Бедолага. Дьявольское разочарование – рандеву, испорченное вздорным герцогом. Бёрк ушел в другую сторону – возможно, в свою мастерскую, – и Роланд привалился к стволу, пытаясь прийти в себя. Чтобы слегка прочистить мысли, он с наслаждением вдыхал прохладный, насыщенный ароматами воздух.

Дьявол их всех побери! Устроить свидание под луной с любимой дамой для человека, имеющего громадный опыт тайных встреч, должно быть детской забавой, а вместо этого ему пришлось шарахаться от каждой тени.

Но теперь, увидев наконец перед собой Лилибет, он чувствовал, что вот-вот взорвется от желания. Повезет, если не опозорится, как школьник.

Роланд на мгновение прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Терпение. Каждая секунда в счет. Если он хочет завоевать Лилибет, нужно собраться с мыслями и устроить ей грандиозное представление. Нужно опьянить ее страстью, захлестнуть наслаждением, ослепить любовью. Ничто другое не преодолеет ее несгибаемую добродетель.

Роланд размял пальцы.

– Милая, – снова прошептал он и вышел из-за дерева, протянув к ней руки.

Она пробормотала что-то нечленораздельное, сделала несколько неуверенных шажков к нему навстречу и сжала его ладони. Чтобы не замерзнуть, она плотно закутала в шаль не только плечи, но и голову.

– Ненаглядная моя, – сказал Роланд. – Наконец-то.

Провел пальцами по укрытой в тени щеке и нагнулся, чтобы слиться с ней в страстном поцелуе.

Осознание настигло его на мгновение позже, чем следовало.

Это не Лилибет.


В свете растущей луны Лилибет легко отыскала ступени, вырубленные в стене террасы, и слетела по ним, почти не касаясь ногами камня. Прохладный ветерок, напоенный ароматами ночи, овеял щеки, когда она повернула на луг. Ветерок дул с гор, зеленые растения пробивались из земли, на деревьях и кустах лопались бутоны. Впереди уже белели цветы персиковых деревьев, светившиеся в темноте, как туман.

Она ускорила шаг, добежала до первых деревьев, и ее окутал тяжелый аромат цветов. Она остановилась и вгляделась в тени. Где он? Наверняка не слишком далеко, ждет у входа в сад, с шампанским и поцелуями.

Она устремилась вперед, чувствуя, как сердце бьется прямо в горле, но тут услышала голоса и замерла с застывшей в воздухе ногой.


Роланд отшатнулся, прервав поцелуй.

– Боже праведный! – воскликнул он, забыв понизить голос.

– Синьор!

Он протянул руку и сдернул с ее головы шаль. Лунный свет исчез в копне черных волос. Она сжимала его руки.

– Синьор! – повторила она.

– Ты же… что за дьявольщина…

– Синьор?

– Франческа?

– Si, синьор. – Она негромко всхлипнула. – Вы просили… вы… письмо…

– Письмо?

Она убрала с его запястья одну руку, пошарила в юбках. У Роланда кружилась голова. Письмо. Письмо сэру Эдварду. Он отдал его Франческе, чтобы она отправила его из деревни.

Ведь отдал?

В его ладонь ткнулся лист бумаги. Он опустил взгляд. Плотный, сложенный дважды. Роланд онемевшими пальцами развернул его. В темноте он не различал слов, но сразу узнал длину строчек и смог процитировать его по памяти:

«В одиннадцать в персиковом саду. Мое сердце принадлежит тебе».

Сквозь туман к нему пробился умоляющий голос Франчески:

– Мария… она знает inglese… она сказала…

– О Боже. – Он ударил себя кулаком по голове.

– Синьор… вы не… – Голос оборвался еще одним всхлипом, на этот раз еще более безнадежным. Плечи, прикрытые шалью, поникли.

– О черт. Бедная девочка. – Он натянул шаль ей на голову. – Прости. Это дьявольская… ошибка, понимаешь? Ошибка. – Он наклонился, чмокнул ее в лоб. – Ты прелестная девочка, Франческа. Но я…

Теперь ее плечи сотрясались от рыданий. Изо рта вырывались итальянские фразы вперемежку с иканием. Вряд ли она говорила что-нибудь лестное про него. Он вытащил часы, глянул на них, повернул к лунному свету.

– Слушай, голубка, – сказал он, погладив ее по плечу. – Мне ужасно жаль. Но… как ты думаешь, может быть… о, проклятье! Вот. – Он быстрыми шагами подошел к дереву, где оставил бутылку шампанского, схватил ее за горлышко и открыл.

– Вот, – повторил он, протягивая ей пенящийся бокал. – Выпей. Совсем другое дело, да? Во времена испытаний нет ничего лучше глоточка старой доброй шипучки.

Она взяла бокал, осушила его и протянула ему, снова икнув.

– А. Да. До дна. – Он наполнил бокал до краев и поставил бутылку на траву. – Ну, в любом случае, как уже сказал, я ужасно извиняюсь. Дурацкая путаница. Похоже, я дал тебе не то письмо, ха-ха. Утром мы все весело над этим посмеемся, так?

Она злобно посмотрела на него поверх бокала. Роланд откашлялся.

– Но боюсь, если ты уже допила свое шампанское и все такое, мне в самом деле пора… пора идти.

Она ничего не ответила, полностью занятая содержимым бокала.

Роланд сделал пробный шажок в сторону, затем еще один.

– Ну вот. Прощай. Удачи тебе. И хорошего… гм… шампанского.

Еще шажок, затем он повернулся и помчался в замок.


Не то письмо. Он отдал чертовой горничной не то письмо!

А это значит, что письмо к сэру Эдварду сейчас лежит под дверью Лилибет. Будем надеяться, нераспечатанное. Господи, как он на это надеялся! Сэр Эдвард оторвет ему голову, если Лилибет не сделает этого раньше.

Он пробежал по лугу, поднялся вверх по ступенькам террасы, по плитам двора и влетел в дом. Холл стоял пустой и темный, освещенный лишь одним лучом лунного света, пробившимся из высокого окна на лестничной площадке. Роланд взбежал вверх по ступенькам, перескакивая через две сразу, и, совершенно задохнувшийся, остановился перед дверью Лилибет. Быстро пригладив волосы, он протянул руку, чтобы постучаться…

И вовремя остановился.

Филипп спит с ней в одной комнате.

Рука опустилась, коснувшись бедра. Роланд постоял еще немного. Грудь его все еще тяжело вздымалась после стремительного бега. По спине поползла струйка холодного пота, впитываясь в рубашку. Он обеими руками схватился за голову и пошел по нескончаемым коридорам в западное крыло, где размещались джентльмены.

Войдя в свою комнату, он зажег свечу, снял пиджак. Отблески пламени падали на мебель, на предметы, стоявшие на бюро. Самодельная клетка Норберта стояла, накрытая тканью, как велел Филипп, чтобы кузнечик успокоился и отдохнул в своем новом обиталище.

Непрошеная улыбка тронула губы Роланда. Он подошел к комоду и приподнял уголок ткани. Кузнечик и в самом деле отдыхал, забившись в угол клетки и одним сонным глазом рассматривая травинку. Роланд опустил ткань и осмотрелся. Спать не хотелось совсем; энергия по-прежнему бушевала в его теле, охваченном одновременно разочарованием, паникой и общей досадой на самого себя. Он снова вышел из комнаты и запер за собой дверь.

Пожалуй, стоит поплавать в озере. Это немного прояснит сознание и поможет обдумать дальнейшие перспективы. Господь свидетель, ясность сознания ему необходима – он совершает ошибку за ошибкой, с тех пор как пересек границу Италии.

Роланд неторопливо побежал обратно через луг, уже продумывая свои следующие действия. Утром, конечно, придется за все расплатиться. Цветы? Какие цветы уже распустились, интересно? Ну, кроме проклятых персиковых деревьев, чтоб пчелы принесли на них великую чуму. Он выйдет рано, еще до завтрака, и что-нибудь да найдет.

Самый короткий путь к озеру вел через персиковый сад, но будь он проклят, если рискнет туда вернуться. Избегая деревьев, Роланд жался к стене террасы, недобрым глазом глядя на склон холма. Луна висела прямо над головой, холодная и далекая, и освещала траву вполне достаточно, чтобы видеть дорожку.

Из темноты послышался какой-то звук.

Он споткнулся и остановился.

Вот опять. Очень странный звук, высокий, сбивчивый, похожий на…

Хихиканье.

Роланд нахмурился. Глаза сощурились, превратившись в щелочки. Он пытался разглядеть хоть что-то в тенях перед собой.

Снова хихиканье.

Он сделал вперед шаг, другой. Еще несколько. И наткнулся на них так быстро, что едва не споткнулся о вытянутые ноги.

– Какого дьявола? – выдавил он.

– О, Роланд! Это ты? – Одна из теней у стены пошевелилась. – А мы думали, ты вернулся в замок.

Он открыл рот, закрыл. Снова открыл.

– Лилибет?

– Присоединяйся к нам, если хочешь. Хотя шампанское уже почти закончилось. – Об его ногу стукнулось что-то твердое и холодное. Бутылка.

– «К нам»? – пересохшими губами переспросил он. – Кто эти «мы»?

Из темноты послышался еще один голос.

– Синьор… ик. Вы вернулись?

– Франческа. – Он вздохнул. – Конечно.


– Знаешь, на самом деле она очень славная, – говорила Лилибет. Она держала его под руку, наслаждаясь теплом и крепостью его тела. – Правда, очень много пьет. Мне досталось едва ли полбокала.

Он буркнул:

– Тебе в твоем положении вполне достаточно.

– Это да. От вина в желудке все переворачивается. Она ужасно расстроилась там, в саду?

Роланд шагал быстро. Лилибет приходилось почти бежать, чтобы держаться рядом.

– На пару минут. – Он резко остановился и повернулся к ней. В ночной темноте она видела лишь очертания его лица. – А ты? Ты не выглядишь ужасно расстроенной.

– Ну, пару секунд я чувствовала себя довольно неловко. Увидела вас вместе и подумала…

– Худшее, надо полагать.

– Только на минутку. А потом поняла, что произошло, и здорово посмеялась. А бедная Франческа! Она и вправду безумно в тебя влюблена, повеса ты эдакий. Должно быть, для тебя это настоящая проблема – видеть, как женщины направо и налево лишаются чувств у твоих ног.