За Гарольда ответила Синтия:

– Моя дочь прищемила ему пальцы дверцей «Роллс-Ройса». – Она ласково погладила Гарольда по плечу и зыркнула на Вивьен, которая молча стояла, облокотившись на монитор артериального давления.

– Я вижу, – ответила медсестра, хотя не видела ничего, потому что делала какие-то записи, склонившись над журналом.

– Это вышло случайно, – вставила Вивьен. – Он сунул руку, когда я уже закрывала дверцу. Я уже ничего не могла поделать.

– Простите, что? – переспросила медсестра и удивленно подняла глаза.

– Гарольд пытался не дать мне захлопнуть дверцу, чтобы выволочь меня из машины и повести к алтарю. Так что это была в некотором роде самооборона.

– Вивьен, прекрати дурить и говори все как есть, – строго отчитала дочку Синтия, которая прониклась жалостью к Гарольду и собиралась защищать его, раз он не может защищаться сам. Пикируясь с дочерью, она только сейчас заметила, что Гарольд задремал и сладко похрапывает.

– А я и говорю правду, мама, – зашипела Вивьен.

Дилайла поняла, что ей лучше уйти.

– Пожалуй, пойду выпью кофе, – буркнула она, приподняла край занавески и трусливо выскользнула на свободу.


В конце коридора Дилайла обнаружила автомат с кофе. Опустив монетку в двадцать пенсов, она нажала кнопку с надписью «Черный кофе». В такой день, как сегодня, ей требовалось побольше кофеина. Она равнодушно наблюдала за тем, как в пластиковый стакан льется темно-коричневая струя. Взяв стакан в руки, Дилайла прислонилась к стене и отпила глоток. Кофе был негорячий и некрепкий. Унылую атмосферу создавали еще и стены больницы – бледно-горчичного цвета. Видимо, дизайн больничного интерьера был одинаков по всей стране. Впрочем, как и запах дезинфекции, смешивавшийся с запахом больничной кухни. Все это напомнило ей ту ночь, когда она познакомилась с Чарли в Центральной больнице Брэдфорда. Дилайла вспомнила, как у нее екнуло сердце при первом же взгляде на него. Он выглядел потрясающе. Дилайла усмехнулась, вспомнив, как ужасно выглядела она сама: тушь размазалась по лицу, щеки покрылись красными пятнами. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.

Воспоминания были прерваны донесшимся из ближайшего бокса звонким голосом медсестры:

– Доктор говорит, что снимок показал перелом двух ребер и серьезные переломы большой и малой берцовых костей. Это значит, что в ближайшие два месяца вам, молодой человек, придется воздержаться от ухаживаний за дамами.

Пациент застонал. «Бедняга», – сочувственно подумала Дилайла. В детстве у нее был перелом ноги, и она прекрасно помнила, как это ужасно – несколько недель быть закованным в гипс и потом ковылять на костылях.

– Честно говоря, после такой аварии вообще большое счастье остаться в живых.

– Да, да, я знаю.

Дилайла напряженно прислушалась. Голос пациента был очень похож на голос Чарли. «Не сходи с ума», – строго сказала она себе. Ее слух явно сыграл с ней злую шутку. Просто день был очень трудный и длинный.

– А теперь, прежде чем перевести вас в палату, мне нужно проверить все данные в вашей карточке. Итак, Чарли Мендес… Или можно просто Чарли?

– Да, конечно, просто Чарли.

Дилайла чуть не подавилась кофе. Это не может быть совпадением. В этом районе не может оказаться двух Чарли Мендесов. Швырнув стакан в мусорный бак, Дилайла дрожащей рукой отдернула занавеску.

– Простите, сюда нельзя, – запротестовала медсестра, возмущенно глядя на Дилайлу сквозь бифокальные очки.

– Дилайла!.. – удивленно воскликнул Чарли, пытаясь сесть на каталке. Его тело под одеждой было в нескольких местах заключено в гипс, стягивавший сломанные кости.


– Простите, вы знакомы? – спросила медсестра, регулируя каталку так, чтобы приподнять голову Чарли.

– Да, это моя… – он замолчал, подбирая слова, – …моя бывшая девушка. – Он попытался улыбнуться, хотя лицо его было покрыто синяками, ссадинами и пятнами болеутоляющей мази.

– Что ж, я, пожалуй, оставлю вас ненадолго, чтобы вы могли поговорить.

Медсестра коротко кивнула и, расправив халат, вышла из бокса, задернув занавеску.

Дилайла смотрела на Чарли и не верила своим глазам. Их отношения прошли полный круг: от больницы до больницы.

ГЛАВА 39

– Что с тобой случилось?

– Попал в аварию.

– Как?

– Возвращался с вечеринки сегодня утром. Потерял управление и врезался в витрину аптеки. Слава богу, на тротуаре никого не было, – рассказал Чарли и улыбнулся, надеясь на сострадание.

Но Дилайла не собиралась сострадать. Она подумала о своей маме. Той не повезло. Она была на тротуаре, когда пьяный водитель грузовика потерял управление и задавил ее.

– Ты превысил скорость?

Чарли закрыл глаза и кивнул.

– Да, – еле слышно прошептал он.

Дилайла вздохнула.

– Ох, Чарли…

– Я знаю, я все знаю. Пожалуйста, не сердись на меня, Дилайла. Я этого не вынесу. После всего того, что случилось.

Он попытался протянуть к ней руку, но это движение было слишком болезненно для Чарли. Он уронил руку на тонкое одеяло с вышитой надписью «Св. Мария». На вид одеялу было лет пятьдесят.

И Чарли тоже.

– Я хотел позвонить, но не знал, где тебя искать, – сказал он и взглянул на нее светло-голубыми глазами, покрасневшими и мутными. – Почему ты ушла?

Дилайла оперлась о спинку кровати, крутя пальцами перламутровую пуговицу на пиджаке.

– Ты знаешь, почему.

– Из-за этого идиотского клуба сидячих танцоров?

– Нет.

– Тогда почему? Из-за Никки? – Он ждал ответа, но Дилайла молчала. – Между мной и Никки ничего нет. Мы лишь дурачимся, веселимся. Ты же меня знаешь.

Дилайла кивнула. Да, она его знает. Но он ее – нет. Вот в чем все дело.

– Тогда почему же? У тебя кто-то есть?

Это были лишь слова. Чарли ни на минуту не допускал мысли о сопернике.

Дилайла вздрогнула от неожиданности.

– О чем ты говоришь? – спросила она напряженно. Чарли заметил, что она явно смутилась. Нет, он не мог догадаться. Или мог?

– Кто он?

– Никто. У меня никого нет, – затараторила Дилайла. Почему она так дергается? Он никак не мог узнать о том, что она переспала с Сэмом. А даже если и узнал, какая разница? Она ведь не поэтому от него ушла.

Чарли пристально смотрел на нее. Вопреки ее уверениям волнение выдало Дилайлу. Он прав. У нее есть другой парень. Но кто? Чарли был потрясен. Это последнее, что он мог заподозрить. Дилайла не знает в Лондоне ни одного мужчины, кроме этого придурка, ее друга Сэма. Сэм. Не может быть… Чарли вспомнил ту сцену в ресторане, как она защищала Сэма, как побежала за ним под дождь. И все встало на свои места.

– Это Сэм, не правда ли?

– Конечно, нет, – ответила Дилайла и почувствовала, что заливается краской. Только этого не хватало!

Чарли в изумлении смотрел на Дилайлу. Как она могла предпочесть ему какого-то официанта? Что, черт возьми, творится?

– Ты в него влюбилась?

– Конечно, нет, – решительно возразила Дилайла. Слишком решительно. Кого она хочет убедить: себя или Чарли? – Послушай, у меня действительно никого нет. Нет никакого третьего. Дело только в нас двоих. – Она нежно коснулась его руки и понизила голос. – Мы просто не подходим друг другу.

Ну и ну! Это же его слова! Чарли сам вел себя именно так. Когда ему надоедала какая-нибудь девушка, он произносил именно эти прощальные слова. Но на сей раз они поменялись ролями. Он взглянул на Дилайлу и почувствовал, что его мужской гордости нанесен серьезный удар. Синяками покрыто вовсе не его тело, а его самолюбие.

– Но нам ведь было хорошо, правда?

– Да… первое время. Но потом все изменилось, Чарли.

– Что изменилось – я не понимаю. Что ты имеешь в виду?

– Твоих друзей, рестораны и вечеринки. Это все не для меня. Раньше я этого не знала, и поначалу было весело и необычно, а потом мне стало скучно. Скучно и одиноко. Я пыталась делать вид, что мне все это нравится. Я даже пробовала изменить себя – сменила прическу, стала по-другому одеваться… – Дилайла грустно улыбнулась, вспомнив свою фотографию в журнале. – Но в конце концов мне осточертело быть кем-то другим, а не самой собой.

– А какая ты на самом деле?

Дилайла вздохнула, встала со своего места и, подойдя к окну, выглянула на заполненную машинами улицу.

– Я простая девчонка из Брэдфорда, а вовсе не дочка богатой рок-звезды, как Поллен или Петал. У меня нет состояния, как у Никки, я не хочу становиться фотомоделью или актрисой и совсем не умею петь. У меня есть собака и йоркширский акцент. Я люблю растворимый кофе и песни Тома Джонса… – Она подышала на оконное стекло и, когда запотевшее пространство стало достаточно большим, по-детски старательно вывела на нем пальцем большую букву «Д».

Чарли сонно откинулся на подушку, его веки почти сомкнулись – начали действовать наркотики.

– Что значит эта буква «Д»? – тихо проговорил он.

Она помолчала, потом ответила:

– «Д» значит «Дилайла». – Потом повернулась к Чарли, глаза ее решительно сверкнули. – Потому что это я и есть – Дилайла.


Занавески раздвинулись, и в палату вошла симпатичная медсестра-ирландка с подносом в руках. Она вежливо улыбнулась Дилайле и перевела взгляд на Чарли. Ее лицо вспыхнуло. Она ожидала увидеть очередного женатого мужчину средних лет, отца двоих детей, а никак не тридцатилетнего красавца.

– Может быть, вы попросите свою гостью ненадолго выйти, мистер Мендес? – сказала она, указала на поднос и смущенно пояснила: – Нам нужно взять у вас анализ мочи.

Несмотря на свой плачевный вид и на больничную одежду, даже здесь Чарли удавалось выглядеть сексуально. Он улыбнулся улыбкой Джеймса Бонда. Даже в таком состоянии он не мог пропустить симпатичную девушку.

– Прямо здесь?

– Увы, мистер Мендес. Вам нельзя двигаться, пока хирург не прооперирует вашу ногу. А до тех пор это самый простой способ… – Она принялась смущенно теребить край одеяла, потом повернулась к Дилайле: – Вы не возражаете?