Роуз снова испустила стон, на этот раз потише, и Саймон осторожно обнял ее за плечи.

— Что случилось? Неужели вы чем-то отравились? — спросил он с такой неприкрытой тревогой и сочувствием, что Роуз начала смеяться. — Может, воды? У меня с собой желудочные таблетки, алка-зельцер…

— И часто такое случается во время свиданий? — полюбопытствовала Роуз.

Саймон поджал губы.

— Не сказал бы. Но иногда бывает. Как вы?

— Поскольку отравления нет и не предвидится, не так уж плохо.

— В чем же дело?

— Просто… просто я подумала кое о ком.

— О ком же?

Роуз брякнула первое, что пришло на ум:

— О Петунье. Той собачке, которую я выгуливаю.

Саймон Стайн и тут не сплоховал. Не усмехнулся, не пошутил, даже глазом не моргнул. Не посмотрел на нее как на психопатку. Просто встал, сложил салфетку, оставил на столе десятку на чай и сказал:

— Так пойдемте за ней!

— Это безумие! — воскликнула Роуз.

— Ш-ш-ш.

— У нас буду неприятности.

— Но почему? — удивился Саймон. — Вы должны были выгулять пса в субботу. Сегодня суббота.

— Ночь пятницы.

— Суббота. Потому что сейчас пять минут первого…

Роуз покачала головой. Они вошли в пустую кабинку лифта, и Саймон заставил ее нажать кнопку того этажа, на котором жила хозяйка Петуньи.

— Вы всегда оказываетесь правы?

— Во всяком случае, стараюсь, — заверил Саймон, и это почему-то ужасно рассмешило Роуз. Но когда она закатилась истерическим хохотом, кавалер просто зажал ей рот.

— Тише, — прошипел он.

Роуз, повозившись, зажгла фонарик, отыскала ключ с ярлычком «Петунья» и вручила Саймону.

— Значит, план такой, — начал он. — Я открываю дверь, вы отключаете сигнализацию, я хватаю собаку. Где, по-вашему, она должна быть?

Роуз пыталась поразмыслить, но мозг отказывался ей повиноваться. После ресторанчика они зашли в бар обсудить детали операции «Петунья», и там на пиво хорошо легли две рюмки водки.

— Не знаю, — выговорила она наконец. — Когда я прихожу, Петунья обычно лежит на диване, но я понятия не имею, где она спит, когда хозяйка дома.

— В таком случае предоставьте все мне, — объявил Саймон. Роуз не стала возражать. Она не вела счет выпитому, но почему-то была уверена, что он ограничился одной порцией водки.

— Поводок? — спросил Саймон.

Роуз сунула руку в карман и вынула связанные шнурки, которые они перед этим вытащили из туфель Саймона.

— Приманка?

Роуз порылась в сумочке и вытянула завернутый в успевшую промаслиться салфетку пирожок с говядиной.

— Записка?

Роуз извлекла вторую салфетку. Попробовав несколько вариантов, они остановились на одном, показавшимся наиболее пристойным: «Дорогая Ширли, я тут проходила мимо и решила вывести Петунью пораньше».

— Готова? — спросил Саймон и, схватив Роуз за плечи, с улыбкой заглянул в глаза. — Начали?

Роуз снова кивнула. Вдруг Саймон подался вперед и поцеловал ее в губы.

— Значит, начали, — повторил он, но Роуз, потрясенная пылом этого поцелуя, словно примерзла к месту, почти не заметив, что Саймон уже успел открыть дверь. Истошно взвыла сигнализация.

— Роуз! — прошипел он. Она ринулась в квартиру и едва успела нажать на кнопку, как в гостиную с лаем ворвалась Петунья, но, узнав Роуз, тут же замолчала и принялась вилять хвостом.

За ней подоспела Ширли с радиотелефоном наготове.

— Как! — удивилась она, оглядывая незваных гостей. — Саймон? Ты больше не стучишься?

Роуз ахнула при виде Петуньи, упорно пытавшейся влезть на руки Саймону. А тот еще и улыбался!

— Роуз, — объяснил он, — это моя бабушка. Бабуля, ты ведь знаешь Роуз?

— Ну разумеется, знаю, — отмахнулась Ширли. — Петунья, немедленно успокойся!

Присмиревшая мопсиха перестала скакать и уселась на полу, хотя хвост по-прежнему описывал круги, а розовый язык болтался вялой тряпочкой. Роуз опять оцепенела, беспомощно моргая глазами и безуспешно пытаясь что-то сообразить.

— Так… вы знаете Петунью? — выдавила она наконец.

— Конечно. Еще с тех пор, когда она умещалась на ладони.

— А вы знаете Саймона, — констатировала Ширли.

— Когда-то работали вместе, — отозвалась Роуз.

— Поразительно! Ну, раз все знают друг друга, могу я идти спать? — осведомилась Ширли.

Саймон нежно поцеловал бабку в лоб.

— Спасибо, бабуля. И прости, что разбудили тебя.

Ширли отмахнулась, сказала что-то невнятное и оставила их в коридоре Петунья, все еще радостно виляя хвостом, переводила взгляд с лица Роуз на Саймона и обратно.

— Что она сказала? — простонала Роуз.

— По-моему, «долго же ты раскачивался», — мило улыбнулся Саймон.

— Что… как…

Саймон вытащил из ящика комода поводок Петуньи и шагнул к Роуз.

— Пойдем гулять. — С этими словами, сжав в одной руке поводок, а в другой — пальцы Роуз, он повел их наверх, в свою квартиру, где Петунья свернулась клубочком в изножье кровати, а Роуз и Саймон улеглись на голубое одеяло, шепчась, целуясь, а иногда смеясь так безудержно, что Петунья время от времени просыпалась и фыркала на них, и все это продолжалось, пока не взошло солнце.

41

Мэгги вышла из душевой кабинки, наскоро вытерлась и торопливо натянула чистую одежду. Стянула волосы в хвост и огляделась, прежде чем закрыть дверь. Скорее, скорее, пока она не успела окончательно сдрейфить. Сегодня она собиралась рассказать Чарлзу свою историю. Вернее, преподнести ее как набросок пьесы, которую думает написать.

Жила-была когда-то девушка, решившая сбежать в колледж…

Она поймет по его лицу, о чем он думает, и если не увидит осуждения, наберется мужества признаться, что говорила о себе.

Она выбежала в коридор и наткнулась на мужчину. Джоша. Джоша из ее первой ночи в Принстоне, Джоша, который стоял в темноте, размахивая рюкзаком и свирепо пялясь на нее.

У Мэгги перехватило дыхание. Попятившись, она прижалась к стене. Джош не походил ни на пьяного, ни на влюбленного и уж точно не был в игривом настроении. Скорее выглядел так, словно собирался прикончить ее или по крайней мере поколотить.

Что ж. Любые сомнительные связи обязательно этим кончаются. Но как он оказался здесь, ведь библиотека закрыта! Должно быть, дожидался ее, и это означает, что в подвальных залах библиотеки нет никого, кроме них Двоих…

О Господи, плохи ее дела! Хуже некуда!

— Привет, — мягко начал он, проведя пальцем по татуировке со словом «мать», вероятно, той самой, которую умудрился вспомнить после единственной ночи в его постели. — Маленькая Эм. По-моему, ты кое-что мне задолжала.

— Я отдам деньги, — прошептала Мэгги, когда он подступил так близко, что их носы почти соприкоснулись. — Они у меня в рюкзаке; я не потратила ни цента… сейчас отдам…

Он крепко держал ее. Мэгги вздрогнула и едва сдержала крик.

Несчастье. Совсем как в стихотворении. Вот она, беда.

Мэгги принялась извиваться, пытаясь вырваться, убежать, но он оказался сильнее и продолжал шептать ей ужасные вещи:

— Что ты здесь делаешь? Тебе у нас не место! Втируша! Как ты пробралась сюда?!

— Я отдам тебе деньги. Только отпусти, — пробормотала Мэгги, но он еще крепче прижал ее к ледяной гранитной стене. И продолжал говорить… нет, не говорить, а бросать ей в лицо оскорбления. Голос так и не повысился, но тон из наставительного стал обвиняющим.

— Может, стоило бы заставить тебя загладить вину другим способом? — спросил он, обшаривая глазами ее тело. Кожа Мэгги загорелась под его взглядом, словно ошпаренная кислотой. — Не помню точно, что произошло той ночью, но, кажется, мы не успели закончить начатое. И мы здесь одни, так что теперь можно и закончить.

Мэгги застонала и принялась извиваться с удвоенной силой.

— Отпусти меня, — повторила она.

— С чего бы это? — ухмыльнулся Джош. Его обычно бледное лицо раскраснелось, светлые волосы свесились на лоб, а изо рта летели брызги слюны. — Ты попалась. На этот раз попалась. Я обыскал твой рюкзак. Три студенческих билета. Очень мило. Мои кредитные карточки, конечно, и куча наличных. Откуда бы? И сколько еще парней ты обчистила? Живешь прямо здесь? Понимаешь, что будет, если я позову охрану лагеря? Или копов?

Мэгги отвернула голову и тихо заплакала. Не смогла удержаться. Каким-то образом его слова, прикосновения рук, сковавших ее запястья, были еще хуже, унизительнее, чем вольности парней, лапавших ее тогда ночью на автостоянке. Позор, стыд… и слова, хлещущие ее как ураганный ветер, обжигавшие лицо. Все это было так несправедливо! В чем ее преступление? Что она взяла? Немного еды, которой здесь было полным-полно! Книги, владельцы которых были либо слишком богатыми, либо слишком ленивыми или глупыми, чтобы заботиться о том, где их оставляют. Кое-какую одежду из коробок с потерянными или забытыми вещами? Несколько раз заняла пустые места в задних рядах аудиторий, где профессора и без того собирались читать лекции.

Наконец Мэгги вскинула подбородок и широко раскрыла глаза.

— Ладно, — бросила она. — Хватит!

И вынудила себя улыбнуться. Распустить волосы и разметать по плечам.

— Ты выиграл. Я сделаю все, что захочешь.

Она призвала на помощь все свое обаяние, всю сексапильность, которую держала в узде на протяжении этого семестра, и одарила мерзавца улыбкой, такой же влекущей и зазывной, как карамельный завиток на рожке с ванильным мороженым.

— Хочешь попробовать? — спросила она, слыша дрожь в собственном голосе и молясь, чтобы Джош этого не заметил. Чтобы видел только ее тело.