– Меня интересует вот что: откуда вам столько известно об отношениях Прескотта и Уильяма Франклина?

Барон прицепил к цепочке от часов брелок.

– Как там в пословице? «Держи друзей близко, а врагов – еще ближе»? Френсис Прескотт сделался моим врагом. Поэтому я поставил себе целью вызнать грязные секретики добрейшего епископа, которые он желал бы утаить, – Квиллиан легонько потянул за сонетку, и на пороге в сей же миг возник его камердинер.

– Вы уже готовы надеть сюртук, милорд? – поклонившись, почтительно спросил слуга. – Мне звать на помощь Джеймса?

Девлин оттолкнулся от подоконника.

– Для того чтобы натянуть на вас сюртук, требуются совместные усилия камердинера и лакея?

– Смею надеяться, вдвоем они справятся, – отрезал денди с оскорбленным видом. – Любой излишек ткани ведет к образованию неприглядных складок. А это недопустимо.

– Не провожайте меня, – потянулся за шляпой и перчатками Себастьян. Но на пороге остановился и, обернувшись, сказал: – С Прескоттом или без, парламент все равно когда-нибудь примет закон об отмене рабства. Неужели вы этого не понимаете?

– Понимаю, – отозвался барон, поправляя манжеты. Коротышка-камердинер держал безупречного покроя сюртук из тонкого сукна, лакей стоял наготове. – Но без Прескотта этого не случится еще лет двадцать, если не более. Как знать? – ухмыльнулся собеседник. – К тому времени я и сам могу умереть.

* * * * *

Уильям Франклин стоял у открытого края длинного, приземистого строения, которое протянулось на несколько сотен футов вдоль Пентон-плейс, возле Хэнгинг-Филдс. Сооружение, служившее канатной мастерской, имело низкие, не выше пояса, кирпичные стены и простую односкатную крышу, опиравшуюся на ряды бревенчатых столбов. Под этим навесом пеньковое волокно скручивали в нити, а затем свивали в канаты. Ровное плетение было возможно только при полном вытягивании веревок в длину, чем и объяснялась значительная протяженность мастерской.

– Поразительно, не правда ли? – обратился Франклин к приблизившемуся виконту. Чтобы быть услышанным, американцу пришлось перекрикивать клацанье вращающихся металлических колес. – Когда я был совсем еще мальчишкой, отец частенько водил меня в похожую мастерскую на берегу бухты в Филадельфии. Эллен тоже нравится это место.

– Внучка сегодня не с вами?– Себастьян прищурил глаза от клубившейся над волокнами пыли. Здесь было грязно, тяжелый дух просмоленной пеньки и шум скручиваемых нитей наполняли воздух.

– Она бы пошла, но захотела закончить письмо своему отцу, – улыбка пожилого джентльмена слегка поугасла при воспоминании о своенравном отпрыске. – Темпл все время обещает навестить дочь, однако никак не соберется приехать. Знаете, у него остались бумаги Бенджамина. Я настаивал на их публикации, даже предлагал свою помощь. Только сын и слушать об этом не желает.

Девлин внимательно посмотрел в морщинистое лицо американца. Судя по тому, что виконту удалось выяснить, семейные дела мужчин из рода Франклинов курьезно повторялись из поколения в поколение. Уильям Франклин, будучи незаконнорожденным, оставил своего собственного незаконнорожденного сына на воспитание Бенджамину. А Темпл Франклин, в свою очередь, оставил свою незаконнорожденную дочь Эллен на воспитание Уильяму. Это было выдающееся семейство, но со странностями. «С другой стороны, – подумал Себастьян, – у многих семей, пожалуй, имеются странности, и у каждой свои».

– Поговаривают, именно епископ Прескотт повлиял на решение парламентской комиссии отклонить большую часть вашего иска?

Франклин окинул собеседника понимающим взглядом.

– Так вот почему вы здесь? Узнали о заключении комиссии? Поверьте, милорд Девлин, – хмыкнул американец, – если у меня и возникало желание пристукнуть Френсиса Прескотта, то это было двадцать четыре года назад, а вовсе не на прошлой неделе.

– Порой обиды накапливаются.

– Да, это верно, – согласился старик. Вытащив из кармана старомодного, запятнанного табаком камзола простенькие золотые часы, он прищурился на циферблат. – Я обещал сводить Эллен на мороженое к Гюнтеру. Но у меня еще есть пара минут.

Это движение всколыхнуло в памяти Себастьяна какое-то воспоминание, вызвало мысль, проскользнувшую и исчезнувшую прежде, чем удалось ее уловить.

Виконт перевел взгляд туда, где рабочий мастерской деревянным конусом с выемками, так называемым топпером, проводил по нитям, чтобы те скручивались туже. Следовало держать пряди одинаково натянутыми, без провисания, пока не будет сплетен весь канат. А ведь обычно длина морского каната равнялась тысяче футов.

Зато, чтобы повесить человека, к примеру, за убийство, требовалась веревка гораздо короче.

– Господи, – произнес Себастьян вслух, крепче сжав руками край низкой кирпичной стенки и уставившись на свивавшиеся в канат волокна. – Как я не подумал об этом раньше?

– Не подумали о чем? – непонимающе тряхнул головой собеседник.

Но виконт уже оттолкнулся от стены.

– Благодарю за помощь, мистер Франклин.

– Пожалуйста, всегда рад, – отозвался вслед американец. – И удачи вам, лорд Девлин.


ГЛАВА 38

Заехав домой, Себастьян сунул в карман небольшой заряженный двуствольный пистолет и направился на Боу-стрит.

Явившись в полицейское управление, виконт заставил сэра Генри Лавджоя вздрогнуть, с порога потребовав:

– Вы собирались выяснить обстоятельства ссылки Джека Слейда на каторгу. И как, выяснили?

– Да, – подтвердил магистрат, аккуратно водрузил на нос очки и достал папку. – Все сведения вот здесь. Но у меня сложилось впечатление, что вы сбросили мистера Слейда со счетов.

– Я передумал. Расскажите-ка, что вы узнали.

* * * * *

Когда Девлин зашел в лавку на Монквелл-стрит, мясник, обвязанный грязным передником, обрезал жир с бараньей ноги. Рука, сжимавшая обвалочный нож, была обагрена, как и зловещего вида топорик, лежавший неподалеку. В воздухе стоял резкий дух парного мяса.

– Вы не говорили мне, что Френсис Прескотт своим прошением о помиловании вытащил вас из петли.

Слейд поднял глаза. На его щеке темнело пятно запекшейся крови, выступающие челюсти были крепко сжаты.

– А что, если и так?

Себастьян окинул взглядом помещение: говяжьи и бараньи туши, свисавшие с массивных крюков, поднос с колбасками на прилавке, прислоненную к стене обшарпанную зеленую ставню, которой закрывалось окно магазина, когда торговля заканчивалась.

– Мне, знаете ли, стало любопытно. Почему это преподобный Прескотт – я полагаю, он тогда был еще простым священником, а не епископом? Как бы там ни было, почему преподобный отец вступился за мерзавца, в пьяном угаре забившего до смерти свою жену? Да-да, – добавил Себастьян при виде сузившихся глаз хозяина лавки, – я выяснил, что вы лукавили, когда заявляли, что ваша супруга скончалась, пока вы находились в Сиднее.

Слейд срезал полоску сала и бросил в стоявшее под ногами ведро.

– Небось, вину за собой чуял. Из-за того, что его братец сотворил с моими родными.

– Это одно объяснение.

– А какое ж другое?

Виконт встал так, чтобы обозревать улицу, вверх по которой лоточник катил бочонок к церковному двору.

– Неплохой у вас магазинчик. Давно торгуете?

– Почти пять лет. А почему вы спрашиваете?

– Нечасто сосланные на каторгу возвращаются домой с достаточными средствами, чтобы начать собственное дело.

Мясник вскинул голову, нож глухо стукнул о разрубочную колоду.

– К чему ведете-то?

– К тому, что вы шантажировали Френсиса Прескотта. Много лет назад заставили употребить свое влияние, чтобы спасти вас от виселицы. А затем, вернувшись из Ботани-Бей, потребовали денег на открытие этой лавки.

Слейд не сводил с посетителя глаз, хмуря лоб и раздувая ноздри при каждом вдохе.

– Подозреваю, что епископ регулярно выплачивал вам определенную сумму, ведь так? Вот почему вы с ним ссорились перед Лондон-хаусом в минувший понедельник. Вы рассудили, что будущее назначение Прескотта на пост архиепископа должно увеличить цену вашего молчания, а он не желал уступать новым домогательствам?

Мясник провел тыльной стороной кисти по темному от загара лбу, оставив кровавую полосу.

– Епископ был моим приятелем, понятно? А приятели знают друг о друге разные секреты. И помогаю друг дружке по возможности. Ничего плохого в этом нет.

– И какой же секрет епископа Лон… – Себастьян запнулся, звериным чутьем улавливая еле слышный шелест одежды, чей-то сдержанный выдох. Он отскочил в сторону, и в этот момент огромная, лоснящаяся жиром бычья бедренная кость просвистела в воздухе там, где только что находилась голова виконта.

– Доброе вам утречко, капитан Девлин, – растянул губы в ухмылке Обадия Слейд, от крупного тела которого остро разило потом, и снова взмахнул костью.

Схватив деревянный поднос с колбасками, Себастьян швырнул его в лицо противнику с такой силой, что тот пошатнулся и попятился. На кожаный жилет и бриджи Обадии посыпались ошметки кишок и фарша. Пригнув голову, словно разъяренный бык, бывший капрал с ревом оттолкнулся от стены и ринулся вперед.

Выхватив из кармана небольшой кремневый пистолет, виконт разрядил оба ствола прямо в лицо нападавшего. Брызнула кровь и осколки костей, лавка наполнилась густым сизым дымом и острым смрадом горелого пороха.

– Обадия! – вскрикнул Джек Слейд. Схватив со стола разделочный топор, он перескочил через прилавок и бросился на Девлина.

Инстинктивно вскинув руку, Себастьян лишь частично отразил удар. Острое лезвие глубоко вошло в предплечье. В этот же миг массивное тело мясника врезалось в виконта, и оба рухнули на пол.

Борющиеся свалили жестяное ведро со сцеженной кровью, которое с грохотом опрокинулось, залив пол. Поскальзываясь на намокших опилках, виконт умудрился подмять противника под себя. Сжав левой рукой запястье Слейда, Девлин отвел вверх кисть мясника, державшую топор. Но правая рука виконта, истекавшая кровью, бесполезно повисла сбоку. Он чувствовал, как затуманивается зрение, как слабеют силы.