– Я пока что никому это не показывал, и кроме меня этого точно никто не видел. – Бен серьезно посмотрел на меня. – Но ты просто обязана это посмотреть и сказать, что с этим делать дальше.

– Ты меня пугаешь.

Он протянул мне наушник, второй вставил себе в ухо.

– Звук я записывал отдельно, чтобы можно было потом монтировать с разными фрагментами. Не пугайся, когда услышишь свой голос.

– Я там тоже есть?

Бен кивнул.

– Я наложил фильтр, вставил титры, но если хочешь, мы все это еще чем-нибудь дополним. Решать тебе.

И нажал на кнопку камеры. В солнечном небе кружились розовые лепестки. Бен снимал у ратуши, после церемонии, люди сновали по лестнице, Джон и мама смеялись. Потом к ним подошла я, он приобнял меня. Сцена закончилась, появился титр: «Хороший человек».

– Бен, что это за фигня?

– Смотри.

Титр потускнел, сменился общим планом: Айрис на парковке с торца ратуши стягивает с себя платье и остается в джинсовом комбинезончике. С невозможно-довольным видом она швырнула платье на капот.

Зазвучал отрывок из моей речи:

– …он будет хороший. Я спросила, что это значит…

Изображение исчезло; следующий кадр снимали из салона машины, через окно. Если бы я с таким ужасом не ждала, что будет дальше, обязательно похвалила бы Бена за умелое построение кадра. Но между автомобилей на камеру мчался Джон; послышался его приглушенный крик.

– Что ты вытворяешь, черт возьми?

В кадре снова появилась Айрис, на этот раз ближе. Она испугалась было, но потом уперла руки в боки, подняла личико вверх и встретила Джона, точно отважный маленький воин.

– …существует три правила, чтобы сделать человека счастливым, – зазвучал мой голос.

Я в ужасе уставилась на Бена.

– Откуда ты это снимал?

– Из маминой машины. Теперь звук будет получше, потому что я открыл окно. Смотри дальше.

Джон бросился к Айрис, размахивая руками. Она покачала головой. Он взял платье с капота и протянул ей. Она снова швырнула платье на капот. Камера дала крупным планом ее милое разъяренное личико. И снова зазвучал мой голос: «И сегодня я хотела бы передать их тебе… Первое правило – быть добрым».

В кадре раздался голос Джона:

– А ну надень платье.

Айрис покачала головой.

– Я сказал, немедленно надень это сраное платье.

Айрис истерически рассмеялась и попыталась убежать. Он схватил ее за руку, Айрис шарахнулась, как от кобры, и принялась лихорадочно вырываться.

– Мне что, силой тебя переодевать?

Раскрасневшаяся Айрис отчаянно пыталась сбросить руку Джона. Из глаз ее текли слезы, и по-хорошему Джону следовало бы отпустить ее, но он этого не сделал. Он схватил ее за другую руку.

Снова мой голос:

– Второе правило – быть добрым.

Айрис весит как пушинка, ей же всего шесть лет и она совсем худенькая. Джон поднял ее перед собой за обе руки, точно игрушку. Она уставилась на него.

– Что на тебя нашло? Люди ждут. А теперь надевай это долбаное платье и не веди себя, как мелкая сучка.

– И третье правило – быть добрым.

Джон поставил Айрис на ноги. Она пошатнулась, взяла платье. Чинно переоделась. До чего же больно было видеть, как Айрис вынужденно храбрится. До чего же больно было видеть, как она застегивает пуговицы, то и дело утирая слезы. Но больнее всего было то, что в этот момент за кадром мы с мамой смеялись на ступеньках ратуши.

– Зачем ты это снял? – прошептала я.

– Я пошел в машину за маминым пальто. И стал свидетелем этой сцены.

– И ты его не остановил? Не вылез из машины, ничего не сделал?

– Все случилось очень быстро, в считанные секунды. Я изначально вообще снимал Айрис, потому что она выглядела, как супергероиня, которая переодевается в тайный наряд. Мне показалось это забавным. А потом появился Джон.

Я нажала на кнопку и пересмотрела ролик еще раз. Бен вынул наушник и молча сидел рядом со мной.

Скрытое от глаз, тайное насилие. Джону потому все и сходит с рук, что он издевается над жертвами наедине, пока никто не видит, а на публике лучится золотой улыбкой, так что поневоле начинаешь думать, будто тебе померещилось.

– Он любит Айрис, – сказала я. – Он никогда с ней так не разговаривает.

– Как видишь, разговаривает.

– Потому что я позволила ему усыпить мою бдительность.

– Ты тут ни при чем. Ты тут, блин, вообще ни при чем.

Я раздраженно потерла глаза.

– И что мне теперь делать?

– Выложи у себя на «Фейсбуке».

– Я не хочу, чтобы все увидели, как измываются над моей сестрой.

– Спроси у нее разрешения.

– Да она в жизни не согласится. С какой стати? Это же унизительно. И он ее отец.

– Хочешь, я размою им лица?

– Тогда никто не поймет, кто в кадре.

– Все, кто был сегодня на свадьбе, поймут.

Он взял камеру, что-то там нажал, протянул мне.

– Ну вот, теперь они инкогнито. Нажми «поделиться», это синяя кнопка в верхнем правом углу, – и отправишь ролик на «Фейсбук».

– Да у меня там всего три друга.

– Это все-таки социальная сеть. Поверь мне, отклик будет.

Я посмотрела на Бена. Я понимала, что из этого может выйти. Подумала об Айрис. Она такая милая. Такая маленькая и правдивая, точно полный надежды цветок. Подумала о маме. Она так мечтала о счастливом конце, а Джон лишь унижал ее, отнимал у нее силы. Подумала о себе и белых таблетках, которые он заставлял меня принимать дважды в день.

Вот кнопка. Достаточно только нажать.

– Да пошел он, – сказала я и отправила ролик на «Фейсбук».

36

Я схватила Айрис и увела за пустой стол. Меня переполняла уверенность. Наша жизнь вот-вот изменится. Я посадила сестру к себе на колени, обняла ее. Бен пошел к барной стойке за напитками.

– Я знаю, что случилось на парковке, – сказала я, – когда папа тебя отругал.

– Он назвал меня «сучкой». – Айрис широко распахнула глаза.

– Я слышала.

– И еще сказал «долбаный».

– Ему не следовало так говорить. – Я чмокнула ее в теплую макушку, от которой всегда пахло печеньем. – Почему ты мне ничего не сказала?

Она пожала плечами.

– Ты боялась, что я тебе не поверю? Мы же с тобой сестры. И отныне будем всегда защищать друг друга, договорились? Обещай, что будешь все мне рассказывать, а я обещаю всегда тебе верить.

Айрис со вздохом прильнула ко мне. Как приятно, что со мной она чувствует себя в безопасности.

Подошла мама, сказала, что всех попросили выйти, чтобы официанты могли перед танцами убрать столы.

– Посиди с нами. – Я сжала ее ладонь.

– Меня ждут наверху. Пойдемте, девочки, а то вы будете тут мешать. Выпьем чаю вместе с папой.

С папой? Значит, вот как теперь нужно его называть? Я покачала головой.

– Мы тихонько посидим.

Мама не хотела уходить. Но муж ждал ее наверху, и она уже сделала выбор.

– Помнишь мои таблетки? – спросила я Айрис, когда мама ушла.

– Которые не дают тебе сердиться?

– Я их смыла в унитаз.

– И теперь тебе попадет?

– Вот увидишь, совсем скоро все будет иначе.

Ролик увидит какая-нибудь знаменитость и поделится им в «Твиттере» с миллионами подписчиков. Он облетит весь интернет, все, кто были на свадьбе, узнают, что на самом деле представляет собой Джон, и объединятся против него.

Мне не терпелось это увидеть.

Бен принес нам попить, и мы смотрели, как зал потихоньку оживает. В дальнем конце расположился ди-джей, столы убрали, выключили верхний свет, зажгли свечи. У окна накрыли длинный шведский стол, рядом с ним поставили маленький столик с остатками торта.

Казалось, будто смотришь спектакль. Скоро все вернутся, съедутся новые гости, потихоньку начнут жужжать и тренькать телефоны, и все станут поглядывать на Джона. А потом мы запрем двери, закроем окна, привяжем его к стулу, заставим снова и снова смотреть ролик, пока до него не дойдут дедушкины слова и слезы Айрис не проймут его глубины души, он будет просить прощения и поклянется впредь никогда так не делать.

Ни дать ни взять, сеанс экзорцизма.

Я обернулась к Бену и прошептала:

– Когда все начнется, надо будет увести отсюда Айрис. Не хочу, чтобы она видела папин позор.

Бен нахмурился.

– Так быстро не получится, Лекс. Это так не работает.

– Ты же сам советовал мне поверить.

– Во что? – спросила Айрис.

– Ни во что, – ответила я. – Не обращай внимания. Смотри-ка, кто пришел.

На пороге стояла Мерьем с подружками: все они принарядились к вечеринке. Я помахала им, поманила к нам.

– Группа поддержки, – сказала я Бену.

– Я же говорила, что мы придем. – Барбара наклонилась, чмокнула меня в щеку и тут же большим пальцем вытерла место поцелуя. – Ой, я тебя помадой испачкала.

Мерьем представила остальных.

– Помнишь Мелис? А это, конечно же, Гвен. И Стеф с Имани. – Их имена звучали, словно давно забытые заклинания. Женщины по очереди поцеловали меня в щеку. Сказали, что я вылитая мама: именно так она и выглядела, когда они с ней познакомились. Я и забыла, что они знакомы много лет. Они умилялись Айрис – ну надо же, как на папу похожа! Бена они уже знали и всего зацеловали. Он вроде и не возражал. Мамины подруги оглядывались, интересовались, где же остальные гости: «Неужели мы первые?» Я пригласила их за наш стол, но они отказались – мол, сейчас еще придут их знакомые, поэтому они заняли соседний с нашим столик и придвинули к нему еще один. Утащили стулья от других столов. Сложили сумки и пальто в кучу на полу. Подошли к диджею, заставили его записать все, что просят поставить. Барбара спросила остальных, кто что будет пить, пошла к бару, по дороге, разумеется, все перезабыла и от бара окликала подружек, а те кричали ей в ответ.

Айрис таращилась на них, посасывая палец.

– Это мамины подруги, – пояснила я. – Правда, классные?

Гости Джона вернулись в зал, скучно и вежливо заняли свои места. По сравнению с ними мамины приятельницы казались буйной футбольной командой. Но я понимала, что они придут к нам на помощь, когда Джон увидит ролик, и страсти накалятся.