Она шла следом за ним, стараясь не отстать.

- Спасибо тебе за Шарифа. Стоило тебе поговорить с ним, и он стал работать просто замечательно.

- Очень талантливый парень, - отвечал Кензи на ходу. - И наделен редким отрицательным обаянием. В его привлекательности есть что-то тревожное… и опасное.

- Знаешь, - сказала Рейн, - между вами возникает такое напряжение… Я думаю, этого вполне достаточно, чтобы поверить в то, что случится позже…

Она хотела сказать больше, но осеклась, не в силах отвести глаза от Кензи. Он был такой неотразимый в военной форме!

- И поэтому ты не отходишь от меня ни на шаг?

Рейни остановилась как вкопанная, ее щеки густо покраснели.

- Как… как твой режиссер, я хотела посмотреть, хорошо ли ты устроился.

- Как твой экс-муж в скором будущем, я нахожу подобную опеку слишком утомительной.

Она почувствовала себя так, словно получила пощечину.

- Я… мне казалось, мы хорошо ладим. Я надеялась, мы и дальше сможем работать вместе как друзья.

Мускулы дернулись на его щеке.

- Друзья? Великолепная идея для женщины и ночной кошмар для мужчины! Ты мне не друг, Рейни. Ты моя жена, по крайней мере пока. Ты думаешь о дружбе, а я вспоминаю, как мне нравилось спать с тобой. И ничего не могу поделать. Я мужчина, и все мы такие. Обычно мы умеем прятать наши естественные желания, но когда я снимаюсь в кино, у меня нет на это сил, прости.

- Ты воображаешь, только мужчины думают о сексе? - возразила она. - Как устарело.

Его брови вопросительно изогнулись.

- Да? Ты тоже?

- Нет, просто не могу отделаться от нашего прошлого. - Она вздохнула. - Мы оба знали, что это будет непросто. И я не хочу, чтобы стало еще хуже, пока я рядом с тобой. Я просто тревожусь. О тебе, о кино, обо всем.

Он криво усмехнулся:

- Немного беспокойства не помешает, но не переусердствуй. Ведь нам еще предстоят съемки в Англии.

- Ты прав, но трудно расслабиться по приказу. - Заметив блеск в его глазах, она подумала: если бы он прямо сейчас предложил ей секс, это помогло бы ей избавиться от стресса? Раньше, когда она не могла прийти в себя от усталости и была на грани нервного срыва, он уже воспользовался этим средством.


Воспоминания нахлынули, и она сдалась, позволив им унести себя далеко-далеко… Они любили друг друга долго и истово и теперь, усталые и пресыщенные, лежали в постели. Свеча, распространяя сосновый аромат, тихо потрескивала на столе. Где же это было? Она никак не могла вспомнить, может, в гостинице на побережье Бретани? Вероятнее всего, именно там, потому что снаружи шумел прибой… Но свои ощущения помнила с удивительной точностью. Мысли, не дававшие ей покоя, постепенно оставили ее.

Кензи тоже полностью расслабился. Обняв ее, зарывшись лицом в ее волосы, он лежал, прижавшись к ней всем телом. В словах не было никакой необходимости. Им было так хорошо вместе! Кто бы мог подумать тогда, что разлука не за горами?


Она проглотила комок в горле, поймав себя на том, что не в силах отвести взгляд от поросшей темными волосами груди в разрезе кителя. Тряхнув головой, словно пытаясь отбросить навязчивые мысли, Рейн спросила:

- Твое отношение к этой истории теперь изменилось в позитивную сторону?

- Нет, - хмуро отозвался он. - Я чувствую себя хуже, потому что она стала еще более реальной. Но не волнуйся, я справлюсь.

- Не сомневаюсь. Увидимся завтра утром. - Она повернулась и пошла назад к съемочной площадке. Аппаратура была сложена и надежно укрыта на ночь. Что ж, пора возвращаться в маленький пустынный отель на лыжном курорте, где разместили членов группы и актеров. Здесь она могла вечерами просматривать отснятый материал.

Если она поработает подольше, возможно, ей удастся уснуть и ее не будут преследовать воспоминания о Кензи Скотте.


Сняв грим и переодевшись, Кензи зашел за взятым напрокат джипом, который был его единственной радостью и отдохновением на этом фильме, и с ревом умчался прочь, подальше от каньона, где проходили съемки. Господи, как он выдержит два месяца? Прошел всего лишь первый день работы, а его нервы уже натянуты до предела, особенно когда он общается с Рейни. Разумеется, он никуда не денется и продолжит работу. Он дал слово, но представить страшно, что с ним будет к концу съемок.

Дорога проходила через открытую безлюдную равнину, и езда действовала на него успокаивающе. Так как он приехал в Ныо-Мексико за несколько дней до начала работы, то смог воспользоваться свободным временем и поколесить по окрестностям: от скалистых горных пиков до затерянных посреди гор и равнин озер, от зеленых пустынных лугов до впечатляющих лыжных трасс, которые заполнялись людьми во время сезона. Он останавливался в маленьких закусочных, чтобы выпить чашечку кофе. Посещал заброшенные индейские стойбища и современные поселения индейцев. И однажды нашел удивительное место, где за умеренную плату предлагали ночлег и завтрак. Заведение приютилось в нише, вырубленной в скале, и напоминало жилище древних. Это место так приглянулось ему, что он зарезервировал место на субботнюю ночь, чтобы поспать в каменной пещере.

Он хотел испробовать все. Ему казалось, что этот удивительный край беседовал с ним, даже пустынный каньон, где шли съемки. В свое время он побывал в районах, прилегающих к Аризоне, которые были чем-то похожи на здешние места, но рождали другое ощущение. Штат Нью-Мексико таил в себе чистую энергетику, не похожую ни на что, ему не доводилось ощущать такого прежде. Если бы его заставили описать свою реакцию, он мог бы сказать, что эта земля запала ему в душу. Оставалось только пожалеть, что не все сцены снимали здесь.

Сумерки сгущались, еще пара часов, и совсем стемнеет. Ему хватит времени, чтобы обрести равновесие, хотя бы на сегодня. Он свернул на проселочную дорогу. Одно название дорога, скорее тропинка.

Что хуже: играть Рандалла или быть все время рядом с Рейни? На данный момент второе. Для начинающего режиссера она вела себя безупречно, проявляла характер, но ни на кого не кричала, и всегда было ясно, чего она хочет. Она высказывала замечания и предложения, когда сцена буксовала. Ее искреннее и страстное отношение к делу, как и прежде, не оставляло его равнодушным. Неудивительно, что он не мог отделаться от воспоминаний.


«Пурпурный цветок» был грандиозным проектом с многочисленным составом актеров. Пять месяцев ушло на съемки во Франции и в Англии. Во время съемок Кензи и Рейн придерживались договоренности, так и не став любовниками. Хотя с каждым днем им становилось все труднее сдерживать себя. Страсть между их героями была абсолютно достоверной, не наигранной. Не один раз Скотт готов был умолять мисс Марло продолжить то, что они делали перед камерой, и довести до естественного разрешения.

Но он так и не попросил. И дело не только в упоении отказа, ведь они оба знали, что это всего лишь вопрос времени.

Но за время съемок они имели возможность по-настоящему узнать друг друга. Напряженная работа заставляет актера отбрасывать все наносное и показывает его истинный темперамент. Он обнаружил, что Рейн свойственна искренность в игре, а хорошее настроение не покидает ее даже во время стресса. Хотя она часто бывала измучена и напряжена, но ее никогда не оставляло спасительное чувство юмора.

Ему особенно нравилось ее вежливое и внимательное отношение к окружающим, причем это было абсолютно естественно для нее, как дыхание. Все члены группы обожали Рейн. Ему всегда претили звездные замашки некоторых актеров, сам он обычно ладил с коллегами и был настоящим подарком для всех членов съемочной группы. Однако естественное дружелюбие Рейн Марло было ему несвойственно. Кензи Скотт всегда стоял поодаль от мира обычных людей. За исключением Рейн. Он не мог представить, что их детские годы в чем-то похожи, но они легко находили общий язык.

К тому времени, когда все собрались на вечеринку, чтобы отметить окончание съемок, усталость была всеобщей, эмоции бурлили, как шампанское. За время работы все участники проекта превратились в большую сплоченную семью, хотя это было и не всегда к лучшему. Так как фильм удался и все получили удовлетворение, сознание, что эта семья вот-вот вынуждена будет прекратить свое существование, провоцировало объятия даже между людьми, которые никогда не испытывали особой симпатии друг к другу.

Кензи и Рейни обменялись несколькими красноречивыми взглядами через зал лондонского ресторана, арендованного для вечеринки. Но он не делал попытки подойти к ней до самого конца, а когда наконец решился, его на полпути остановил режиссер.

- Кензи, - начал Гомолко, обнимая своего главного актера за плечи, - вы сделали все, на что я рассчитывал, и даже больше. Черт побери, готов поспорить, что вы лучший сэр Перси.

Кензи мягко высвободился - он не особенно любил обниматься с мужчинами.

- Это ваша заслуга, Джим. Вы сумели превосходно снять все сцены, не только любовные, но и авантюрные. - И Кензи, и Рейн часто спорили с Гомолко, убеждая снять любовные сцены более иллюзорными, как воспоминания героев, но такие споры обычно забываются, когда фильм сделан. - Это будет настоящий «Цветок».

Смеясь, Гомолко направился к художнице по костюмам, чтобы выразить ей благодарность за превосходную работу. Кензи снова устремился к Рейн, избегая вероятности встретиться глазами с кем-то еще, чтобы его опять не перехватили на полпути. Он распрощался со всеми, и сейчас она была единственная, кого он хотел.

Несмотря на круги под глазами, она встретила его с трепетной улыбкой. Сыграв последнюю сцену, Рейн сбросила ненавистный корсет, не в силах сдержать возглас ликования, и осталась в кружевном белье Маргариты. Если у Кензи нет больше собственных сцен, то он может увезти ее.

Сегодня на ней было платье, похожее на полупрозрачную тунику. Легкий, словно дымка, зеленый шелк обвивал ее лодыжки при каждом шаге. Протянув к нему руки, она проговорила:

- Кензи, за все это я должна благодарить тебя. Спасибо, что рекомендовал меня в этот фильм. Эти съемки, пожалуй, один из лучших моментов моей жизни.