– Насколько мне известно, вы отправились следом за баронетом.

– Вам Джеб Купер сообщил, да? – сузились глаза собеседницы.

– Так это правда?

– Да, я велела груму оседлать мою лошадь. Нигель был… – она запнулась, осторожно подбирая подходящее слово, – очень тяжелым человеком. Я завела привычку в одиночку прогуливаться верхом, когда чувствовала себя… расстроенной.

– Даже по ночам?

Вдова провела кончиками пальцев по левому веку, затем, словно осознав свой жест, сжала руку в кулак и опустила на колени.

– В некоторые моменты забываешь о собственной безопасности.

Одна эта фраза красноречивее многих слов открыла Себастьяну правду о браке леди Прескотт.

– Значит, вы не поехали за супругом в Лондон?

– Видеть мужа снова мне тогда хотелось в последнюю очередь.

– Не припомните, что же вызвало ссору?

Дама покачала головой:

– У сэра Нигеля был отвратительный характер. Муж мог разъяриться по ничтожнейшему поводу, от плохо прочищенного дымохода до поданной на ужин рыбы, в то время как ему захотелось ягнятины. Невозможно было предугадать, что выведет его из себя.  

– Я слышал, баронет привез из Америки важные бумаги. Письма в Конгресс Конфедерации от некоей особы либо из Уайтхолла, либо из окружения короля. Вам ничего о них не известно?

Леди Прескотт с такой силой вонзила иголку в вышивку, что уколола палец.

– Вы хотите сказать, что у моего супруга имелись доказательства чьей-то измены?

– По всей видимости, да.

Вдова поднесла уколотый палец ко рту и пососала ранку. От этого по-детски непосредственного жеста женщина вдруг показалась моложе и беззащитнее.

– Сэр Нигель вернулся из Америки непривычно взвинченный и угрюмый – даже для его характера. Но если он и обладал доказательством измены в высших правительственных кругах, то я впервые об этом слышу. Боюсь, муж никогда не обсуждал со мною свои дела. Он даже толком не объяснил цель поездки в колонии.

– Делегация отплыла в Америку – когда?.. В конце января? В начале февраля? 

Леди Прескотт наморщила лоб, припоминая:

– О, нет, это было где-то в декабре. Точной даты не назову, но наверняка перед Рождеством.

Виконт уставился на собеседницу, ощущая странный трепет, словно каждый нерв его тела внезапно и болезненно напрягся. Где-то из дальней комнаты послышался смех горничной, из очага потянуло горьковатым запахом лежалого пепла. Себастьян почувствовал, как воздух распирает легкие и с трудом заставил себя выдохнуть.

Девлин заметил, что вдова внимательно смотрит на него. Сделав над собой усилие, он заговорил, сохраняя ровный тон, как будто от ее ответа не зависела каждая грань его жизни. 

– Вы уверены?

– Ну да, конечно. Боюсь, не припомню точной даты, но могу утверждать, что это произошло до Рождества. Мы в поместье еще придерживаемся старой традиции праздновать день Святого Фомы[45], когда нуждающимся женщинам разрешатся ходить по домам и просить рождественское угощение. Я четко это помню, потому что в тот год впервые лично распределяла подаяние.

– Члены миссии отплыли все вместе?

Вопрос, по-видимому, озадачил леди Прескотт.

– Разумеется. А с какой стати им было разделяться?

– Прошу меня извинить… – виконт поднялся.

Отложив вышивание, хозяйка тоже встала:

– Но вы же останетесь выпить чаю?

– Что? О, нет-нет, благодарю вас.

Каким-то чудом Себастьяну удалось пробормотать пару вежливых фраз, взять шляпу и хлыст и попросить привести лошадь.

Он лишь смутно помнил, как во дворе взобрался на Лейлу и повернул на обратную дорогу в Лондон. Ветер, дувший короткими, резкими порывами, бросал в лицо всаднику колючие иглы дождевых струй. Девлин смаргивал, вытирал глаза и продолжал путь.

Через три месяца, девятнадцатого октября, виконт собирался праздновать свой тридцатый день рождения. Но если рассказанное леди Прескотт – правда… Если граф Гендон действительно отплыл из Англии в американские колонии в декабре 1781 года, то никак не мог быть Себастьяну отцом.

А сам он не имел права зваться Себастьяном Сен-Сиром, виконтом Девлином.


ГЛАВА 29

Сотни мыслей мчали вместе с Себастьяном сквозь проливной дождь и завывающий ветер. Ранящие воспоминания о вечно порицающем отце, чьи самые строгие слова всегда доставались самому младшему ребенку – столь непохожему на других, выросшему высоким и худощавым, тогда как остальные дети были плотными и ширококостными. Сыну, чьи глаза имели странный янтарный оттенок вместо яркой сен-сировской голубизны. Сыну, обладавшему неимоверно острым зрением и слухом, молниеносной реакцией и способностью видеть в темноте. Сыну, который по жестокой причуде судьбы уцелел и сделался наследником, в то время как оба его старших брата умерли.

Он припоминал обрывки приглушенных разговоров, не предназначенных для детских ушей: голоса, повышавшиеся в гневе и мольбе, слова, не имевшие смысла до сегодняшнего дня.

Из тумана показалось белое пятно шлагбаума городской заставы. Всадник резко натянул поводья, сжимая от нетерпения кулаки. Копыта гарцующей лошади взметывали грязь, пока виконт дожидался сторожа, который с ворчанием ковылял из своей будки, втянув голову и ссутулившись под ливнем. Протягивая привратнику плату, Себастьян обнаружил, что дрожит. Дрожит от боли и неприятия.

И все же, когда ворота распахнулись и Девлин вонзил шпоры в бока арабской кобылки, он ощутил в душе крошечную искру надежды, зажженную пылающим гневом. Ведь если Алистер Сен-Сир не являлся в действительности его отцом, то страшный грех кровосмешения, отдаливший Себастьяна от Кэт Болейн, был заблуждением. Нет, не заблуждением – ложью.

Еще одной ложью в длинной цепочке обманов, тянувшейся вот уже тридцать лет.

* * * * *

По возвращении в город, не сняв ни сапог, ни шпор, Себастьян тут же помчался в величественную резиденцию Сен-Сиров на Гросвенор-сквер. Но Гендона дома не оказалось, а вежливый до приторности дворецкий не смог сообщить, ни куда отправился граф, ни когда должен вернуться. Потерпев такую же неудачу в клубах отца, виконт шагал по Кокспер-стрит в сторону Уайтхолла, когда услышал окликнувший его мужской голос:

– Лорд Девлин!

Себастьян не остановился.

– Лорд Девлин, подождите!

Обернувшись, виконт с удивлением увидел Саймона Эшли, который пробирался к нему сквозь дорожную суету, приподнимая полы сутаны, чтобы не испачкаться о катыши, оставленные на мокрой мостовой парочкой рысивших мимо мулов.

– Я намеревался разыскать вас сегодня, только чуть позже, – капеллан ловко перескочил на тротуар, – а тут такая удачная встреча.

– Вы хотели меня видеть? – Себастьян с трудом удерживал себя на месте.

Клирик слегка усмехнулся. Но то, что он, приблизившись, разглядел в лице виконта, смело с тонких губ улыбку и заставило наморщить лоб:

– С вами все в порядке, милорд?

Девлину пришлось сделать вдох, затем другой, прежде чем он смог заговорить:

– Да, конечно. У вас для меня какое-то известие?

– Вы, должно быть, заметили, что в расписании епископа Прескотта на понедельник имелся пробел, – протянул Эшли сложенный листок.

– Да, я предположил, что его преосвященство выполнял в это время свои церковные обязанности.

Капеллан отрицательно покачал головой:

– На самом деле епископ Прескотт ездил с визитом к одному семейству в Челси. Я вначале сомневался, стоит ли сообщать вам эти сведения, однако обсудил ситуацию с архиепископом, и тот уверил меня, что на вашу осмотрительность можно положиться.

Разумеется, эта поездка может никак не относиться к делу, но я на всякий случай записал…

– Спасибо, – едва взглянув на имя и адрес, Себастьян сунул бумажку в жилетный карман.

– Этой ночью до Лондон-хауса дошла новость о преподобном Эрншоу, – прокашлялся церковник. – Очень неприятное развитие событий. Чрезвычайно тревожное.

Девлин глянул в бледное, заострившееся лицо священнослужителя и впервые заметил в нем страх, от которого расширялись зрачки и сжимались губы. Так вот что вынудило обычно снобистски и неодобрительно относившегося к Себастьяну капеллана пойти на сотрудничество…

Виконту пришла в голову еще одна мысль.

– А как часто епископ Прескотт и священник виделись? Я имею в виду, до прошлого вторника?

Саймон Эшли выглядел озадаченным:

– Ни разу, насколько мне известно.

– Но ведь приходом ведают Прескотты?

– Да, сэр Питер.

– Не являлся ли Эрншоу родственником епископа?

– Очень дальним, кажется. А почему вы спрашиваете?

– Пастор узнал перстень сэра Нигеля, следовательно, он был знаком с баронетом.

– Если пожелаете, я наведу справки о точной степени родства.

– Это может пригодиться, – бросил уже повернувшийся уходить виконт. – Благодарю вас.

Не обнаружив Гендона в Адмиралтействе, Девлин продолжил его поиски в казармах королевской гвардии, затем на Даунинг-стрит, но безуспешно.

Выйдя из приемной лорд-канцлера[46], Себастьян постоял с минуту возле дома номер десять, уставившись невидящим взглядом на клубившиеся в небе тяжелые свинцовые тучи.

Затем развернулся и стремительно зашагал в сторону Мэлл, к Карлтон-хаусу.

* * * * *

Чарльз, лорд Джарвис, как раз просматривал полученные депеши за письменным столом в своем кабинете, когда в комнату, отодвинув в сторонку брызжущего негодованием секретаря, решительно вошел виконт Девлин.

– Милорд! – протестовал клерк. – Сюда нельзя!

Виконт, принесший с собою запах свежего деревенского воздуха и разгоряченной лошади, остановился на пороге. На нем был синий сюртук для верховой езды из тонкого сукна, замшевые бриджи цвета буйволовой кожи и высокие, заляпанные грязью сапоги. Диковатые янтарные глаза визитера опасно поблескивали.