Дженни Даунхэм - Чудовище

Мы молчали.

Джон снова повернулся к маме.

– И вечно ты лезешь со своими ценными указаниями! Ты звонишь мне и, даже не видя Айрис, велишь везти ее в больницу! Как ты там сказала? «Пусть посмотрит врач, ему виднее». А в итоге выясняется, что я был прав.

«Пожалуйста, оставь ее в покое», – подумала я.

– Почему, как ты думаешь, врачиха принялась нас расспрашивать, как да что? А я тебе скажу: потому что решила, будто мы безответственные родители. Какие-нибудь нищеброды. Ты, может, и нищебродка, но я-то нет! Что, по-твоему, я должен был чувствовать? – Он откинулся в кресле, чтобы лучше видеть маму. – Как доберемся домой, я обязательно позвоню в больницу и скажу, что, когда все это случилось, я сидел и работал, зарабатывал деньги, чтобы прокормить семью, а ты оставила детей одних на дереве и смылась.

– Я же не знала, что они там. Я понятия не имела.

– Господи, женщина, тебе достаточно было посмотреть в окно!

– Я и посмотрела, но их не увидела.

– То есть не знала, где твои дети, и все равно умотала?

– Ничего подобного. Я знала, что они играют в саду. И подумала, что, когда им надоест, они сами вернутся домой. – У нее дрожал голос. – Я не бросала их одних. Ты же был дома.

– То есть это я во всем виноват?

– Я этого не говорила.

– Изволь отвечать за свои поступки. – Он ткнул в нее пальцем. – Наша дочь могла умереть. Ты вообще отдаешь себе отчет в том, что произошло?

Я посмотрела на Джона. На его выдающийся подбородок и бешеные глаза. Потом перевела взгляд на маму. У нее дрожали губы, а пальцы, сжимавшие руль, побелели.

И тогда я схватила атлас, лежавший сзади в кармане на водительском сиденье, опустила стекло и вышвырнула карты на дорогу. От удара книга рассыпалась; страницы трепыхались, точно крылья раненой птицы. Задняя машина загудела. Проезжавшая мимо велосипедистка ударила по крыше нашего автомобиля.

Джон тут же обернулся ко мне.

– Что ты натворила?

Я схватила валявшийся на полу мусор – пакетик из-под чипсов, фантики от ирисок – и пустила по ветру.

– Немедленно перестань. Что на тебя нашло?

Я моргнула. Сама не знаю.

Он посмотрел на маму.

– Ты совсем ее не контролируешь?

Мама посмотрела на меня в зеркало заднего вида.

– Лекси, что бы ты ни делала, перестань, – попросила она.

Я выудила из бокового кармана пластмассовый скребок для льда и вышвырнула в окно вслед за мусором.

– Господи. – Джон застонал. – Да она просто чудовище.

– Что она там вытворяет? Мне в зеркало не видно.

– Выбрасывает вещи из окна. – Он впился в меня взглядом. – Ты что, с ума сошла?

Я покачала головой.

– Давай я остановлюсь? – предложила мама.

– Нет, она сейчас перестанет. – И он сурово уставился на меня, чтобы я присмирела. Ту часть меня, что мечтала увидеть его золотую улыбку, я спрятала в коробку и убрала подальше.

– Она сегодня как с цепи сорвалась, – пожаловался Джон маме.

– Что она еще натворила? – спросила та.

– Кроме того, что затащила сестру на дерево?

– Кроме этого.

– Во-первых, позвала на помощь соседку, – начал Джон. – И эта настырная корова гонялась за мной по всему саду, мол, вызовите скорую. – Он снова повернулся ко мне. – Ты должна была сразу же бежать за мной. Какого черта ты постучалась к соседке?

– Господи боже мой, – вздохнула мама.

– Ты ведь ей дала мамин телефон? – не унимался Джон. – И попросила позвонить маме?

– Нет, она и без меня знала номер.

– Не лги мне.

– Джон, – вмешалась мама, – давай я сама с ней дома разберусь.

– Слышала? – сказал мне Джон. – Дома мама с тобой по-другому поговорит.

– Слышала, – кивнула я.

Джон покачал головой. Мама покачала головой. Он погладил ее по коленке. Она улыбнулась.

– Мы живем с чудовищем, – сказал Джон.

– Она просто перенервничала.

– Мы все перенервничали. С ней надо построже.

Мама кивнула.

– У нас там часом леденцы не завалялись?

Джон открыл бардачок, достал банку, выудил леденец и положил маме в рот. Взял себе еще один и убрал банку.

После этого случая я частенько вела себя плохо. Словно на меня что-то находило.

Будь я героиней фильма, у меня в такие моменты бугрились бы мышцы, разрывая футболку, но я была самой обычной девочкой и просто разбивала тарелку или роняла чашку, или ругалась, чтобы отвлечь на себя внимание Джона. Так дедушка в темноте собирал улиток с помощью налобного фонарика. Они застывали в луче света, а он брал и топил их в ведре с соленой водой. Вот и Джон направлял на меня луч света, орал, размахивал руками, говорил маме, что я неуправляемая.

Однажды я швырнула на пол любимую пепельницу Джона (ту, которой он пользовался со студенческих времен). Мама ее мыла и кокнула о кран.

– Черт, – выругалась она. – Только этого не хватало.

Я вырвала у нее половинки пепельницы и шарахнула об пол.

– Лекс! – крикнула мама. – Что ты натворила!

Наверное, надеялась, что пепельницу удастся склеить и Джон ничего не заметит. Но он обязательно заметил бы.

Джон выбежал на кухню.

– Моя пепельница! – он упал на колени и принялся разглядывать осколки.

– Она меня бесила, – сказала я.

– Иди к себе, – процедил Джон.

Я ушла в свою комнату и села у окна. Выпустили меня нескоро.

Когда Джон в первый раз запретил мне выходить из дома, я сбежала. Сидела на низкой ограде перед домом Бена и Мерьем, смотрела, как они ужинают. Я не слышала, о чем они разговаривали, мне было просто приятно смотреть на них. Дома я не извинилась, и Джон оставил меня без ужина. В тот день был рыбный пирог, и я ответила: ну и плевать, не хочу я жрать эту блевотину.

Если у нас гостил Касс, все было иначе. Он подбивал меня насыпать Джону в пижаму красного перца, подменить ему мыло, вместо сахара положить соли в чай. Если мы попадались, было весело. А когда Джон ругался, мы с Кассом прятались в кладовке или забирались на дерево, спрыгивали на кладбище и часами не появлялись дома.

Однажды Касс уехал, и я, зная, что увижу его нескоро, села на автобус, приехала к его дому и долго стояла в темноте под окнами, мечтая, что он вернется. Даже подумывала спросить у мамы Касса, нельзя ли мне пожить с ними. Я так долго проторчала под его окнами, набираясь смелости зайти, что, когда вернулась домой, мама уже билась в истерике: она думала, меня похитили.

Я написала ей записку: «Вот бы мы с тобой были хлыстохвостыми ящерицами».

Мама погуглила и выяснила, что у этого вида есть только самки.

– Что это тебе в голову взбрело? – удивилась она.

Я и сама не знала.

На это мама ответила, что Джон старается быть мне хорошим отцом. Но я сама все порчу. Мне нужно держать себя в руках. Жизнь – сложная штука, каждый должен нести свой крест.

Касс, мой Касс, придет к нам на ужин. Я ждала его в гостиной на диване, накинув на голову капюшон толстовки, опустив глаза и вообще стараясь не привлекать к себе внимания. Но кто-нибудь то и дело произносил имя Касса, и каждый раз я ловила себя на том, что заливаюсь румянцем, а Джон косился на меня с таким видом, словно хотел сказать: «Оставь моего драгоценного сына в покое, Александра!»

Он спросил, из-за чего я опять дуюсь. Что мне опять не так. Мол, план подготовки, конечно, хорошо, но почему бы мне перед ужином не пойти позаниматься? Мама заварила травяной чай, чтобы мне было легче сосредоточиться. Айрис уселась рядом со мной и принялась расспрашивать о том, как я переночевала у Касса.

– Вы во что-нибудь играли? – допытывалась она. – Или смотрели кино?

Я покачала головой и сильнее натянула капюшон.

– Вы заказали пиццу?

Я демонстративно зевнула.

– Отстань.

– Папа сказал, ты была пьяная. Мама Касса на тебя ругалась? – Айрис ткнула меня остреньким локотком. – Если ты мне не расскажешь, я спрошу у Касса.

– Ты дура, что ли? Он тоже ничего тебе не расскажет, – злобно взвизгнула я, и родители уставились на меня.

– Немедленно извинись перед сестрой, – приказал Джон. – Ты должна относиться к членам семьи с уважением.

Я сделала несколько медленных глубоких вдохов и выдохов.

– Извини, Айрис.

И решила, что лучше буду молчать. На вопросы отвечала уныло и односложно, а если заговаривали о Кассе, прикидывалась глухой. Джон даже разозлился: «Не куксись, Александра, уж не хочешь ли ты, чтобы я включил в договор еще и такое твое поведение?» Айрис меня донимала, а мама просила сделать то одно, то другое, как будто я развеселюсь, если почищу морковку с картошкой. Наконец мне пришла отличная идея – посмотреть французский фильм с субтитрами, дабы пополнить словарный запас, и Джон нехотя разрешил. Я свернулась калачиком на диване, взяла айпад, надела наушники и посмотрела «Ржавчину и кость»: там касатка откусила Марион Котийар ноги. Ее героиня после этого стала личным менеджером своего бойфренда и организовывала бои с его участием.

Наконец пришел Касс. Выглядел он странно: весь какой-то неопрятный, усталый. Махнул нам с порога и плюхнулся на единственное свободное место.

– Ну что, как дела? – И он запустил обе руки в волосы, словно старался разбудить мозги.

– Что с тобой? – Джон впился в него взглядом.

– Ничего. – Касс непринужденно улыбнулся. – Все в порядке.

– Тогда почему ты опоздал? – Джон постучал по циферблату наручных часов. – Мы же договаривались в шесть, а сейчас почти семь. Мы умираем с голоду.

Из кухни вышла мама в фартуке.

– А, ты пришел. Вот и хорошо. Можно накрывать?

– Прошу прощения за опоздание, – сказал Касс. – У мамы была истерика.

Мама застыла в дверях.

– Из-за чего?

– Из-за вчерашнего? – Джон свирепо посмотрел на меня. – Из-за того, что к ней заявилась эта?

– Нет, – Касс бросил на меня мимолетный взгляд, – это здесь ни при чем.