– Мы спрашивали, что произошло, но он только сказал, что они больше не вместе. Он отказался говорить, почему их отношения закончились. – Мадди обратила милое, но встревоженное личико к Шейну. – Он ее с тех пор видел вообще? Или это в первый раз?

Шейн пожал плечами.

– Понятия не имею. Ты же знаешь, какой он.

Вопросы так и жгли мозг Грейси. Боясь, что они каким-нибудь образом вырвутся наружу и она выдаст свое нездоровое любопытство, она сжала губы и взмолилась, чтобы Мадди заполнила паузу. Но Мадди молчала. Тогда Грейси с хладнокровным видом переключила внимание на меню и пробормотала:

– Интересно.

– Что интересного? – произнес у нее за спиной голос Джеймса.

Грейси подпрыгнула от неожиданности. «Теперь понятно, почему Мадди не стала вдаваться в подробности». Джеймс сел на свободное место рядом с Грейси.

Все посмотрели на него, и за столом воцарилось молчание. Джеймс вопросительно поднял брови. Грейси ждала, что Шейн или Мадди что-нибудь скажут, но они не говорили. Молчание становилось тягостным.

– Что происходит? – спросил Джеймс с подозрением.

Мадди выпрямилась на стуле.

– Ничего.

Снова неловкое молчание. Внутри у Грейси, казалось, что-то лопнуло, и ее язык, как водится, перестал слушаться.

– Мы говорили о тебе и твоей бывшей подружке, – выпалила она. – Они волновались, что ты, увидев ее, можешь потерять контроль над собой.

Все за столом уставились на Грейси с открытыми ртами. Она почувствовала, как шею заливает жар. Прежде чем кто-то успел вставить хоть слово, она вздернула подбородок и сказала:

– И что это за имя такое, Линдси Лорд? Она что, стриптизерша?

Джеймс недоуменно заморгал, а уголки его губ предательски дрогнули, выдавая скрытую улыбку. Он поднял одну бровь.

– Стриптизерша?

Чтобы Линдси, эта изысканная женщина, вертелась на сцене вокруг шеста… Сама мысль об этом была смехотворна. Она утонченная, умная, весьма и весьма уважаемая в своей области.

– Она физик в Чикагском университете.

Грейси нахмурилась и махнула рукой.

– Мало разницы.

Джеймс засмеялся и удивленно расширил глаза.

– Я бы так не сказал. Но в любом случае, уверяю тебя, я не собирался раскисать.

Шейн выпил одним махом полстакана воды и только потом сказал:

– Да, с тобой такого не случается.

Мадди подалась вперед и спросила озабоченно:

– Не хочешь об этом поговорить?

– Тут не о чем говорить.

Желая закрыть тему, Джеймс взял в руки меню. Они все решили, что Линдси порвала с ним и разбила ему сердце, а он так и не потрудился развеять это заблуждение. В действительности это он с ней порвал и предоставил окружающим домысливать неизвестное, как им заблагорассудится. Это устраивало его сразу по двум причинам: он хотел защитить частную жизнь Линдси и это избавляло его от необходимости объяснять собственные необъяснимые поступки.

После пяти лет отношений Линдси захотела, чтобы они обручились. И это было разумно. Теоретически она была для него идеальной парой. Умная, красивая, успешная. У них были одинаковые интересы, одинаковое образование, оба занимались наукой, разделяли схожие ценности и жизненные цели. Линдси подходила ему настолько идеально, насколько вообще может подходить женщина. Но чего-то не хватало. Каждый раз, когда Джеймс собирался пойти купить обручальное кольцо, он не мог себя заставить войти в ювелирный магазин.

Он пытался разобраться в себе, понять, в чем дело, но не нашел убедительного объяснения собственной апатии. Он смог подметить только одну деталь: он никогда не смотрел на Линдси так, как его папа смотрел на его маму. Это было чисто умозрительное соображение, но тем не менее правда. Когда Линдси была рядом с ним, его мир становился приятнее, он получал удовольствие от ее общества, но у него не было чувства, будто это из-за нее встает и садится солнце, и в конечном счете этого оказалось недостаточно.

Никто так и не догадался, что это Джеймс разбил сердце Линдси. Она была потрясена, он чувствовал себя ужасно и поэтому позволил людям думать, что это она его бросила. Ему тогда показалось, что это будет милосердно с его стороны. Вопреки тому, что думали его родные, после того разрыва он виделся с Линдси много раз, хотя последний раз – довольно давно. Но не настолько давно, чтобы он не смог узнать ее манеру заигрывать с ним, хлопая ресницами. Сегодня после ресторана он мог бы, если бы захотел, поехать к ней домой, и она бы его впустила. Они бы легли в постель, и секс был бы великолепным. Они бы разговаривали и смеялись. Делились историями о студентах и коллегах, обсуждали бы написанные статьи, и их отношения снова вошли бы в старую колею. Но утром он бы по-прежнему смотрел на нее не так, как нужно, и был бы так же, как в первый раз, неспособен объяснить, в чем дело.

– Неправда! – заявила Грейси, прерывая его размышления. – Со мной ты вышел из себя.

Джеймс повернулся к девушке, которая представляла собой смесь ночного кошмара и прекрасной фантазии в равных пропорциях.

– Думаю, ты несколько преувеличиваешь.

Грейси замотала головой, так что ее кудри взметнулись.

– Ты точно пришел в бешенство.

– Ты меня спровоцировала.

«Пришел в бешенство» – не совсем точное определение. Скорее, она вызывала у него досаду. Никогда еще его не влекло к женщине, с которой у него не было ничего общего. Которой он решительно не нравился. Стоило им оказаться в одной комнате, как они почти сразу же начинали спорить, и все равно он ее хотел. Как такое возможно?

Грейси тяжко вздохнула, словно признавая поражение.

– Да, я спровоцировала. И я прошу прощения.

Джеймс был поражен. Он не ослышался? Он видел краем глаза, что обе пары наблюдают за ним с напряженным вниманием. Он пожал плечами.

– Да, возможно, я немного погорячился.

– Я тебя подтолкнула. – На губах Грейси мелькнула улыбка. Она наклонила голову в сторону парочек. – Может, ради наших влюбленных голубков мы заключим перемирие?

Джеймс весь день именно к этому и стремился, и сейчас он не мог понять, почему не был этому рад. Он кивнул.

– Да, я не против.

Их взгляды встретились, казалось, между ними проскочила искра, но в следующее мгновение Грейси резко отвела глаза и подняла меню.

– Значит, дело улажено. Что здесь стоит заказать?

Как водится, все заговорили одновременно. Джеймс тоже стал читать лежащее перед ним меню, но толком ни в меню не вчитывался, ни к разговору не прислушивался. Его собственное желание заключить перемирие действовало на него как колючка в боку. Он достиг того, чего стремился достичь еще сегодня утром, но его не устраивала цена.

А вот она, правда! Ему отчасти нравилось, что Грейси его провоцировала, потому что в глубине души он хотел верить, что это неспроста. Когда он отстал от остальных и задержался, чтобы поговорить с Линдси, он сделал это вовсе не для того, чтобы узнать ее последние новости. Ему хотелось проверить, будет ли Грейси ревновать. Линдси – красивая женщина, и Джеймс не мог отрицать, что он хотел, чтобы Грейси увидела, что он не такой уж сухарь, как она думала. Что хотя, по ее представлениям, он проводил вечера, сидя у себя в подвале и играя в «Варкрафт», в действительности он не хуже любого другого мужчины умеет уложить красивую женщину в постель.

Но, как и в случае всех других его планов, касающихся Грейси, результат оказался не таким, как он рассчитывал. Грейси вроде бы заинтересовалась его отношениями с Линдси, и ее колкость по поводу имени Линдси, как ему показалось, весьма смахивала на ревность. Однако теперь она пожелала отбросить враждебность. Он целый день пытался быть с Грейси любезным, и вот теперь, познакомившись с Линдси, она надумала заключить перемирие. Джеймс ломал голову, что бы это значило. И почему ее так трудно расшифровать? С другими женщинами у Джеймса таких проблем не было. Сказать по справедливости, другую женщину он бы попросил объяснить ситуацию и ожидал бы от нее честного ответа. Но когда дело касалось этой несносной Грейси, такой вариант отпадал. С ней любой разговор, на сколь угодно простую тему, превращался в яростную схватку. Следовательно, раз прямой разговор исключался, ему оставалось только применить принцип бритвы Оккама и сделать самое логичное заключение из возможных. Грейси, как и он сам, желает, чтобы он кого-нибудь встретил, и тогда химия, которая между ними возникала, утратит значимость. И вот, когда она увидела Линдси, она решила, что он больше не представляет для нее угрозы и она может расслабиться. Это было самое простое, самое прямолинейное объяснение.

Такой поворот событий должен был бы обрадовать Джеймса. По сути, он работал ему на пользу, ведь он и Грейси были настолько несовместимы, насколько вообще могут быть несовместимы два человека. Даже если между ними и есть влечение, будущего у их отношений нет. У Джеймса мурашки пробегали по спине, когда он представлял, какой хаос способна внести Грейси в его упорядоченную жизнь.

Теперь, когда все улажено, он сумеет поддерживать с ней хорошие сердечные отношения. Он будет общаться с ней так же, как общается с коллегами. И поскольку она решила больше его не провоцировать, он, в свою очередь, перестанет думать про ее дерзкий язык. Он сделает над собой усилие и перестанет воображать способы обратить ее кипучую энергию на пользу. Или каково было бы… стоп, хватит. В этом направлении думать нельзя. За годы Джеймс отточил самодисциплину до уровня искусства и собирался применить ее и в отношениях с Грейси. Его сила воли в конце концов победит, она всегда побеждает.


Грейси поняла, что заснуть ей не удастся. В конце концов она перестала даже пытаться и крадучись спустилась вниз, чтобы посидеть в эркере нового дома Шейна и Сесилии. Грейси не хотела оставаться здесь ночевать, она считала, что молодую пару нужно оставить в их первую ночь одних, но они и слушать ничего не желали. А то, что Митч и Мадди тоже остались, лишило Грейси весомого аргумента переночевать в отеле.