее шкафу были от Лейн Брайант. К ним Мэгги вообще брезговала притрагиваться, хоть и знала, что жир не заразен. А Роуз было все равно. Ее волосы, доходившие до плеч, были обычно свернуты в неряшливый узелок или собраны в хвост огромными пластиковыми заколками, от которых весь мир отказался лет пять назад. Непонятно, где Роуз их находит: вероятно, в дешевых лавчонках, где все по доллару, но запас этих заколок был просто неисчерпаем, хотя Мэгги считала своей святой обязанностью во время каждого визита швырнуть парочку в мусорное ведро.

Глубоко вздохнув, Мэгги отодвинула последний жакет и приступила к тому, что приберегала на десерт: туфлям сестры. Увиденное, как обычно, потрясло ее. Мэгги даже ощутила легкую тошноту, словно ребенок, объевшийся сластями в Хэллоуин. Роуз, ленивая, толстая, немодная Роуз, которую нельзя было заставить выщипать брови, увлажнить кожу или отполировать ногти, ухитрилась приобрести десятки пар лучших в мире туфель: тут были лодочки, без каблуков и на шпильках, с перекидным ремешком на высоких каблуках, бежевые мокасины, такие мягкие, что хотелось потереться о них щекой, босоножки от Шанель, состоящие из узеньких кожаных мысочков и тоненьких позолоченных ремешков, высокие черные блестящие сапожки от Гуччи, ботинки от Стефана Килайена цвета корицы, алые ковбойские сапоги с вышитыми вручную перцами халапеньо по бокам, шнурованные «Хаш Паппиз»[12] в клубнично-лимонных тонах, лодочки без каблуков от Сайгерсона Моррисона и домашние туфельки от Маноло Бланика. А еще мокасины от Стива Маддена, ни разу не вынутые из коробки, и пара туфель от Прады на средних каблучках, белые с бело-желтыми ромашками-аппликациями на мысках. Мэгги затаила дыхание и осторожно сунула в них ноги. Как всегда… как все туфли Роуз, они подошли идеально.

«Это несправедливо, — подумала она, направляясь на кухню в туфлях от Прады. — Интересно, куда это Роуз собирается носить такие туфли? И вообще, зачем они ей?»

Насупившись, она открыла буфет. Царство зерновых. Сплошные сухие завтраки. Белый изюм и бурый рис. Иисусе! Что у нас, национальная неделя здорового питания? Ни «Фритос», ни «Читос», ни «Цоритос», словом, никаких «…итос»! Главной еды Мэгги!

Она пошарила в холодильнике, брезгливо перебирая овощные бургеры и пинты натурального фруктового шербета, пока не наткнулась на сокровище: пинту «Нью-Йорк сью-перфадж чанк» от «Бена и Джерри», все еще в пакете из оберточной бумаги. Мороженое. Универсальное лекарство сестрицы от всех скорбей.

Мэгги схватила ложку и уселась на диван. На журнальном столике лежала газета, рядом — красный карандаш. Мэгги подняла ее. Объявления о вакансиях, заботливо приготовленные старшей сестрой. Ну разумеется. Что ж, неплохой ход.

Одно из любимых выражений миссис Фрайд. Если в классе случалась неприятность — будь то пролитая банка краски или потерянная книга, — учительница прижимала руки к груди, качала головой, пока цепочка для очков не начинала позванивать, и объявляла: «Что ж, неплохой ход».

«Но даже миссис Фрайд не могла предвидеть всего этого», — думала Мэгги, поедая мороженое и подчеркивая объявления. Даже миссис Фрайд не могла себе представить, как быстро совершится падение Мэгги Феллер: она, Мэгги, до сих пор чувствовала, что где-то между четырнадцатью и шестнадцатью годами шагала по краю пропасти, не удержалась и с тех пор все летит и летит вниз.