– Я так думала, – твердила она, горько плача у него на груди. – Думала, что я Чариз Ланкастер, пока не увидела ее собственными глазами у себя в комнате. Клянусь, это правда!

– Я знаю, – сказал Ники, не понимая, почему снова поверил ей.

– Чариз хотела рассказать все ему. Но он… готовился к венчанию. К венчанию в узком кругу. А мне некуда было идти – ни одежды, ни денег.

Пытаясь отыскать хоть какой-то просвет в этом мраке, Ники заметил:

– Слава Богу, что умер не ваш отец.

Шерри медленно подняла затуманенные слезами глаза:

– Что вы сказали?

– На прошлой неделе лендлорд, у которого Берлтон арендовал землю, переслал Лэнгфорду письмо, адресованное Чариз Ланкастер поверенным ее отца, который сообщал, что отец Чариз умер через две недели после того, как она отправилась в Англию.

Девушка прерывисто вздохнула, пытаясь переварить эту новость, и едва слышно произнесла:

– Он был суровым, но не злым. И так избаловал Чариз… – И тут в голову ей пришла мысль, от которой она едва не потеряла сознания. – На прошлой неделе… Уж не в тот ли самый день, когда мы были на балу в Альмаке, а потом у Резерфордов?

– Да, кажется, тогда.

От этого нового унижения Шерри совсем сникла, и слезы потоком заструились по ее щекам.

– Так вот почему он вдруг передумал и решил жениться на мне, отказавшись от намерения выдать меня за того, кого я сама выберу.

Она вспомнила, как водила пальцем по его ладони в оперной ложе, а он делал вид, будто хочет ее поцеловать, и подумала, как все это было ему противно…

– Господи, лучше бы я умерла! – отрывисто произнесла она.

– Прекратите сейчас же эти разговоры, – решительно сказал Ники. – Сегодня вы можете остаться у меня. А завтра поедем к Лэнгфорду и все объясним.

– Я уже объяснила. В записке! И ни за что туда не вернусь, поймите же! И не вздумайте посылать за ним. Это сведет меня с ума. Я не желаю возвращаться. Никогда!

Ники понял, что решение ее окончательно, и не мог осуждать ее за это.

Шерри не знала, как долго рыдала у него на груди, а когда наступила тишина, взволнованно произнесла:

– Я не могу остаться у вас.

– Но вы сами сказали, что вам некуда идти.

Она высвободилась из его дружеских объятий и, пошатываясь, встала.

– Мне не следовало к вам приходить. Не удивлюсь, если против меня будет возбуждено судебное дело.

Мысль о том, что Лэнгфорд на это способен, возмутила Ники, однако он допускал такую возможность или еще что-нибудь, не менее ужасное.

– Здесь хоть вы в безопасности, по крайней мере этой ночью. А утром обсудим, что я могу для вас сделать.

Ей некуда деваться, она никому не нужна, все ее презирают. Только Ники старается ей помочь. Подумав об этом, Шерри испытала облегчение и была тронута до глубины души.

– Мне… необходимо устроиться на работу. Но как это сделать без рекомендаций? Я не могу остаться в Лондоне. Я не…

– Мы все обсудим утром, cherie. А теперь вы должны лечь в постель. Ужин вам принесут.

– Никто из их друзей или знакомых не пожелает брать меня на работу, а он… похоже… его знает весь Лондон.

– Утром, – твердо заявил Ники.

Не в силах возражать, Шерри кивнула и в сопровождении служанки стала подниматься по лестнице, но вдруг повернулась к нему:

– Месье Дю Вилль!

– Называйте меня, пожалуйста, Ники, мадемуазель, – попытался он пошутить.

– Не могу, ведь я гувернантка, а вы – господин.

Видя, что она в полном изнеможении, Ники не стал спорить.

– Обещайте никому не говорить, где я!

Ники поколебался, взвесил все «за» и «против» и наконец сказал:

– Обещаю!

Он смотрел, как Шерри поднимается по лестнице, убитая горем, униженная, покорная, как служанка, что было так на нее не похоже. И Ники захотелось хорошенько поколотить Уэстморленда. Хотя, поразмыслив, он не мог не признать, что все это время Стивен вел себя с Шерри в высшей степени благородно.

Глава 42

– Еще что-нибудь, милорд?

Стивен опустил бокал, поднял голову и тупо уставился на дворецкого, стоявшего в дверях спальни.

– Нет, – коротко бросил он.

Он заставил священника и всю семью прождать целый день, почему-то уверенный в том, что Шеридан Бромлей вернется, и отпустил их лишь три часа назад. И она вернулась бы, если бы не чувствовала за собой вины и действительно потеряла память. И не только, чтобы оправдать себя. А еще и спросить, почему он притворялся ее женихом. Но она не вернулась, значит, с самого начала знала правду и ей не о чем было спрашивать.

Факты – упрямая вещь, и самый крепкий напиток не мог погасить пылавшую в его душе ярость. Значит, никакой амнезии у Шеридан Бромлей не было. Просто, когда к ней после ушиба вернулось сознание, она решила воспользоваться блестящей возможностью роскошно пожить некоторое время, а от перспективы стать его женой пришла в полный восторг. Можно представить себе, как она хохотала, когда он разыгрывал из себя ее жениха, а она сама – Чариз Ланкастер, свою госпожу.

И это он, со своим жизненным опытом, которым так кичился, снова попал в ловушку, расставленную женщиной, как это повелось с древних времен, пожалел невинную, отчаявшуюся девушку. Первый раз так было с Эмили, а теперь – с Шеридан Бромлей. Чем больше Стивен об этом думал, тем больше ожесточался. Какой же он идиот! С таким талантом Шерри вполне могла стать актрисой и вместе с остальными, такими же амбициозными, как она, шлюхами выделывать ночами курбеты и развлекать публику. Стивен отпил еще глоток, перебирая в памяти ее лучшие роли: особенно впечатляющей была первая… Он уснул, сидя у ее постели, а утром его разбудил ее плач. «Я не знаю, какое у меня лицо, – говорила она сквозь слезы, заставляя его сердце сжиматься. – Это, конечно, не так уж и важно, но раз вы уже проснулись, опишите мне мое лицо». А однажды она решила продемонстрировать ему свои волосы, на всякий случай, если он еще не успел заметить их чарующую красоту. Стивен не мог думать об этом без отвращения. «Они не каштановые. Посмотрите на них. Они рыжие…»

Каким же он был ослом, когда буквально остолбенел при виде этих рассыпавшихся, сверкавших волос. Он даже мысленно сравнил ее с рыжей Мадонной. «Они просто… просто, как медь!» – сказала она с недовольной миной. Даже тут притворялась, хотя знала, что волосы у нее роскошные. «От Констанцы – горничной – я узнала, что вы – граф, и я должна называть вас «милорд», – говорила она с притворным смущением. – Ну, а мне известно лишь то, что сидеть в присутствии короля можно только с его разрешения».

А как она умоляла его, встав однажды с постели: «Расскажите мне о моей семье, я совсем ничего не помню». Тут она была просто неподражаема. И когда он сказал, что отец ее – вдов и она единственный ребенок в семье, она умоляюще посмотрела на него своими большими глазами и спросила: «А мы очень любили друг друга?»

Лишь однажды Шерри чуть не проговорилась. Когда речь зашла о дуэнье. Она тогда сказала со смехом: «Мне не нужна компаньонка, я сама…» И теперь Стивен считал это неоспоримым доказательством ее непорядочности.

Ей очень нравилось общество слуг. И немудрено. Они были близки ей по духу.

– Боже, какая блестящая маленькая авантюристка! – скрипнув зубами, воскликнул Стивен.

Она и не рассчитывала выйти за него замуж. Видимо, надеялась, что он возьмет ее на содержание и купит ей дом. Не больше. А он, видите ли, решил жениться на ней! Он допил свой бокал и пошел в гардеробную.

Когда они уезжали из Альмака, эта рыжая бестия категорически отказалась выйти за него, но не прошло и часа, как она согласилась, причем с таким видом, будто осчастливила его.

Стивен сорвал с себя и швырнул на пол рубашку. А потом и все остальное, поскольку вспомнил, что одевался для церемонии. На полу образовалась целая куча одежды. И в тот момент, когда Стивен надевал халат, вошел Дэмсон и, ошеломленный открывшейся ему картиной, поспешно принялся подбирать с пола вещи.

– Сожги их! – бросил Стивен. – Унеси отсюда и ложись спать. А утром пусть все ее вещи выбросят из дома!

Он стоял у камина, держа бокал с остатками спиртного, когда снова услышал стук в дверь.

– Что еще, черт возьми, стряслось?! – заорал он, увидев на пороге бледного, с совершенно измученным видом бывшего дворецкого Берлтона.

– Не подумайте, милорд, что я сую нос не в свое дело, но я не вправе утаить от вас сведения, которые могли бы вас заинтересовать.

Стивен еле сдержался, чтобы не наброситься с руганью на старого слугу, осмелившегося напомнить ему о Шеридан Бромлей.

– Говорите же! Или вы так и будете стоять здесь всю ночь?!

– Доктор Уайткомб просил меня лично присматривать за мисс Ланка… за молодой леди, – сказал насмерть перепуганный резким тоном графа старик.

– Ну и… – процедил Лэнгфорд сквозь зубы.

– Поэтому, когда леди не помня себя ушла сегодня из дома, я счел своим долгом послать лакея за ней проследить. Она… она пошла к месье Дю Виллю, милорд. И сейчас она там… – Он не договорил, поскольку граф так посмотрел на него, что помощник дворецкого почел за лучшее удалиться и, отвесив поклон, пятясь исчез за дверью.

– Дю Вилль! Она пошла к Дю Виллю. Маленькая сучка! – воскликнул граф.

Нет, он не побежит за ней. Она для него больше не существует, и ему наплевать, куда она пошла и с кем собирается переспать.

Такая, как она, не пропадет, из любой ситуации найдет выход. «Чего только она не наговорила Дю Виллю, чтобы он оставил ее у себя», – подумал Стивен, зло усмехнувшись. Но Дю Вилль не Стивен, ей его не провести, вряд ли он поверит ее сказкам.

Скорее всего Дю Вилль найдет ей где-нибудь уютный домик, если она хорошенько попросит его, и будет ублажать в постели.

«Рыжая колдунья, – думал он в ярости, – прирожденная куртизанка, второй такой не сыщешь на свете».


Стоя у окна в доме Николаса Дю Вилля и уткнувшись лбом в холодное стекло, Шерри смотрела на ночную улицу; слезы жгли глаза, но плакать уже не было сил. Только сейчас, после шести часов пребывания в этом доме, девушка наконец до конца осознала, что с ней произошло: она все потеряла. Решительно все.