Так вот ремонтники вовсю на меня пялились. А я, и так розовая от видения, покраснела еще сильнее от осознания, свидетелями какого представления они только что стали. Возбуждение все еще бродило по телу и вызывало противоречивые чувства, а тут на меня уставились в четыре глаза. Возникло дикое желание убежать, скрыться подальше от пронзительных карих глаз одного, что буравили меня насквозь.

Если первый мужчина смотрел на меня глазами черного цвета, то второй взирал насыщенными синими. Надо же, так редко можно встретить глаза цвета небесной лазури.

– Ну и чего уставились? Можно подумать, вы свое хозяйство не поправляете, – думаю, что все догадались, о каком «хозяйстве» идет речь. – Только и видишь, что руки к ширинке тянете, как будто там медом намазано.

Что я несу? Только бы скрыть свое смущение, затопившее с ног до головы и стремящееся перелиться через край.

Мужчины молчали, решив, что не стоит реагировать на подобные высказывания незнакомой девицы. Надумали не связываться или онемели от возмущения моим поведением?

Представляю, как я выглядела в тот момент. Щеки пылают, глаза горят, движения судорожные. Одним словом, пациентка палаты с мягкими стенами и полом.

Брюнет с глазами цвета смородины хотел что-то произнести, но я остановила его.

– И молчите. Ни слова.

Я выставила руку вперед, призывая к исполнению моего приказа.

– Делайте свою работу молча. А то возитесь непонятно сколько времени, а толку никакого.

Шатен с синими глазами развернулся так, чтобы ему было удобнее меня видеть, и стал разглядывать, как диковинную зверушку. Второй же недовольно хмурился, будто не привык, что его прерывают на полуслове.

– А нечего всяким работягам тут глазеть, – распалялась я, пытаясь оправдать свою грубость в отношении мужчин.

Я спохватилась, поняла, что становлюсь еще большим посмешищем для этих работяг, и решила ретироваться, но для этого мне нужно было пройти к двери мимо рабочих. Стараясь обойти их как можно дальше, я чуть было не впечаталась лицом в дверной косяк. Открывшаяся створка впустила в комнату сквозняк. Дверь с треском захлопнулась, и я уже не услышала, как брюнет втянул в себя воздух, в котором, казалось, ощущалось мое возбуждение, а шатен, рассмеявшись, сказал:

– Лихо она тебя осадила.

– Неужели?

– Такого еще на моей памяти не было. Стареешь, дружище.

* * *

Лишь за дверью немного перевела дух. «Что со мной творится? – в очередной раз спросила сама у себя. – Сначала фантазии на сексуальную тему, а потом ужаснейшее поведение по отношению к совершенно незнакомым людям». Я тонула в запоздалом раскаянии. Надо вернуться и извиниться за свое поведение. «Ага, – тут же сказала я самой себе, – и получить в лицо ведро ледяного презрения, которое уже увидела в глазах цвета черной смородины». Именно такой цвет глаз мне нравился до безумия, и именно от глаз такого цвета я бежала всю сознательную жизнь. Они, казалось, прожигали насквозь, выжигали клеймо, навсегда оставляя след в душе.

Я не такая, я не наступлю еще раз на те же грабли. Ни за что этого не будет. Хватит одного раза, когда об меня вытерли ноги и выбросили, словно ненужную вещь.

Наивная. Какая же я была наивная. Верила в светлое чувство, зовущееся любовью. Принесшее одни горести впоследствии.

Немного утешает лишь одно: первая любовь, она практически у всех, за редким исключением, оканчивается разочарованием.

– Юнона, надо срочно отнести корреспонденцию на почту. У нас сроки горят, а курьер, как назло, заболел. Сможешь? – раздался голос главного бухгалтера.

Ирина Васильевна, пробегая мимо по коридору, остановилась около меня.

– Хорошо, – ответила я.

Как раз немного успокоюсь. Хотя это не входило в мои должностные обязанности, но именно с ее помощью мне удалось устроиться в крупный строительный концерн офис-менеджером. И хотя он сейчас переживал смену руководства, но, тем не менее, оставался флагманом в своей нише бизнеса.

– Спасибо, дорогая. Я знала, что ты выручишь, – сказала Ирина Васильевна. – Письма заберешь у меня в кабинете на столе. Все заказные.

– Поняла.

Главный бухгалтер побежала дальше по коридору, проверяя готовность офиса к встрече с новой метлой, то бишь начальником, о котором ходили крайне противоречивые слухи.

Я тряхнула распущенными белокурыми волосами и направилась к своему рабочему месту, проверить, нет ли срочных заданий, чтобы с чистой совестью отправиться на почту.

Мой блокнот пестрел галочками, отмечающими выполненные дела, только один пункт не был отмечен.

«Цветы для переговорной».

Вот и это дело сделано. Можно смело отправляться на почту. Я прошла в кабинет главбуха и забрала со стола пачку конвертов, по пути лишний раз отметив уютность в святая святых Ирины Васильевны. Все-таки очень приятная женщина, с доброй душой. Это было видно даже по ее рабочему месту. На столе фото ее дочери, безвременно ушедшей из жизни. После ее смерти Ирина Васильевна не озлобилась, не впала в уныние, не стала мегерой, а по-прежнему осталась светлой и чистой душою.

Я отправилась в маленькую комнатку, где сотрудники офиса оставляли верхнюю одежду.

На вешалке, предназначенной для посетителей, висели мужские куртки. Странно, мне никто не сообщал о посетителях. На размышления не было времени, потому эта информация вылетела сразу же у меня из головы.

Лифт предупредительно ждал меня на этаже. В коридоре, кроме меня, никого не было. Весь офис застыл в тревожном ожидании. Напряжение чувствовалось даже здесь, хотя вокруг никого не было. Двери лифта мягко разошлись, впуская меня, я плавно спустилась вниз в вестибюль. На проходной сонный охранник вяло кивнул в мою сторону.

Свежий воздух охладил до сих пор пылающие, щеки, а легкий морозец приятно пощипывал. Я, мелко семеня, двинулась в сторону почты. Благо она находилась недалеко от административного здания, в котором располагался головной офис концерна. На улице народ спешил по своим делам, и никому не было дела до других. Одиночество – удел жителей больших городов. Здесь никто ничего не знает о человеке, идущем навстречу: ни кем работает, ни с кем живет. Не то что люди, живущие в глубинке. Там сосед знает о соседе все. Когда родился, крестился, что ел на завтрак, обед и ужин, – все-все-все, вплоть до того, сколько котят вчера принесла кошка Муська, и практически со стопроцентной уверенностью может сказать, куда направляется тот, выйдя за околицу.

С одной стороны, анонимность в большом городе прельщает: можно не размышлять, что о тебе подумают, а с другой, заставляет искать общения, возможности для общения различными способами. Средства телекоммуникации, ворвавшиеся в жизнь, огромное благо и величайшее несчастье для многих миллионов людей.

С подобными мыслями я спешила к почтамту, где по старинке должна была отправить заказные письма. Настоящий архаизм в наше время электронных гаджетов, моментальных отправлений и молниеносных ответов. Некоторые вещи до сих пор не утратили своей актуальности, и деловая переписка еще ведется в бумажной форме.

У окошка, как всегда, очередь. Это, похоже, вечный, неизменный атрибут почты. И хотя операторы стали использовать компьютеры для облегчения своей работы, они, как и раньше, напоминали сонных мух.

Очередь роптала, возмущалась, но это не помогало. Кто-то пытался качать права, понукая вялую девицу предпенсионного возраста, однако все было тщетно. Ее ничего не брало. В итоге я оказалась перед окошком практически перед закрытием. Еле-еле успела.

Глянула на часы. Рабочий день в офисе уже закончен. Смысла идти назад нет. Потому с чувством выполненного долга я поплелась домой. Вернее, на остановку. Долго ждала транспорт. Домой попала поздно.

От голода сводило желудок. И, как назло, я забыла зайти в магазин за продуктами. А ведь собиралась еще вчера. Вот странно получается. Все, что требуется от меня на работе, я помню, а такие элементарные вещи, как купить хлеб и молоко, забываю. Вновь одеваться и идти в круглосуточный супермаркет, расположенный недалеко от моей высотки, не хотелось. Так что пришлось довольствоваться чем бог послал. А послал он кусок сыра, просроченный йогурт и чай без сахара, хотя сахар как раз был.

Пусть Светлана с сахаром чай пьет, она все равно без него обходиться не может. Хотя всякий раз кричит, что это последняя ложечка, которую она уничтожает во благо мне, чтобы меньше калорий досталось. И кого она обманывает?

* * *

Обожаю утро. Наверное, кому-то утро видится врагом номер один, но только не мне. Я жаворонок, ранний подъем, даже в сумерках, всегда давался мне легко и без проблем. Совершив ежедневный ритуал «ванная-кухня-ванная-спальня», я проснулась окончательно и бесповоротно. Чайник известил свистком, что пора пить чай.

Я задумалась, а состоялась ли вчера встреча с новым руководством концерна или перенеслась? Что-то никто из моих подружек не позвонил, чтобы перемыть косточки новому начальству. Неужели даже у Лариски из отдела кадров не нашлось что сказать? Странно.

Я полезла в сумочку, и… не обнаружила телефона на месте. И только тут сообразила, что оставила его в ящике стола, куда обычно кладу в рабочее время. Вроде бы и под рукой, но и не на глазах. В соседнем офисе иногда пропадала мелкая электроника, потому от греха подальше я убирала личные вещи.

Как я могла забыть забрать телефон? Вот теперь без него как без рук. Пока не помнила, сильной нужды не испытывала, но как только подумала, так сразу он потребовался. Других средств связи у меня нет.

Надеюсь, ничего страшного не произошло в мое отсутствие. Да и что может произойти в отлаженном механизме устоявшегося коллектива, который был в состоянии нормально функционировать даже без генерального директора. Я вообще не понимаю, зачем понадобилось менять предыдущего? Дела в концерне шли нормально, на мой взгляд, хотя учредителям виднее, кто лучше всего справится с этой должностью.