А на практике носителем главного авторитета в осажденном дворце остается несчастный рохля Людовик. 10 августа он обходит ряды своих защитников, но не находит ни одного слова, чтобы подбодрить их, подбодрить себя. Он не предлагает им ни напасть на противника, ни занять оборону. Вскоре в Тюильри является генеральный прокурор Франции Редерер и предлагает королю просить помощи от Парижской коммуны у все еще действующего Законодательного собрания. Король, как всегда, долго думает и соглашается. Его решению вынуждена подчиниться и королева с детьми. Людовик под охраной покидает Тюильри, забыв хотя бы попрощаться с верными швейцарцами. Королевскую семью целой и невредимой доставляют в Собрание.

А уже потом происходит самая бессмысленная из боен Великой революции, даже бессмысленнее штурма полупустой тюрьмы Бастилии, - штурм Тюильри. Швейцарцы отчаянно защищали королевский дворец без короля, только дух монархии, причем не своей. И почти все погибли. Уже 13 августа 1792 года во Франции нет короля Людовика XVI и королевы Марии-Антуанетты. Вместо них арестованные граждане Луи и Мария Капет. Семью заключили в Парижский замок Тампль.

* * *

Это было не продолжение тюремного заключения, не ухудшение положения, а начало медленной, мучительной казни, растянувшейся более чем на год. Словно за все века феодального бесправия, ограбления, унижения победивший народ теперь мстил. Но в качестве объекта мести выбрал одно человеческое существо. Мария-Антуанетта была, конечно, грешна, была виновата перед страной, где легко и по праву рождения вознеслась на вершину власти. Но не она была во всем виновата. Мера наказания была слишком превышена. Раз за разом все новые удары по ее чести, по ее женскому достоинству, по ее материнскому чувству, по ее здоровью. Наверное, Мария-Антуанетта могла бы позавидовать женщине со схожим характером и схожей судьбой, русской императрице Александре Федоровне. Ту хотя бы не мучили пыткой бессонницы и унижениями суда, у той хотя бы не отнимали раньше срока детей. Вошел наряд палачей и быстро покончил со всеми несколькими выстрелами. А здесь...

Для начала супругов Капет, их детей и сестру Людовика Елизавету лишили слуг. А ведь никто из них ни дня в жизни даже самостоятельно не одевался. Но их хотя бы обстирывали и сносно кормили. В Тампль доставили небольшую часть королевской библиотеки. Заключенным разрешили гулять в небольшом замковом саду. При этом у каждой двери постоянно находился часовой. Вне своих камер они ни на секунду не оставались без присмотра. В качестве одной из первых мер постоянного унижения из газет им доставляли только самую радикальную "Пер Дюшен", которую издавал один из крайне левых якобинцев Жак Эбер. Наверное, не было ни одного номера, в котором Людовика не назвали бы жирной свиньей, а Антуанетту распутной девкой. Но если не обращать внимания на грязь, даже из этой газетки можно было вычитать новости. В основном неутешительные для узников. 20 сентября 1792 года французская армия у Вальми одержала свою первую победу в войне. А затем на волне энтузиазма перенесла боевые действия уже за границы страны. В октябре герцог Брауншвейгский был наголову разбит в Бельгии у Жемаппа.

Еще одним источником новостей были окна на улицу. После штурма Тюильри революция только набирала обороты, в Париже происходило одно событие за другим. В начале сентября, еще до перелома в войне в критический для власти момент произошла очередная вспышка самого кровавого террора. Стихии революции показалась недостаточной даже исправно работавшая гильотина. Три дня переполненные тюрьмы и квартиры всех считавшихся неблагонадежными были ареной панической мясорубки. Несколько тысяч человек были убиты просто так. По традиции головы носили по улицам надетыми на пики. Марии-Антуанетте пьяная от крови толпа с удовольствием демонстрировала отрезанную голову ее давней подруги, не успевшей убежать из страны, принцессы Ламбаль.

В сентябре же во Франции был образован новый законодательный орган, Конвент, первым делом провозгласивший в стране республику. А что делать республике для своего самоутверждения? Какое деяние оправдает ее введение на территории, где никогда никаких республик не было? Конечно же, ритуал физического устранения главного символа монархии, бывшего короля. Недаром Людовику присвоили фамилию не Бурбон, а именно Капет. Ведь основатель династии Гуго Капет пришел к власти в 987 году. Прошло восемьсот лет и еще пять. И вот последний Капет.

Большинство из членов Конвента, жирондисты, уже особенно не обращали внимания на давно безопасного бывшего короля. Но меньшинству, якобинцам, было мало крови. Особенно усердствовали руководители Парижской коммуны Шометт и Эбер. В принципе, в любом из писем, в любой заметке короля, датированной временем революции, можно было найти крамолу. В крайнем случае можно было легко найти свидетелей крамольных речей, взглядов, суждений.

На суде Луи Капет нерешительно оправдывался, слабо защищался, все больше молчал, понимая бессмысленность этого фарса. Тем не менее 334 голоса в Конвенте были против казни. Но 387 - за. 20 января 1793 года Людовику разрешили проститься с женой и детьми. Ночью он хорошо выспался, утром плотно, как всегда, позавтракал. А потом "национальная бритва", как цинично назвал гильотину Эбер, отрезала королю голову. Мария-Антуанетта стала официально именоваться вдова Капет.

* * *

Мария-Антуанетта, конечно, ангелом не была. Просто носительницей высокого титула, который все равно оставался при ней, как бы враги ни желали обратного. Не потеряла она и надежды на лучшее. Хотя теперь уже не столько она прилагала усилия, чтобы спастись, сколько ее хотели спасти.

Два заговора родились и вызрели один за другим в течение весны 1793 года. Сначала Тулан, служитель охраны Тампля, и дворянин Жарже решают воспользоваться ежевечерним обрядом зажжения фонарей в замке и тем, что фонарщиков часто сопровождают дети. Если суметь незаметно переодеть Марию-Антуанетту и Елизавету, вместе с ними в сумерках вывести из Тампля дофина и дофину... Но бдительная служительница пресекла эту попытку.

Глава другого заговора шел по более простому пути. Несмотря на обилие казней и расправ без суда, несмотря на давно развязанный террор, в Париже еще оставались аристократы и просто богатеи. Обоими этими качествами обладал эксцентричный барон де Бац. Он решил просто подкупить часть охраны Тампля. Недаром из героев революции только Робеспьер носил кличку Неподкупный. Очень многие в период нарастающей разрухи и голода были совсем даже не прочь... И вот в один из майских дней создалась парадоксальная ситуация - почти вся смена, охранявшая Марию-Антуанетту, оказалась в заговоре. Но опять случай. С проверкой в Тампль явился член Парижской коммуны ярый революционер сапожник Симон, почуял неладное и поднял тревогу.

Это событие почти совпало с выходом революции на свою высшую стадию якобинскую диктатуру. Высшая стадия выражалась в максимуме жестокости. Теперь уже "национальная бритва" работает без передышки - десятки приговоров в день. Парижане даже начали уставать от зрелища публичных казней. Пытаясь заменить христианство какой-то новой религией, наиболее радикальные якобинцы и не заметили, что новое божество уже есть гильотина. Этот молох революции требовал ежедневных жертвоприношений жирондисты, спекулянты, недобитые дворяне и священники, потом сторонники Эбера, потом сторонники Дантона со своим лидером. Потом и сам Робеспьер. Пока к французам не вернулся разум.

Следующей стадией медленной казни для Марии-Ан-туанетты стало разлучение с сыном, с бывшим наследником бывшего престола, восьмилетним Луи Капетом. Это решение Конвента осуществили 3 июля. Самым издевательским моментом в этой акции было то, что Луи остался жить там же, в Тампле, и был отдан на воспитание в семью сапожника Симона, ставшего начальником охраны бывшей королевы. Мать могла иногда видеть своего ребенка, играющего в саду, но не могла перемолвиться с ним даже словом.

Сирота при живой еще матери, король Людовик XVII, живой розовощекий мальчуган, оказался в совсем другой обстановке. Даже в Тампле Мария-Антуанетта и тетка мальчика Елизавета продолжали воспитывать его как наследника королевства, хотя бы как ребенка своего класса, потому что не умели иначе. Чтение и письмо, иностранные языки, хорошие манеры, закон Божий. А глава новой семьи, сапожник Симон, был типичным пролетарием, малообразованным, пьющим и революционным. Ни уроков, ни молитв, ни запретов ковырять в носу, гуляй с утра до ночи. Первое, что сделал приемный отец, выучил Луи петь "Марсельезу" и "Ca Ira", и мальчик с удовольствием горланил, да так, чтобы услышала мать. Он быстро забыл свое прошлое.

Видимо, это способствовало и его оставшейся загадочной судьбе. По одной из версий, он то ли умер сам, то ли был тайно убит в 1795 году. В смерти Людовика XVII были заинтересованы многие. А по другой версии, он вырос под фамилией Симон и незамеченным, ничего не помнящим "растворился" в пучине дальнейших бурных событий.

Первого августа Марию-Антуанетту перевели в тюрьму Консьержери, которую в народе иначе как "Покойницкой" не называли. В том году из нее существовала только одна дорога - на гильотину. Королеву поместили в отдельную сырую и холодную камеру с круглосуточной охраной не снаружи, а внутри помещения. Революция опасалась, что ее заложница попытается бежать даже из Консьержери. Но с обвинениями и судом почему-то не торопились.

Потянулись мучительные дни ожидания, доживания под мрачными сводами полного крыс каземата. Марию-Ан-туанетту уже мало что связывало с жизнью. Где блестящие балы и приемы? Где гардероб с бесконечной сменой шикарных нарядов? Где фантастические прически Леонара, где драгоценности? Где дорогая игрушка Трианон? Где муж, дети, милый друг Ферзен? Тридцативосьмилетняя женщина поседела, постарела. Ко всему прочему ее стали мучить болезненные маточные кровотечения. Лишенная медицинской помощи и элементарной гигиены, лишенная малейшей информации о где-то еще текущей жизни, имевшая возможность читать только книги при скудном дневном свете из маленького окошка - для нее казнь была бы только облегчением.