– Рюмку джина, – заказал виконт, подойдя к прилавку.

Немолодая полная женщина с огромной грудью, выпиравшей из лифа рваного, грязного платья, с подозрением прищурилась на посетителя и плеснула выпивку в замызганную рюмку.

– Чего это вы тут ошиваетесь? Нам здесь такие без надобности. От таких, как вы, одни беды.

– Я ищу Жака Колло. Не знаете, где можно его найти?

– Колло? – фыркнула буфетчица и мотнула головой. – Никогда не слыхивала о таком.

Девлин положил на покрытый пятнами прилавок полкроны.

– Если случится увидеть, передайте, что у меня есть для него работа.

– Говорю же, не знаю такого. – Однако монета исчезла.

Себастьян устроился за одним из шатких столиков в глубине зала, покручивая кончиками пальцев рюмку с остро пахнущим пойлом. Он даже несколько раз поднял ее, притворяясь, будто пьет, хотя был достаточно осторожен, чтобы не касаться стекла губами.

В неглубоком очаге вяло потрескивал огонь, наполняя комнату едким дымом, не поощрявшим завсегдатаев рассиживаться. Посетители нескончаемым потоком забредали в зал с низким потолком, опрокидывали рюмку джина за пенни и уходили. Насколько виконт мог судить, посуда тут никогда не мылась.

Через каких-то пять-десять минут на пороге появился коренастый мужчина средних лет с седоватыми бакенбардами и странно блуждающим взглядом. Миновав прилавок, новоприбывший направился прямиком к Девлину, подтянул стул и уселся напротив.

«Говорят, у Колло глаз косит, да так, что не понять, куда смотрит, – сообщил Калхоун перед тем, как виконт покинул Брук-стрит. – Французу лет сорок-сорок пять, примерно моего роста, только поплотнее».

– Слыхал, вам нужен Колло, – произнес незнакомец с заметным французским акцентом. – Я не он, mais je puis… э-э-э… но мог бы разыскать его для вас, если пожелаете. Да?

Себастьян кивнул неряшливой буфетчице, которая со стуком поставила выпивку перед французом, исподтишка обменялась с ним взглядами и отошла.

Мужчина осушил рюмку одним длинным глотком и облизнул губы.

– У вас есть работенка, верно?

– Для Колло.

– Колло вот уже долгие годы мой добрый друг. Говорите мне, я передам ему.

– Вы знавали его в Париже?

– Mais oui. Ну да. Мы вместе выросли. На Монмартре. Вы знаете Париж?

– Я слышал, в Париже Колло промышлял воровством драгоценностей.

Француз откинулся на спинку стула, открыв рот в пародии на изумление:

– Воровством?! Non. Кто вам такое сказал?

– Те же люди, которые утверждают, что знатный господин в Ньюгейте не убивал Даниэля Эйслера. Говорят, это дело рук Колло.

– Monsieur! – Дико вращая косящим глазом, собеседник сорвался с места, готовый броситься наутек.

– Предлагаю вам сесть. За дверью дожидается парочка полицейских с Боу-стрит, еще двое стоят у черного хода, – спокойно заметил Себастьян, подкрепляя ложь ухмылкой. – Можете побеседовать с ними, если желаете, но, думаю, разговор со мной покажется вам куда приятнее.

Колло опустился обратно на стул и осипшим голосом спросил:

– Чего вам от меня нужно?

– Откуда вы знали Эйслера?

– Но я не говорил, что…

– Вы знали его. Ответьте, откуда.

Француз снова облизнул губы, и Себастьян подал буфетчице знак принести еще джина.

– Откуда? – повторил Девлин, когда женщина отошла.

– Мы познакомились много лет назад.

– В Париже?

Колло прикончил вторую порцию и покачал головой:

– В Амстердаме.

– Когда это было?

– В девяносто втором.

– Вы продавали ему драгоценности?

Губы француза скривились, нос наморщился, словно он только что унюхал какой-то смрад.

– Этот тип был мерзавцем. Худшим из мерзавцев. Он мог обмануть человека быстрее, чем посмотреть на него, а потом рассмеяться ему же в лицо и обозвать глупцом.

– Он и вас обманул?

Словно почувствовав разверзшуюся перед ним западню, Колло подобрался.

– Меня? Mais non. Меня нет.

Себастьян покрутил в пальцах свою рюмку, подмечая, что француз не спускает с нее глаз.

– Драгоценности, которые вы продали Эйслеру в Амстердаме в девяносто втором – откуда вы их взяли?

– Семейные. Колло из поколения в поколение были гранильщиками алмазов. Спросите любого, кто жил в Париже в прежние времена, вам скажут. Но осенью девяносто второго дела пошли плохо – очень плохо. Мы не могли оставаться. Сбежали в Амстердам.

– И продали свои камни Эйслеру?

– Да.

– И не вели никаких дел с ним здесь, в Лондоне?

– Нет.

– Я слышал обратное.

– Наверное, меня с кем-то спутали. С каким-нибудь другим эмигрантом.

– Возможно. – Себастьян передвинулся на стуле так, чтобы можно было вытянуть ноги и скрестить их в щиколотках. – Кто, по-вашему, убил Эйслера?

Потерши тыльной стороной кисти нос, Колло хмыкнул:

– Что вы пытаетесь сотворить со мной, а? Люди увидят, как я болтаю с ищейкой с Боу-стрит, и чего подумают? Хотите, чтоб меня прикончили?

– Я не полицейский, и все здесь считают, будто я предлагаю вам работу. Кстати, а какую работу вы выполняете?

– То да се, – снова хмыкнул француз.

Девлин подтолкнул по столу к собеседнику свой нетронутый джин. После минутного колебания тот схватил выпивку и поднес ее к губам настолько дрожащей рукой, что чуть не расплескал.

– Вы чего-то боитесь, – заметил Себастьян, наблюдая за французом. – Чего же?

Осушив рюмку, Колло подался вперед. Губы его были влажными, на лбу под покрытой испариной кожей выдулись вены. Себастьян ощущал шедший от собеседника запах страха, смешанный с вонью застарелого пота и дешевого алкоголя. Француз быстро осмотрелся по сторонам и понизил голос до шепота:

– Эйслер продавал большой бриллиант. Большой голубой бриллиант.

– О насколько крупном камне идет речь?

– Сорок пять-пятьдесят карат. Может, и больше.

– Откуда он взялся?

– Мне известен лишь один такой, и он принадлежит тому банкиру, Хоупу.

– Генри Филиппу Хоупу?

– Нет, другому. Его брату, Томасу.

– Я не слышал, чтобы смерть Эйслера связывали с большим голубым бриллиантом.

– Вот и я о том же. Никто не слышал. Тогда где же камень, я вас спрашиваю? А? – Француз провел дрожащей рукой по губам и повторил: – Где?


ГЛАВА 13

Себастьян прикинул, что девять десятых из сказанного Колло можно не принимать в расчет. Но по крайней мере страх француза выглядел неподдельным. А упоминание о Хоупах было столь неожиданным, столь невероятным, что Девлин счел его заслуживающим рассмотрения.

Хоупы, уважаемый старинный род шотландских торговых банкиров, в прошлом веке осели в Амстердаме и процветали там на протяжении нескольких поколений. Их семейное предприятие «Хоуп энд Компани» принадлежало к тем финансовым учреждениям, которые ссужают деньгами королей. Всего десять лет назад оно предоставило финансирование, позволившее молодым Соединенным Штатам приобрести у Франции территорию Луизиана[7] – и тем самым невольно поспособствовало продолжению наполеоновских военных кампаний.

Однако Хоупы, как и следовало ожидать, не особо стремились испытать республиканские убеждения на собственной шкуре. Когда французские войска двинулись на Амстердам и Гаагу, банкиры упаковали свою обширную коллекцию картин, скульптур и драгоценных камней и поспешили через Ла-Манш обратно в Англию.

Знакомство Девлина с этой семьей ограничивалось отрывочными встречами в переполненных бальных залах, на правительственных обедах и других подобных светских мероприятиях, которых виконт, как правило, старался избегать. Если Себастьян и бывал в огромном, похожем на музей, особняке Томаса Хоупа на Дюшесс-стрит, то не помнил этого. Но когда он послал Хоупу свою карточку, истинно английский дворецкий быстренько препроводил визитера в дом. Кто же откажется принять наследника Алистера Сен-Сира, графа Гендона и канцлера казначейства?

Томас Хоуп поприветствовал гостя широкой улыбкой и твердым рукопожатием. Однако его маленькие глазки смотрели настороженно, и Себастьян задался вопросом, по какой причине.

– Девлин! Рад вас видеть. Вот это сюрприз. Прошу, присаживайтесь. – Хозяин дома, мужчина сорока с лишним лет, низенький, нескладный, с угловатым, почти грубым лицом, протянул руку в сторону обтянутой желтым атласом кушетки. На подобной могла возлежать сама Клеопатра в ожидании Марка Антония. – Как поживает ваш отец?

Стороннему наблюдателю вопрос показался бы совершенно невинным, однако это было не так. В Лондоне каждый, кто что-то собой представлял, знал о глубоком и продолжительном отчуждении между графом и его сыном.