– Леди Прескотт, – поприветствовал виконт, беря поводья.

– Лорд Девлин.

Повернувшись, они пошли рядом, лошадь спокойно следовала сзади.

– Миссис Данлоп уверяла, что я найду вас здесь, – обронила вдова.

Когда виконт промолчал, леди Прескотт, повернувшись, посмотрела на него. Мягкий голубой взгляд блеснул веселой искоркой.

– Не знаю, действительно ли Бесси видит то, что скрыто от остальных, или просто на диво наблюдательна. Но от ее соседства порой становится немного не по себе.

– Зачем вы здесь, леди Прескотт?

Та, запрокинув голову, глянула на потемневшую от времени каменную колокольню. Солнечные лучи упали на лицо, осветив гладкую кожу и небольшой шрам на левом веке, которого Девлин раньше не замечал.

– Жить с тайной три десятка лет – слишком долгий срок.

Себастьян ждал, и леди Розамонда спустя мгновение продолжила:

– Сэр Нигель привез из Америки бумаги – пачку писем некоего изменника, назвавшегося «Алкивиадом».

– Да, я знаю.

– А известно ли вам, кто являлся автором посланий?

Девлин отрицательно покачал головой.

Поджав губы, собеседница длинно выдохнула:

– Мой отец, маркиз Рипон. Утверждал, что сделал это, выказывая приверженность республиканским взглядам. Знаете, он и в самом деле изучал идеи французского просвещения и постоянно читал труды Вольтера и Руссо.

– Однако вы не поверили отцу?

Леди Прескотт издала смешок, в котором не было ни капли веселья.

– Единственное, чему он был действительно предан, так это карточному столу. 

– Я слышал, у лорда Рипона скопились большие долги.

– Такие долги имелись у многих: у Сэндвича, Дэшвуда, Фокса. Но ведь не все проигравшиеся скатились до предательства собственной страны.

– Вы знали о деятельности маркиза?

– Нет, пока не увидела письма.

– Сэр Нигель показывал их вам?

– Да. Он сразу же узнал отцовский почерк, – собеседница посмотрела вниз с холма на каменный мост, где юный рыболов как раз забрасывал удочку. – В одном послании раскрывались секретные сведения о планах британских войск под Йорктауном.

Помолчав, леди Розамонда добавила:

– В том бою погиб очень дорогой мне человек.

– Почему же ваш супруг не предъявил эти бумаги королю? – с недоумением спросил Себастьян.

– И не раскрыл, что изменником является его тесть? – собеседница натянуто улыбнулась. – Как по-вашему, что стало бы тогда с честолюбивыми планами сэра Нигеля занять пост министра иностранных дел?

Поднеся руку к лицу, она бессознательно коснулась кончиками пальцев шрама над глазом.

– Муж обладал вспыльчивым нравом. Он был неимоверно зол на моего отца, а заодно и на меня. Сознавал, что не может обвинить предателя, не ставя под удар собственные интересы. Но полагал, что страха разоблачения окажется достаточно, чтобы заставить маркиза покинуть Лондон.

– Этого не произошло?

– Отец понимал, что амбиции баронета делают его уязвимым, и когда сэр Нигель начал сыпать угрозами, попросту рассмеялся ему в лицо. Сказал, что удалится в свое поместье, только если получит десять тысяч фунтов.

– Хитрый старый лис.

– О, да. Однако маркиз просчитался. Он недооценил силу ярости своего зятя.

Возле конского уха прожужжала муха. Кобыла мотнула головой, встряхивая гривой, и хозяйка успокаивающе потрепала животное по холке.  

– Когда произошел этот разговор?

– В день смерти сэра Нигеля. Двадцать пятого июля. В тот вечер муж вернулся домой из Лондона в бешенстве. Поклялся, что раскроет предательство маркиза и разведется со мной. Я умоляла не делать этого, но баронет велел оседлать лошадь и умчался прочь.

То, что запуганная, оскорбляемая женщина пришла в ужас от угрозы супруга развестись с ней, многое говорило о брачном законодательстве Британии и царящих в обществе нравах. Себастьян всмотрелся в полуповернутое лицо собеседницы. Большинство англичанок предпочли бы сносить немыслимые издевательства от своих мужей, лишь бы не столкнуться с остракизмом и нищетой, которые являлись уделом разведенных женщин.

– И вы последовали за ним.

Она кивнула.

– Я полагала, сэр Нигель направился в Лондон. Но как раз стояла полная луна, и, проезжая через Танфилд-Хилл, я заметила Леди Джейн, его кобылу, привязанную у покойницкой. В детстве муж часто играл в крипте с младшими братьями. Он не раз рассказывал об этом, похваляясь, как бесстрашно припрятывал в склепе разные вещи. Мне пришло в голову, что, должно быть, письма «Алкивиада» находятся там. Видите ли, я обыскала дом в поместье сверху донизу, но так и не смогла их найти.

Спутники уже давно перестали прогуливаться, остановившись на посыпанной гравием дорожке у боковой стены церкви. Отсюда было видно груды мусора, не убранные после сноса покойницкой. Каждое дуновение ветра приносило с собою неистребимое, древнее зловоние.

– Вы спустились за супругом в подземелье?

– Я все еще надеялась, что смогу образумить его, – леди Прескотт уставилась на свои сцепленные пальцы. – Но мужа переполняло бренди, бешенство и жажда мести. Стоило ему заметить меня, тут же набросился с кулаками. Мне еще не доводилось видеть его таким. Сэр Нигель и раньше поднимал на меня руку, но в тот раз, клянусь, он хотел меня убить, – ее взгляд снова вернулся к вызолоченному солнцем каменному мосту над ручьем. Маленькие рыбаки уже ушли. – Я искренне считаю, что так бы и случилось.

– Серебряный кинжал, – вспомнил Себастьян. – Вы взяли его с собой?

Вдова сглотнула, дернув хрупким горлом.

– Этот стилет мне подарил отец. Он привез его из Рима, когда еще юношей путешествовал по Европе после окончания учебы. Перед отъездом сэр Нигель… ударил меня. Отправляясь вдогонку за мужем, я захватила с собой оружие. Просто… на всякий случай. Когда я спустилась по ступеням, баронет находился у дальней стены крипты. Он взял из ризницы фонарь, и я увидела свет, мелькавший за колоннами и всеми этими горами гробов. Услышав шаги, муж обернулся. Я окликнула его по имени. Этого оказалось достаточно. Просто позвала. А он начал кричать на меня, обзывать наигнуснейшими словами. А потом прижал спиной к одному из столбов и схватил за горло.

Леди Прескотт на миг умолкла, опустив глаза на свои сплетенные руки.

– Я чувствовала, как его пальцы впиваются мне в шею, сжимая все крепче. Невозможно было дышать. Я пыталась умолять, просить не делать этого – но не могла говорить. В голове промелькнула мысль: «Ему не нужно будет разводиться со мной. Он меня убьет».

– И вы ударили его ножом.

Она снова кивнула, голос перешел на вымученный шепот.

– Но муж не отпускал. Только взревел и стиснул еще сильнее. И я еще раз ударила его. И еще. И лишь потом он меня оставил.

– Что вы сделали затем?

– Побежала к дому пастора. Я вся была в крови, по большей части, мужниной, но не только. Тогда приходским священником в деревне служил брат сэра Нигеля. Френсис был совершенно не таким, как мой муж. За время отсутствия баронета мы с ним… сблизились.

Вдова опять устремила взгляд с холма. Себастьян молча ждал, и она добавила:

– В Англии до сих пор сжигают женщин, поднявших руку на супруга. Вы не знали? Это рассматривается как измена.

– Вы убили его, защищая свою жизнь.

Тень усмешки мелькнула на бледных губах.

– И кто из мужчин-присяжных поверил бы этому? Я ударила мужа кинжалом в спину. В темном склепе.

– Но ведь Френсис Прескотт поверил?

– Френсис знал своего брата.

– Запечатать крипту – это была его идея?

Собеседница кивнула.

– Он все равно собирался это сделать. Вдвоем мы оттащили тело сэра Нигеля подальше в тень. Затем Френсис запер решетку, взял лошадь и отпустил ее на пустоши. А до вечера следующего дня вход в склеп уже замуровали.

Леди Розамонда глубоко вздохнула. Девлин смотрел на завитки седеющих светлых волос на шее спутницы, голубые глаза, так похожие на глаза ее сына, и понимал, что она не расскажет всей правды.

– Сэр Нигель знал, что вы беременны от его брата?

Губы вдовы приоткрылись, лицо вытянулось. Но она тут же овладела собой, вздернув подбородок:

– Не понимаю, о чем…

– Не надо, – перебил Себастьян. – Прошу вас, леди Прескотт, не держите меня за дурака.

Спутница, смаргивая, отвела глаза.

– Так он знал?

Она покачала головой и произнесла еле слышным шепотом:

– Я и сама тогда еще не знала. Это было… Это был грех. Мы понимали. Но Френсис… Он оказался таким добрым, таким нежным. Таким, каким его брат никогда не был. А я чувствовала себя столь одинокой.

Виконт смотрел на пену облаков, золотившуюся на горизонте, и размышлял о том, какой священнослужитель утешил бы несчастную, страдающую от одиночества невестку теплом собственного тела.

Наверное, очень человечный.

– Мужчине запрещено брать в жены вдову брата[59]. Да и потом… – леди Прескотт запнулась и сглотнула, прежде чем продолжить, – после того, что случилось с Нигелем, не могло быть и речи о продолжении наших отношений. Через несколько лет Френсис женился, хотя, как дядя Питера, мог принимать значительное участие в жизни мальчика.

Себастьян кивнул. Что там говорил капеллан Эшли? «Сэр Питер был епископу как сын»? А вслух спросил:

– Откуда Джек Слейд узнал правду?

В глазах вдовы появился гнев и страх.

– О, этот мерзкий тип. Он ходил за Френсисом по пятам, следил за нами и подслушал наш разговор вскоре после рождения Питера. Френсис пришел к Слейду в Ньюгейтскую тюрьму, чтобы помолиться за его душу. А негодяй потребовал обратиться в суд с прошением о замене смертной казни каторгой, иначе грозился рассказать всем, что мой сын – незаконнорожденный.