В шесть утра она поднялась на ноги, оделась, умылась, тихо спустилась вниз, на цыпочках прошла мимо спящего Лео. На улице поймала такси, приехала в больницу. Дверь была еще заперта, и в ожидании пришлось сидеть на лавочке в больничном скверике, мерзнуть от утреннего холодка.

Потом события покатились так быстро, что Маша не успевала опомниться…

Первым событием было то, что Платона в больнице не оказалось. Сердитый врач выговорил ей раздраженно:

– Да откуда я знаю, как получилось? Медсестра проглядела, значит! Сбежал ваш родственник ночью, а у нас неприятности будут! Как он мог с таким сотрясением мозга сбежать, не понимаю! А если с ним что-то случилось, кто будет за это отвечать? Что за люди, не понимаю, хоть убей…

Маша его не дослушала – ринулась быстрее к выходу. Опять пришлось ловить такси, мчаться по утренним пробкам, уговаривая таксиста ехать быстрее…

Дверь в квартиру была заперта изнутри, Платон был дома. Тем более явно слышался звук включенного телевизора. Очень громкий звук. Почему-то от этого звука зашлось сердце недобрым предчувствием, и Маша заколотила кулаками в дверь, приговаривая визгливо одну и ту же фразу:

– Я знаю, что ты дома! Я знаю, что ты дома! Открой! Открой!

Потом повернулась к двери спиной, заколотила в нее ногами. И чуть не упала назад, когда дверь неожиданно распахнулась, и голос Платона прозвучал измученной хрипотцой:

– Хватит орать, соседей всех перепугала. Снизу позвонили, сказали, полицию вызовут.

Маша развернулась к Платону лицом, стояла молча, глядела в упор. Платон был другой, что-то изменилось в нем. Была в его лице какая-то пугающая решительность и досада, будто ему не дали воспользоваться этой решительностью по назначению. Маша скользнула мимо него в прихожую, заглянула в гостиную, на кухню. Она и сама не понимала до конца, для чего рыщет по всей квартире, но будто вело ее что-то, какое-то непонятное собачье чувство…

А потом все стало понятно, когда увидела на кухонном столе гору разваленных блистеров и аккуратную кучку таблеток. Большую такую кучку, основательную. Протянула руку, взяла один из блистеров, прочитала вслух название:

– Но-шпа…

Оглянулась – Платон стоял в дверях, смотрел исподлобья.

– Значит, ты отравиться решил. Понятно. Только зачем тебе столько таблеток? Вон, одной но-шпы хватило бы… Выпил бы всю упаковку, сосуды бы все разорвались к чертовой матери, очень быстрая смерть…

– Откуда ты знаешь? – мертвым голосом спросил Платон.

– Да у нас одна девочка в школе умерла после отравления но-шпой. Выпила всю упаковку. Она беременная была, а мать грозилась ее из дома выгнать. Потом, когда девочку похоронили, мать с ума сошла, прямо с поминок в дурку и отвезли…

– М-м-м… Понятно… – тихо произнес Платон.

Потом повернулся, ушел в гостиную. Маша последовала за ним, по-прежнему сжимая пустой блистер в ладони. Так сильно сжимала, что сама чувствовала – скоро края блистера разрежут кожу до крови. Но почему-то ладонь все никак не разжималась, будто ее свело нервной судорогой. Платон сел в кресло, медленно опустил голову, замер. А через минуту затрясся в дикой лихорадке, завыл, заколотил ладонями по подлокотникам, выталкивая из себя хрипло:

– Уйди! Уйди отсюда, пожалуйста! Зачем ты пришла, кто тебя просил, кто? Зачем! Уйди, я сам, мне надо! Я не могу больше, мне надо, я сам, я сам! Уйди-и-и-и-и?!

Маша подошла, свободной рукой со всего размаху ударила его по щеке. Потом снова размахнулась – уже другой рукой, и пустой блистер выпорхнул на свободу, полетел на ковер блестящей бабочкой. И снова ударила – по другой щеке. Никто бы сейчас не смог ей объяснить, как она это делает. Почти профессионально. И зачем она это делает. И правильно ли. И откуда силы взялись. Никогда, ни разу в жизни она никого не ударила по щеке. Просто сейчас она знала, что так надо, и все.

Истерика ушла из Платона, сменившись вялостью и слезами. С помощью Маши он добрел до кровати, лег, пробормотал жалко:

– Закрой окно, холодно…

Она шагнула было к окну, но он схватил ее цепко за руку:

– Не уходи! Не уходи, пожалуйста! Будь рядом… От тебя тепло идет. Жизнь. Не уходи, пожалуйста…

Последнюю фразу он произнес, уже засыпая. И руку Машину не выпустил. Ей пришлось сидеть рядом и выжидать, когда он уснет крепче. Позже она сделала-таки попытку встать и вытащить ладонь из его цепких пальцев, да не тут-то было – Платон проснулся и ухватился еще крепче, пробормотав в полусне:

– Не уходи… Не уходи, Маша…

– Тихо, тихо… – склонившись над его ухом, прошептала Маша. – Я не уйду. Я буду рядом. Спи, Платон. Спи.

Так и сидела с ним рядом несколько часов. Слышала, как из сумки, оставленной на диване в гостиной, звонит телефон. Потом все-таки высвободилась, на цыпочках прошла в гостиную, набрала номер Лео.

– Маша! Маша, ты где? – услышала его нервный обиженный голос.

– Я у Платона, Лео. Он…

– Где? У Платона? Маш, ты что, совсем ненормальная, да? Нам скоро в аэропорт ехать, ты не забыла?

– Нет, я не забыла. Но Платон…

– Я не хочу про него ничего слышать! Он взрослый мужик, ему не нужна нянька в твоем лице!

– Лео, Платон хотел умереть! Если бы я не появилась вовремя… Ты слышишь меня, Лео?

– Я слышу.

– Нет, ты не слышишь, наверное! Или не хочешь слышать!

– Немедленно приезжай домой, поняла? – кричал в трубку Лео. – Иначе я растолкую твой поступок как предательство!

В этот момент Платон застонал в спальне, протяжно и хрипло произнес ее имя:

– Маша… Машенька… Ты где? Не уходи от меня!

Маша нажала на кнопку отбоя, бегом бросилась в спальню. Платон сидел на кровати, смотрел на нее воспаленными измученными глазами, потом протянул руку, снова цепко ухватил ее ладонь:

– Не уходи от меня, пожалуйста! Не бросай. Мне так плохо…

– Я не ухожу, Платон. Все будет хорошо. Давай-ка, ложись… – мягко проговорила Маша. – Вот так… Хочешь, горячего чаю принесу?

– Не-е-ет… Не уходи…

И уснул тут же, подтянув под себя ее руку так, что Маше пришлось лечь рядом. Она положила другую ладонь ему на плечо, похлопала ею слегка:

– Спи, спи. Все будет хорошо, спи…

Вечером Лео прислал ей сообщение – по всей видимости, уже из аэропорта: «Я ждал тебя до последней минуты. Улетаю. Ты свободна, это был твой выбор. Желаю счастья с Платоном».

Маша тихо заплакала, потом вытерла слезы, пошла на кухню. Надо было приготовить для Платона какую-то еду. И чай. Обязательно горячий чай… Зеленый, с травами…

А ночью у Платона поднялась высокая температура. Градусника в аптечке Маша не нашла, но и без градусника было понятно – плохо дело. Платон то вскидывался на кровати от жара, смотрел на нее безумными глазами, то лежал, сотрясаясь от сильного озноба. К утру вроде успокоился и заснул, но в бреду проговаривал что-то быстро и отрывисто и хватал ртом воздух, будто задыхался. Маша в конце концов не выдержала, позвонила в «Скорую».

Приехавший врач осмотрел Платона, хмыкнул озадаченно:

– А почему на теле следы от ушибов и кровоподтеки? Дрался с кем, что ли?

– Нет, что вы, он в аварию попал. У него сильное сотрясение мозга, под капельницей лежал, но…

– Что – но? – сурово спросил врач. – Договаривайте!

– Он из больницы сбежал… А ночью высокая температура поднялась, горел, как печка. И озноб сильный… И бредил во сне…

– Понятно. А что ему в больнице прокапывали, вы не в курсе?

– Мексидол, кажется. Да, мексидол…

– А вернуться в ту же больницу – не судьба?

– Ой, я не знаю… – растерялась Маша. – Он не захочет, наверное…

– Так заставьте, в чем дело-то! Вы ему кто? Жена?

– Нет…

– Подруга?

– Нет, не совсем… Скорее, дальняя родственница…

– Ну вот что, уважаемая дальняя родственница. Когда ваш родственник придет в себя, попытайтесь до него донести информацию, что с такими делами не шутят, и пусть отправляется обратно в ту же больницу под ту же капельницу. Никакой вирусной инфекции у него нет, легкие чистые, а температура поднялась на фоне стресса, да к тому же сильное сотрясение… Были у него причины для нервного срыва?

– Да, были.

– Ну вот видите… – кивнул врач. – Я, конечно, выпишу вам рецепты, сходите в аптеку и купите нужные лекарства, но все же лучше бы он в больницу вернулся…

– Да, я поняла, – по-деловому сказала Маша. – Выписывайте рецепты. А кроме лекарств, что еще нужно?

– Да все то же, что и всем… Хороший уход, покой и любовь близких. Куриный бульончик и ромашковый чай, приготовленные любящими руками, иногда лечат больше, чем самые хорошие лекарства. Если берете на себя такую ответственность, то…

– Да, – поспешила уверить врача Маша, – я беру. Конечно же.

– Ну, тогда вперед… Вот рецепты на лекарства. Всего доброго вам, родственница. Это хорошо, что вы в трудный момент рядом оказались. Не всем так везет, поверьте. Иногда такие состояния имеют весьма плачевный исход. Если бы таких родственниц можно было по рецепту выписывать, и другие лекарства бы не понадобились…

– Да, спасибо, – засмущалась Маша. – Идемте, я вас провожу…


Несколько дней Маша не отходила от Платона, следуя по маршруту спальня – кухня – супермаркет – аптека. Варила бульоны, заваривала травы, давала лекарства в нужное время. Выхаживала, одним словом. Обеспечивала уход и покой. Только с пунктом «любовь близких» была большая проблема – где было этих близких найти? Которые настоящие, а не самозванцы? Всё, как по приговорке из старого фильма – один в Америке, другой в Берлине… Бедный, бедный Платон. Никого из братьев рядом не оказалось. И жена к другому ушла. Выкарабкивайся из своего смутного состояния как хочешь.

Поначалу Платон ее пугал – лежал на кровати, как овощ, смотрел в потолок не отрываясь. Равнодушно проглатывал еду и лекарства из ее рук и снова смотрел в потолок. А на четвертый день очнулся, глянул на нее внимательно и удивленно, спросил задумчиво: