Джош хрипло застонал и перевернулся, с размаху плюхнув руку на подушку, где недавно лежала голова Мэгги. У девушки замерло сердце, но она вынудила себя досчитать до ста, прежде чем собрать добычу и сунуть в рюкзак спальный мешок и фонарь. Оставалось только выскользнуть в коридор. Хотя уже было четыре утра, стены тряслись от музыки и пьяных воплей: очевидно, веселье развернулось не на шутку.

Ванные комнаты находились в конце коридора и были заперты на кодовые замки, но, к счастью, распахнутая дверь женского туалета была подперта бесчувственным телом намертво отключившейся студентки, так и не сумевшей забраться из кабинки. Мэгги переступила через ее ноги, разделась, аккуратно развесив одежду на крючках, ступила под теплую воду и прикрыла глаза. О'кей. Второй пункт плана выполнен. Теперь неплохо бы перекусить и найти укромное местечко, где можно отдохнуть и собраться с мыслями. Подойдет библиотека одного из колледжей, тем более, насколько успела заметить Мэгги, тамошняя охрана обычно не всматривается в студенческие билеты. Если ничем не отличаешься от окружающих, тебя пропускают без лишних расспросов. Значит, сначала нужно достать мешок из-под дивана, потом пробраться в столовую и…

Мэгги опустила глаза и увидела валявшуюся на мыльнице белую пластиковую заколку для волос… такую же уродливую, как любила цеплять на себя сестра.

«Роуз». Мэгги едва не покачнулась под нахлынувшей волной сожаления. Дыхание перехватило.

«Роуз, прости…»

Никогда в жизни Мэгги не было так паршиво. Так тошно. Голая, одинокая, несчастная…

25

«Может, именно это и чувствуют, когда сходят с ума», — подумала Роуз и, перевернувшись на бок, снова заснула.

Во сне она заблудилась в пещере. Пещера все уменьшалась и уменьшалась, потолок опускался, грозя раздавить ее, пока она почувствовала, как влажные сталактиты… а может, и сталагмиты — Роуз всегда их путала — прижимаются к лицу.

И тут она проснулась. Собака, оставленная Мэгги, сидя на подушке, лизала ей щеки.

— Тьфу. — Роуз отодвинулась. Сначала она ничего не вспомнила, но уже через мгновение все обрушилось на нее. Джим и Мэгги. В ее постели. Вместе.

— О Боже, — простонала она. Песик поставил лапу ей на лоб, словно измеряя температуру, и вопросительно взвыл.

— Убирайся, — прошептала Роуз.

Но собака потопталась на подушке, свернулась калачиком и заснула. Роуз закрыла глаза и последовала ее примеру. А когда проснулась снова, было начало двенадцатого. Роуз, пошатываясь, побрела в ванную и едва не поскользнулась в большой луже. Посмотрела на мокрые ноги, на собачку, все еще дремавшую на подушке…

— Это ты наделала? — Роуз вздохнула, взяла бутылку с моющим средством, бумажные полотенца и принялась убирать. Вряд ли стоило ругать беднягу — ее со вчерашнего дня не выгуливали!

Покончив с лужей, Роуз прошлепала на кухню, включила кофеварку, насыпала в чашку хлопьев пшеницы и принялась лениво перемешивать их ложкой. Наконец она осознала, что не хочет «Брэн флекс». Вообще ничего не хочет. И, похоже, больше никогда не испытает чувства голода.

Она уставилась на телефон. Какой сегодня день? Кажется, суббота. Что же, впереди целый уик-энд, чтобы прийти в себя. А еще лучше сказаться больной и оставить кому-нибудь сообщение, что на этой неделе она не появится. Но кому? Будь здесь Мэгги, она бы знала, что соврать. Мэгги была настоящим мастером лжи во спасение во имя «дней здоровья», которые считала себя вправе требовать у начальства. Мэгги…

— О Боже, — простонала Роуз. Мэгги вернулась в дом отца, или прячется в кустах, или торчит на скамейке под окном, в полной уверенности, что утром Роуз передумает, остынет и пустит ее обратно.

Черта с два! Пусть не надеется.

Роуз, забыв про завтрак, поставила чашку рядом с раковиной.

А вот песик, очевидно, не разделял ее мрачного настроения или отсутствия аппетита. Он вдруг материализовался у ее ног и уставился на чашку влажными жадными глазами. Роуз вдруг поняла, что понятия не имеет, чем Мэгги кормила собаку. Она вообще не заметила в доме никакого собачьего корма. Впрочем, в последнее время она мало что замечала. Если не считать Джима. Или отсутствия последнего.

Роуз нерешительно поставила чашку на пол. Собака понюхала, лизнула, презрительно фыркнула и снова воззрилась на Роуз.

— Не пойдет? — спросила та и принялась шарить в шкафах. Гороховый суп. Скорее всего нет. Фасоль… вряд ли. Тунец! Или это для кошек?

Она решила попробовать. Смешав тунец с майонезом, поставила плошку перед собакой, а рядом — миску с водой. Не успела она оглянуться, как собака, дрожа от удовольствия, сожрала все до последнего кусочка и стала возить чашкой по полу, пытаясь вылизать оставшиеся капли майонеза и волокна рыбы.

— О'кей, — кивнула Роуз. Невероятно, но был час дня! Когда это она вставала так поздно? Квартира сияла чистотой благодаря вчерашней уборке.

Роуз прошла в ванную и долго смотрелась в зеркало. Обыкновенная девушка с обыкновенными волосами и обыкновенными карими глазами. Губы… щеки… брови… ничего примечательного.

— Что же со мной не так? — спросила она лицо в зеркале. Собака смирно сидела в уголке, дожидаясь, пока Роуз почистит зубы, умоется, застелет постель, едва передвигаясь на свинцовых ногах. Выйти на улицу? Остаться дома? Еще поспать?

Собака энергично заскреблась в дверь.

— Эй, прекрати! — прикрикнула Роуз, оглядываясь и гадая, куда Мэгги сунула поводок. Пришлось вытащить шарф, купленный как-то в минуту, когда Роуз вдруг показалось, что она сможет носить шарфы, как стильные женщины, которые уделяют большое внимание аксессуарам, в противоположность тем, к которым относилась сама Роуз. У нее шарфы всегда либо цепляются за дверцу машины, либо попадают в суп.

Встав на колени, она продела шарф в кольцо ошейника. Собачка выглядела недовольной, словно поняла, что это не шелк, а полиэстр.

— Тысяча извинений, — саркастически бросила Роуз, разыскивая ключи, темные очки и вязаные перчатки. Пришлось сунуть в карман двадцатку, чтобы на обратном пути купить собачий корм.

Роуз спрятала песика за пазуху, спустилась вниз, проскользнула мимо охранника и вышла на улицу. Если память ей не изменяла, на углу улицы полоска травы. Собака может сделать там свои дела, после чего они перейдут на ту сторону, она привяжет пса к счетчику на автостоянке, как, по ее наблюдениям, делают другие собаковладельцы, купит корм и пончик. Пончик с мармеладом. А может, и два, и еще кофе со сливками и тремя пакетиками сахара. Опять растолстеет… Но какая разница? Кто увидит ее голой? Кого это волнует? Она может растолстеть, отпустить волосы на ногах, пока они не начнут виться локонами, носить старые, выцветшие трусики с растянутыми резинками… Отныне все это не имело ни малейшего значения.

Едва они вышли на улицу, песик послал Роуз благодарный взгляд, потрусил к канаве.

— Прости, что заставила ждать, — вздохнула Роуз. Пес фыркнул. Интересно, что он имел в виду? Может, дело в породе? Может, это особая, фыркающая порода собак? Кто знает? После Хани Бан, их собаки на день, у них с Мэгги не было даже золотой рыбки. Отец не желал отягощать себя лишними обязанностями: дочери и без того были для него немалым бременем. А после того, как обе сестры покинули дом, Сидел купила собаку у своего визажиста, собаку с родословной и бумагами, подтверждавшими ее «благородное происхождение».

«У меня аллергия», — попытался возразить отец.

«Вздор!» — отмахнулась Сидел, и на этом была поставлена точка. Шанель, на редкость глупый золотистый ретривер, с тех пор жил в их доме. Отец молча страдал.

— Какой милый мопсик! — воскликнула темноволосая женщина, присаживаясь и давая собаке понюхать ее руку.

Мопс, сказала себе Роуз. Значит, это мопс. Хоть что-то.

— Пойдем, — позвала Роуз, обматывая шарф вокруг ладони, и собака послушно засеменила рядом.

Они добрались до круглосуточного магазинчика.

— Сидеть, — велела Роуз, обвязывая шарф вокруг счетчика. Собака… то есть мопс посмотрел на нее с видом гостя, ожидающего, что вот-вот подадут суп.

— Я вернусь, — пообещала Роуз. Она провела в магазине десять минут, растерянно разглядывая пакеты и банки с разнообразным собачьим кормом. Потом купила сухой корм для взрослых собак мелких пород, миску, для себя два пончика с мармеладом, кофе, две пинты мороженого и пакет с сырными завитками, который схватила с витрины молочных товаров, соблазнившись рекламой, обещавшей «Самую сырную штуку, которую вы когда-либо пробовали».

При виде нагруженной тележки кассир удивленно поднял брови. Роуз часто приходила сюда, но в основном брала газеты, черный кофе и иногда «Слим фаст».

— Я в отпуске, — сказала она, удивляясь, почему чувствует потребность объяснять что-то парню, сидевшему за кассовым аппаратом.

Тот приветливо улыбнулся и сунул в ее пакет вместе с чеком пачку жевательной резинки.

— Наслаждайтесь, — пожелал он.

Роуз невыразительно улыбнулась в ответ и вышла на улицу, где терпеливо ждала собака.

— Как тебя зовут? — спросила она. Собака не сочла нужным ответить.

— Я Роуз. Адвокат, — сообщила Роуз. Собака спокойно шла рядом, но судя по настороженным ушам, почему-то казалось, что она в самом деле прислушивается. — Мне тридцать лет. Я с отличием окончила Принстон, поступила на юридический факультет Пенсильванского университета, где была редактором «Ло ревью»…

Зачем пересказывать собаке свое резюме? Что за бред? Собака не собиралась брать ее на работу. Да и вряд ли она вообще найдет работу в этом городе. Правда о ней и Джиме обязательно выплывет наружу, если уже не выплыла. Должно быть, всем всё было известно. И только она ослепла и оглохла от любви и ничего не замечала.