— Ну, ладно, — глухо проговорил Бруно и повесил трубку.

И телефон тут же зазвонил снова. Нахмурясь, Гай отложил сигарету, которой с облегчением затягивался, и подошел к аппарату.

— Здравствуйте. Это Артур Джерард из Частного сыскного бюро…

Джерард спросил, можно ли ему приехать.

Гай огляделся по сторонам, осмотрел с подозрением каждый угол в гостиной, стараясь доводами рассудка побороть чувство, что телефон прослушивается, что Джерард слышал их с Бруно разговор, что Бруно уже у Джерарда в лапах. Наконец поднялся наверх рассказать Энн.

— Частный сыщик? — спросила Энн, очень удивленная. — А в чем дело?

Гай колебался с секунду. А сколько, сколько существует мест, где такое колебание показалось бы чересчур долгим! Чертов Бруно! Будь он проклят за то, что таскался по пятам!

— Не знаю.

Джерард явился точно в назначенный срок. Он галантно склонился над рукой Энн, извинился за позднее вторжение, вежливо похвалил дом и полоску сада перед входной дверью. Гай разглядывал его с некоторым удивлением. Джерард казался вялым, утомленным и слегка нечистоплотным. Возможно, Бруно не так уж и неправ относительно него. Даже его отсутствующий вид, который подчеркивала медлительность речи, ничем не подходил на сосредоточенность блестящего детектива. Но когда Джерард уселся в кресло с сигарой и бокалом виски, Гай уловил проницательный блеск в светло-карих глазах, цепкость в толстых коротких пальцах. И почувствовал себя не в своей тарелке, Джерард оказывался непредсказуемым.

— Вы — друг Чарльза Бруно, мистер Хейнс?

— Да. Мы знакомы.

— Тогда вы, наверное, знаете, что его отец был убит в марте прошлого года, и убийца до сих пор не найден?

— Я этого не знала! — воскликнула Энн.

Джерард медленно перевел взгляд с ее спины на Гая.

— Я не знал этого тоже, — сказал Гай.

— Значит, вы не так близко знакомы?

— Я едва его знаю.

— Когда и где вы встретились?

— В… — Гай взглянул на Энн, — в Институте Искусств Паркера, кажется, в прошлом декабре. — Гай чувствовал, что попался в западню. Он повторил реплику, которую Бруно, не думая, бросил на свадьбе, — и только потому, что Энн ее слышала, а Энн, скорее всего, давно забыла об этом. Джерард, почудилось Гаю, смотрит на него так, будто не верит ни единому его слову. Почему Бруно не предупредил о Джерарде? Почему они окончательно не договорились о версии, которую однажды предложил Бруно, — что встретились они у стойки одного из центровых баров?

— А когда вы увиделись в следующий раз? — наконец спросил Джерард.

— Ну, мы, кажется, не встречались до моей свадьбы в июне. — Гай почувствовал, как невольно старается придать своему лицу недоуменное выражение, словно и не догадывается, к чему направлены все эти расспросы. Как удачно, подумалось ему, о, как удачно сложилось, что он уже успел убедить Энн, будто заявления Бруно об их старой дружбе — всего лишь его, Бруно, манера шутить. — Мы не приглашали его, — добавил Гай.

— Он просто взял и пришел? — Джерард, казалось, все понимал. — Но на вечеринку в июле вы его пригласили? — Тут он взглянул на Энн.

— Он позвонил, — пояснила та, — и спросил, можно ли ему прийти, и я… я сказала: «да».

Тогда Джерард спросил, не узнал ли Бруно о вечеринке от каких-нибудь своих друзей, которые получили приглашение, и Гай сказал, что это возможно, и назвал имя белокурой женщины, которая так жутко улыбалась Бруно в тот вечер. Других имен Гай назвать не смог. Он никогда не видел Бруно с кем-то еще.

Джерард откинулся в кресле и спросил с улыбкой:

— Он вам нравится?

— В достаточной степени, — вежливо ответила Энн, немного помолчав.

— Так себе, — сказал Гай, потому что Джерард ждал и от него ответа. — Довольно назойлив. — На правую его бровь падала тень. Гай опасался, не ищет ли Джерард шрамов у него на лице.

— Творит себе героя и преклоняется перед ним. То есть в каком-то смысле преклоняется перед силой, — Джерард улыбнулся снова, но улыбка уже не казалась искренной, а, возможно, и раньше таковой не была. — Извините, мистер Хейнс, за беспокойство.

Через пять минут он ушел.

— Что все это значит? — спросила Энн. — Он что, подозревает Чарльза Бруно?

Гай запер дверь на засов и вернулся обратно.

— Скорее всего он подозревает кого-нибудь из друзей Бруно. Он, возможно, думает, что Чарльзу что-то известно, — ведь Чарльз ненавидел своего отца. В этом Чарльз мне сам признавался.

— И ты думаешь, Чарльз действительно знает?

— Как тут скажешь. Не нам судить. — Гай взял сигарету.

— Боже мой. — Энн стояла и смотрела в угол дивана, туда, где Бруно сидел в тот вечер, словно все еще видя его там. — Чего только не случается в жизни! — наконец прошептала она.

36

— Послушай, — четко, напряженно выговаривал Гай в трубку. — Послушай, Бруно! — Бруно казался пьянее, чем когда бы то ни было, но Гай твердо решил любой ценой пробиться в его отуманенный рассудок. Потом ему вздумалось вдруг, что Джерард может находиться рядом, и голос смягчился, дрогнул из малодушной предосторожности. Гай выяснил, что Бруно в телефонной будке один.

— Ты Джерарду сказал, что мы встречались в Институте Искусств?

Бруно ответил, что да. Во всяком случае из его пьяного бормотания можно было понять, что да, так оно и было. Бруно хотел прийти. Гай никак не мог донести до пьяного сознания, что Джерард уже являлся сюда, допрашивал его. Гай швырнул трубку и дернул на себе воротник. Бруно не унимается, продолжает ему звонить! Приход Джерарда материализовал опасность, сделал ее внешней, вещественной. Гай чувствовал, что порвать с Бруно полностью является более насущным, чем даже вместе с ним сочинить версию, сходящуюся во всех деталях. А больше всего Гая бесило то, что из пьяной околесицы, которую нес Бруно, нельзя было понять, ни что происходит с ним, ни даже в каком он пребывает настроении.

Гай был наверху, в студии, вместе с Энн, когда зазвонил колокольчик.

Гай лишь слегка приоткрыл дверь, но Бруно распахнул ее настежь, прорвался, спотыкаясь, в гостиную и рухнул на диван. Гай замер над ним — сначала гнев, потом омерзение сковали ему язык. Жирный, красный затылок Бруно выпирал из воротника. Он казался скорее даже не пьяным, а раздутым, словно ядовитые соки смерти пропитали всю его плоть, даже глубокие впадины глазниц, отчего серые, налитые кровью глаза казались неестественно выпученными. Бруно глянул на него снизу вверх. Гай пошел к телефону вызывать такси.

— Гай, кто это там? — прошептала Энн с лестницы.

— Чарльз Бруно. Совсем пьяный.

— Нет, не пьяный! — внезапно воспротивился тот.

Энн спустилась на несколько ступенек и увидела Бруно.

— Может, мы сразу отведем его наверх?

— Ему тут нечего делать. — Гай рылся в телефонной книге, искал номер какого-нибудь таксопарка.

— Ес-с-сть чего! — зашипел Бруно, как проколотая шина.

Гай обернулся. Бруно смотрел на него одним глазом, и глаз этот был единственным, что еще жило на отекшем, омертвевшем лице. Бруно заунывно бормотал что-то себе под нос.

— Что он такое говорит? — Энн ближе подошла к Гаю.

Гай подскочил к Бруно и сгреб его за воротник рубашки. Нечленораздельное, мерное мычание действовало на нервы. Он попытался поднять Бруно, но тот только пускал слюни прямо ему в ладони.

— Вставай и убирайся отсюда!

И тут он услышал:

— А я все ей расскажу — я все ей расскажу — я все ей расскажу — я все ей расскажу, — бубнил Бруно, и дикий, налитый кровью глаз сверлил Гая. — Не гони меня, я все ей расскажу — я все…

Гай с отвращением отдернул руки.

— В чем дело, Гай? Что он говорит?

— Я отведу его наверх, — сказал Гай.

Собрав все силы, он пытался взвалить Бруно к себе на плечо, но обмягшее тело не поддавалось, висело мертвым грузом. В конце концов Гай оставил его лежать поперек дивана. Сам подошел к окну. Снаружи не было видно никакой машины. Бруно точно с неба свалился. Он теперь уснул и спал совершенно бесшумно, а Гай сидел рядом, смотрел на него и курил.

Бруно проснулся в три часа утра и выпил пару стаканчиков, чтобы прийти в себя. Через несколько минут он принял почти нормальный облик — только в лице осталась некоторая одутловатость. Он был счастлив, что оказался в доме у Гая, и совершенно не помнил, как туда попал.

— Я имел с Джерардом еще одну схватку, — улыбнулся Бруно. — Целых три дня. Читал газеты?

— Нет.

— Ну, ты даешь, даже газет не читаешь! — мягко упрекнул Бруно. — Джерард пошел по ложному следу. Мой кореш — забулдыга, Мэтт Левин. У него нет алиби на ту ночь. Херберт думает, что это мог быть он. Три дня я провел со всеми троими на очной ставке. Мэтт может погореть на этом.

— Его могут казнить?

Бруно задумался, все с той же улыбкой.

— Казнить не казнят, но посадят. На нем уже две или три мокрухи. Копы будут рады заполучить его. — Бруно вздрогнул и допил свой стакан.

Гая так и подмывало схватить тяжелую пепельницу, стоящую перед ним, и вдребезги разбить, расплющить безобразно раздутую голову Бруно, ослабить, наконец, напряжение, которое, он чувствовал, будет расти и расти, пока он не убьет Бруно или самого себя. Он крепко, обеими руками, схватил Бруно за плечи.

— Ты уберешься, наконец? Клянусь тебе, это в последний раз!

— Нет, — сказал Бруно спокойно, безропотно, нисколько не сопротивляясь, с тем безразличием к боли и смерти, какое Гай наблюдал уже во время той давней драки в лесу.

Гай отнял руки, закрыл ими лицо и ладонями почувствовал, как оно дрожит.

— Если твоего Мэтта осудят, — прошептал Гай, — я им все расскажу.

— О, вряд ли. У них мало доказательств. Это, милый, все несерьезно! — Бруно ухмыльнулся. — Мэтт — подходящий тип в свете подстроенных улик. А ты был бы неподходящим типом в свете улик достоверных. Ты же важная птица, Гай, Господи ты Боже мой! — Бруно вынул что-то из кармана и протянул Гаю. — Мне это попалось на прошлой неделе. Как здорово, Гай.