— Пожалуйста, больше так не убегай, — говорит он. — Ты меня жутко напугала. И вообще, что ты здесь делаешь?

Вопрос в самую точку. В часовне холодно, пахнет затхлостью, и кажется, будто сами стены пропитаны отчаянными молитвами. Трудно представить, что в этом помещении может находиться что-то хорошее, не считая людей, надеющихся на чудо или пытающихся найти утешение в привычной вере. Маленькое пластмассовое распятие стоит на столике, рядом с ним — толстая книга и ручка. Что-то вроде религиозной книги жалоб и предложений. «Молитесь за упокой души Мэри Маккарти», «Пожалуйста, пусть мой папа поправится». По здесь хотя бы нет врачей и пронырливых медсестер.

— Похоже, я прошел мимо одного и того же мужчины в халате три раза, — доверительно сообщает мне Бэйли. — Будто оказался на медицинской лестнице Эшера[53]. — Он разворачивает стул, стоящий позади меня, и садится на него верхом. Потом обвивает руками мои плечи. — Не плачь, — говорит он и целует меня в затылок.

А мне из-за этого хочется плакать еще сильнее.

— Как ты узнал, что меня надо искать здесь?

— Я не знал, — признается Бэйли. — Том предположил, что ты можешь быть тут.

О.

Он заглядывает через мое плечо.

— Ты читаешь Библию?

Он протягивает руку, не дав мне закрыть книгу, и берет ее у меня.

— «Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз»[54], — читает Бэйли вслух. — Гм, — задумчиво произносит он. — Семьдесят семь. Это чертовски много.

— Бэйли! Это часовня, — испуганно говорю я.

Он обводит взглядом унылое помещение.

— Эл, я не уверен, что Бог присутствует здесь. Я был бы не больше уверен в этом, если бы сидел в шкафчике с чистящими средствами. И кого ты тут собралась прощать? Гретхен? Меня?

Я качаю головой.

— Конечно нет. Ты ни в чем не виноват. Том просто жутко напуган, вот и ищет, кого бы обвинить.

— Я имею в виду не только то, что я опоздал на самолет. Никто не обязан сидеть у постели лучшей подруги с двумя бывшими бойфрендами. Это неразумно.

Я пытаюсь улыбнуться.

— Да, неразумно. Вот в этом ты абсолютно прав.

— Мне так жаль, что все так вышло, Элис. Ужасно жаль.

Что я могу на это ответить? Все равно ничего изменить уже нельзя.

— Постарайся не винить Гретхен, — говорит Бэйли. — Она тоже ни в чем не виновата.

Я молчу.

— Но надо признаться, нам ведь тоже пришлось нелегко. Если бы мы с самого начала чаще бывали вместе… если бы ей не было так худо, если бы она не нуждалась так отчаянно в нас обоих, может быть, все сложилось бы иначе…

О, пожалуйста, вот только этого не надо! Это мне сейчас нужно меньше всего. Но Бэйли продолжает.

— Знаешь, в то время ты вела себя просто поразительно, — говорит он. — С ней было очень непросто, но ты проявляла невероятное терпение.

Вовсе нет. Она была моей подругой, нуждающейся в помощи. Я делала то, что должна была делать, разве нет?

— Мне правда очень жаль, — говорит Бэйли, глядя на пластиковое распятие, — что не вышло по-другому. Просто, когда она улетела в Штаты и у меня появилась возможность снова начать работать… ты же знаешь, я больше не мог отказываться от предложений. Эл, у меня тогда было жутко туго с деньгами. Мы с тобой почти не виделись за эти три месяца. Я чувствовал себя налоговым эмигрантом. Наверное, такова оборотная сторона моей работы. — Он печально вздыхает и пожимает плечами. — Мне приходится надолго уезжать. Так уж все обстоит.

— Мы не должны это обсуждать, Бэйли, — говорю я.

Я просто не хочу, потому что слишком свежи воспоминания. Я отчетливо представляю, как звоню ему в Лос-Анджелес, в Кейптаун, в Тимбук(мать его)ту, да бог знает куда еще — и произношу незнакомым, заискивающим тоном: «Я скучаю по тебе». Я немного волнуюсь, но пытаюсь сдержаться, а он спокойно, почти равнодушно отвечает: «Я тоже скучаю по тебе, но у меня работы по горло, и, честно говоря, я рад, что снова в деле. Послушай, малышка, мне пора идти. Нужно еще много написать сегодня. Хочу закончить, пока голова хоть немного варит, понимаешь?»

— Так ты прощаешь меня? — спрашивает он, захлопнув Библию и протянув ее мне.

— Нечего прощать, — отвечаю я, пожимая плечами. — Любовь проходит. Это случается.

И тут я чувствую себя ужасно глупо и неловко. Ведь он мне ни разу не говорил, что любит меня. Это я любила его, вот и все.

— Ты такая замечательная, Эл, — говорит Бэйли и восхищенно качает головой. — Тебя ничем не сбить с толку. — Он поеживается. — Может быть, вернемся? Тут холодновато. И, честно говоря, мне здесь немного не по себе.

Он снова смотрит на пластмассовое распятие и передергивает плечами.

— Здесь вовсе не холодно, дурачок! — вымученно улыбаюсь я. — Ты просто привык к более экзотичной температуре.

— Я не так давно не был в Англии, — с упреком произносит Бэйли.

Я вздергиваю брови.

— Ну ладно, давно, — вздыхает он. — Просто теперь мне так кажется. Я думал, что у Гретх все хорошо. Но… не важно. Теперь мне придется здесь задержаться. Мне заказали серию статей «Сто развеселых выходных в Британии»!

— Ты собираешься согласиться на эту работу только для того, чтобы быть рядом с ней? — спрашиваю я, не в силах скрыть удивление. Ведь ему непременно нужно мотаться по миру — такая у него работа. Но видимо, нет… все не так, когда он не хочет, чтобы это было так.

— Конечно! — удивленно откликается Бэйли. — Когда она очнется, ей будет просто ужасно плохо, — добавляет он с такой уверенностью, словно других вариантов попросту нет и Гретхен обязательно поправится. — Ты же помнишь.

Я знаю: он — ее брат, он все сделает ради нее, и так и должно быть. Если бы Гретхен позвала его на помощь, стоя на самой высокой горе в разгар самой жуткой бури, он бы каким-то образом добрался до нее. Я знаю: это просто замечательно, что у него такое большое, щедрое, любящее сердце, в котором все еще жива надежда на то, что с Гретхен все будет хорошо, и это одна из многих причин, почему я в него влюбилась. Родные всегда должны быть для человека на первом месте. Но все-таки слишком больно понимать: я для Бэйли не так важна, как Гретхен, — и никогда не стану так важна. Она всегда будет для него на первом месте.

— Когда я вижу, как она лежит на больничной койке, утыканная всеми этими трубочками, мне нестерпимо хочется их все порвать, — неожиданно признается Бэйли, — хотя я отлично понимаю, что без них она не сможет дышать. Она выглядит такой маленькой, такой ранимой. Даже не могу передать тебе, каково это — видеть кого-то, кто тебе дорог, в таком состоянии. Я чувствую, как сердце сжимается. — Бэйли качает головой. — Хочется сделать все от тебя зависящее… сделать для нее, и мне страшно представить, как она оказалась… в гаком месте, в таком страшном месте, как смогла вытворить с собой такое. Ведь она знает, что будет со мной, если в один ужасный день — Господи, не допусти, чтобы такое случилось! — ей это удастся. Единственное мое утешение — убеждать себя в том, что она так никогда не поступила бы, если бы не болезнь.

Глаза у него блестят. Он продолжает:

— Я знаю, она взрослый человек, я знаю, у нее много недостатков, но понимаешь, Элис, когда я вижу ее такой, она кажется мне всего лишь маленькой девочкой. В детстве она была настоящей бедой, но она всегда, всегда улыбалась, когда я входил в комнату. Она всюду бегала за мной хвостиком. Я только и слышал: «Бйэли-и-и! Да-а-а-а-ай! Ма-а-а-а-а-а-а-а-а-ам!» — произносит он писклявым голоском. «Он не хочет со мной играть!» — Бэйли нервно смеется. — Я от нее убегал наверх с кем-нибудь из приятелей, но она ни за что не желала сдаваться. Я тут же слышал, как она топает по лестнице следом за мной. Наверное, ей просто хотелось всегда быть рядом со мной. — Он умолкает, видимо погружаясь в воспоминания о более счастливых временах, а потом грустно добавляет: — Попроси она меня сейчас поиграть с ней, я бы поиграл.

Я вижу, как его глаза наполняются слезами. Он поспешно утирает их.

— Я должен был быть рядом с ней, Элис! Старшие братья для того и нужны. — Он на миг умолкает. — И в первый раз с ней рядом был я. Когда ей было семнадцать.

Он никогда мне об этом не рассказывал. И Гретхен не рассказывала.

— Парень бросил ее. Обычная история — первая любовь, жуткая страсть и всякое такое. Ей было очень, очень плохо, и мама велела мне сходить к ней в комнату, потому что она не спустилась к чаю. Я вошел и увидел ее на подоконнике в темноте. Понимаешь? Я могу вспомнить только, как окно бешено хлопает на ветру, а она стоит на подоконнике. Я двадцать минут уговаривал ее не делать этого, но она все-таки спрыгнула.

— О Бэйли! — Я беру его за руку. Я готова сделать что угодно, лишь бы утешить его. Что угодно.

— Она только сломала лодыжку и три ребра. Не знаю, как вышло, что не случилось ничего более страшного. Мы тогда думали, у нее всего лишь нервный срыв. А теперь я понимаю: тогда-то все и началось. Все было просто ужасно, и мне безумно жаль, что тебе пришлось такое пережить, Элис, что ты ее нашла. Но знаешь, не стоит ее за это ненавидеть. Она сама не ведает, что творит.

Он смотрит на меня так искренне, а я по-прежнему ничего не могу ему сказать.

— Если бы ты ее возненавидела, я бы тебя не винил. Понимаешь, даже наша мать уже не в силах это выносить. У нее ничего не осталось в жизни. Она совсем превратилась в развалину и просто не может приехать и увидеть Гретх в таком состоянии. Но может быть, отец все-таки уговорит ее приехать завтра. — Бэйли устало проводит рукой по лицу. — Да я и сам просто с ума схожу. Будь это мой ребенок, я бы в геенну огненную спустился и вырвал его из пасти небытия, если бы потребовалось, — с неожиданной яростью произносит он.