Мейр Ансворт - Что подскажет сердце

В уютной, освещенной лампой гостиной было тихо. Опустив на колени вышивание, Шарлотта задумалась. Но когда стоящий у камина Эдвард стал нервно постукивать по каминной полке фотографией в плюшевой рамке, она подняла на него вопрошающий взгляд. По решительному выражению его лица она догадалась, что сейчас произойдет нечто важное — кажется, Эдвард готов сделать ей предложение.

С надеждой Шарлотта оглянулась на застекленную дверь, задернутую кружевной занавеской, за которой виднелась фигура ее матери, снимавшей с полки большую коробку с чаем для покупателя. Появись она сейчас в гостиной, наверняка Эдвард смутится, и между ними все останется по-прежнему. Но, несмотря на поздний час, в лавке слышались голоса покупателей.

Шарлотта не ошиблась: Эдвард торжественно предложил ей руку и сердце. Она находила молодого человека весьма положительным и целеустремленным, была уверена, что, начав со скромной должности клерка, в конторе чиновника по судебному надзору, он скоро добьется повышения и что в замужестве с ним ее ждёт спокойная и обеспеченная жизнь, и все же… все же…

— Эдвард, я весьма польщена предложением выйти за тебя замуж, но, понимаешь, сейчас, когда родители приняли решение эмигрировать в Америку и уже строят различные планы…

— Но Шарлотта! Именно поэтому я и сделал тебе предложение, пока ты сама не начала строить планы. Незачем тебе ехать в Америку, когда ты можешь остаться здесь и стать моей женой.

— И оставить маму с папой одних… чтобы они без меня отправились в такую даль?

— Но ведь когда-нибудь ты все равно их оставишь… когда выйдешь замуж, — резонно заметил он.

Эдвард, конечно, прав: когда-нибудь она выйдет замуж, но… Словно ища поддержки у привычных предметов, с детства окружающих ее, Шарлотта обвела взглядом небольшую гостиную. Вот старинная семейная Библия на маленьком столике, вот знакомые гравюры на стенах — на одной королева Виктория совсем юная, а на другой она постаревшая вдова, а вот на потемневшем от времени буфете зеленое фарфоровое блюдо с изображением летящих журавлей, на котором горка увядших Лепестков лилии. Как все это ей мило, памятно и дорого! Если она выйдет замуж за Эдварда, то поселится с ним в большом доме всего в полумиле отсюда, где тоже будет гостиная, похожая на эту, может, немного более современная и нарядная. Однако при мысли о громадном океане, который будет отделять ее от родителей, ей стало не по себе. Впрочем, если бы она по-настоящему любила Эдварда, наверное, сейчас она чувствовала бы себя иначе…

Но она не решилась высказать Эдварду свои сомнения, равно как и некоторые причины, по которым ей не хотелось оставлять родителей, и втайне обрадовалась, когда в гостиную неожиданно вошла ее мать.

— Наверное, вы уже проголодались, — оживленно сказала миссис Лаури Эдварду, доставая из комода безупречно чистую скатерть. — А ну-ка, Шарлотта, отнеси поднос отцу. Ему давно уже пора принять лекарство от кашля.

Как всегда, от миссис Лаури веяло энергией и деловитостью, и, поспешно обведя взгляд от огорченного лица Эдварда, Шарлотта поднялась. Узнай мать о ее уклончивом отказе Эдварду, она, конечно, сочла бы ее неразумной и недальновидной.

Шарлотта застала отца в постели. Подняв взгляд от газеты, он посмотрел на дочь через пенсне.

— Недолго уже осталось ждать, когда сельскохозяйственные рабочие получат право голосовать, — задумчиво произнес он. — И тогда землевладельцы уже не смогут безраздельно распоряжаться своими работниками. Это же вопиющая несправедливость, когда городским жителям разрешают голосовать, а…

— Папа, дай мне поставить поднос, а то суп остывает!

— А… уже время ужина! — Мистер Лаури отложил газету.

Шарлотта улыбнулась. Она подозревала, что его «бронхит» был обычной простудой и что отец просто пользуется этим предлогом, чтобы, не работая в лавке, наслаждаться чтением любимых газет.

Никогда она не призналась бы Эдварду в своих сомнениях относительно того, удастся ли отцу добиться в Америке большего успеха, чем здесь, в Хаддстоуне, ведь при его добродушии, отсутствии деловой хватки и скорее созерцательном, чем практическом складе ума вряд ли у него на новом месте появится больше возможностей разбогатеть. Если бы этот переезд не был задуман ради ее матери… Вздохнув, Шарлотта заправила салфетку ему за воротник и поудобнее подоткнула подушки за спину.

— Папа, там пришел Эдвард.

— Да, — равнодушно заметил мистер Лаури, набирая полную ложку супа.

— Эдвард нам очень помогает, — напомнила она отцу. — Он уже обсуждал с мамой, как выгоднее продать дом и лавку, и, если до отъезда вы не успеете все оформить, Эдвард проследит, как вырученные от продажи деньги выгодно поместить в банк, и сам закончит все дела.

Отставив тарелку из-под супа, мистер Лаури осматривал кусок жареной рыбы.

— Эдвард, конечно, парень знающий, но нам незачем оставлять здесь деньги — мы уже сюда не вернемся. Уехал же твой дядя Том в Америку, и смотри, как он там разбогател. А мы не хуже его. И кто знает, может, ты выйдешь замуж за миллионера, — улыбнулся он.

— Там даже тротуары вымощены золотом, да, папочка? — Шарлотта поцеловала отца в лоб. — А пока прими лекарство.

После ужина она проводила Эдварда через лавку к входной двери. Он задержал ее руку в своих.

— Шарлотта, ты так и не ответила мне.

— Можно я подумаю и дам тебе ответ… скажем, через неделю?

— Я… — нерешительно начал он.

— Дорогой Эдвард, давай пока не будем больше говорить на эту тему, — прервала она его.

Эдвард поцеловал ей руку, затем пожелал спокойной ночи и ушел.

Миссис Лаури убирала в буфет чайный сервиз с золоченым ободком. Поставив на полку последнюю чашку, она повернулась и посмотрела на Шарлотту.

— Ну так что, Эдвард сделал тебе предложение? — внезапно спросила она.

— Да, — растерянно сказала Шарлотта.

— И конечно, ты его приняла?

— Я попросила время на…

— Она попросила время! — воскликнула миссис Лаури с возмущением. — Господи, до чего же ты бестолковая! Тебе нужно было сразу же дать свое согласие!

— Я отложила решение всего на несколько дней, — возразила Шарлотта.

— Говорю тебе, ты должна была дать ему определенный и однозначный ответ. Вот горе-то, ты вся в отца… такая же нерешительная.

— Вовсе нет… только в тех случаях, когда я боюсь причинить боль другим. Я себя знаю, в конце концов, мне уже двадцать два года!

— Да, — миссис Лаури подошла к камину и, как будто только теперь ощутив накопившуюся за день усталость, тяжело опустилась в кресло у огня и уставилась на мерцающее пламя, машинально вертя на пальце обручальное кольцо. — Америка… — в раздумье произнесла она и вздохнула. — Переезд туда вовсе не значит, что у человека, как по волшебству, начнется более интересная и благополучная жизнь. Другая, неизвестная жизнь — вот это верно, и, говорят, представятся иные, более широкие возможности… но сами-то мы не можем быстро и сильно измениться. Кто знает, какие трудности ждут нас там, как пойдут дела… Возможно, тебе придется там хуже, чем сейчас. Так что советую тебе принять предложение Эдварда. Он определенно достигнет успеха по службе, и со временем ты можешь стать супругой чиновника по судебному надзору. Подумай об этом хорошенько!

Эдвард давно уже ухаживал за Шарлоттой и не раз давал ей понять о своих серьезных намерениях, так что она не могла не задумываться о жизни с ним, на ее не привлекали перспективы будущего благополучия Эдварда и, как результат, солидное положение в обществе их города. Она много читала об Америке в газетах, которые получал ее отец, ходила в местную ратушу слушать лекции об этой далекой и загадочной стране, но сравнению с которой Хаддстоун со своими испокон века сложившимися устоями казался ей косным и тесным мирком.

Но только сейчас она поняла, что миссис Лаури не разделяет оптимизма своего мужа относительно будущего. Оказалось, мать считает, что они привезут с собой в Америку свое вечное невезение и что решение об эмиграции было принято от полной безысходности и отчаяния.

— Оставайся дома, дочка, — миссис Лаури коснулась колена дочери. — Оставайся с Эдвардом. Так будет лучше, поверь мне.

Но Шарлотта уже приняла решение. Она покинет родину не только для того, чтобы увидеть новый мир, но и чтобы попытаться изменить их жизнь. Она подумала об отце, который предавался мечтам в своей комнате. Ведь он надеется, что в Америке сумеет добиться больших успехов! Возможно, новые условия жизни, новая обстановка пробудят в нем и новые силы? А они с матерью будут во всем помогать ему… Нет, ее место рядом с родителями!

— Я еду с вами, — твердо сказала она.

— Ну и глупо, — вздохнула миссис Лаури, хотя ее не могла не радовать глубокая привязанность любимой дочери.

В конце апреля, спустя два месяца после предложения Эдварда, семья Лаури в полном составе стояла на борту корабля в Ливерпуле и, облокотившись на перила палубы, смотрела на баржу, которая доставила к кораблю новую партию пассажиров. Сами они поднялись на борт несколько часов назад, нашли свои койки, расстелили на них захваченные из дома постели и рассортировали запас продуктов, которые им посоветовали захватить с собой.

Налетел порыв ветра, и Шарлотта покрепче завязала под подбородком ленты своего шелкового капора, наблюдая, как по веревочному трапу матросы поднимали на корабль детишек.

Будущие эмигранты прощались с провожающими, многие плакали, и ей пришло в голову, что вообще вся толпа на пристани производит грустное впечатление.

Затем вдруг она поняла, что, видимо, большинство пассажиров — неудачники в Старом Свете, и сердце у нее сжалось от дурных предчувствий.