Ребекка Донован - Что, если?..

– Рей, помолчи! – строго говорю я.

– Да что ты мне рот затыкаешь? Так оно и было, – возражает моя подруга. – Николь так упивалась собственным совершенством, что на нас ей было плевать с высокого дерева. Нет, правда, ну когда она в последний раз сказала тебе или мне хоть что-нибудь, кроме «оставьте меня в покое»?

Я опускаю глаза:

– Ниель совсем другая.

– Вот именно. Потому что она никакая не Николь. Ну ладно, так когда можно будет посмотреть на эту твою фантазию?

– Не знаю, – отвечаю я. – Надеюсь, они с соседкой завтра придут на вечеринку.

Эрик поворачивается ко мне:

– Если ты так уверен, что Ниель – это Николь, которую ты всю жизнь знаешь, так почему не спросишь ее об этом прямо?

– Ну… это сложно объяснить. Я хочу, чтобы она мне доверяла. Рей, и ты тоже, пожалуйста, ей ничего не говори, когда ее увидишь, ладно? Если Николь выдает себя за другого человека, то, наверное, у нее есть какая-то серьезная причина. А если и правда верит, что она Ниель, значит с ней что-то случилось. По-моему, если мы станем к ней приставать, то сделаем только хуже.

Я с молчаливой мольбой смотрю на Рей.

– Как хочешь, – ворчит та. – Все равно наверняка эта девушка не Николь.

С минуту мы сидим в неловком молчании – Рей теребит язычок пивной банки, Эрик смотрит то на нее, то на меня, пытаясь догадаться, о чем мы умалчиваем.

– Как там Лиам? – спрашиваю я в надежде сменить тему.

– Надоел он мне хуже горькой редьки, – отвечает Рей. – Но хорошо хоть ни в какие неприятности пока не влип.

– Брат твой? – уточняет Эрик.

– Угу. Из-за него-то я до сих пор еще не уехала сюда учиться, – говорит Рей.

– А ты хотела поступать в Креншо?

Я внимательно смотрю на Рей, она кивает. Ей нелегко говорить о том, от чего она отказалась ради брата.

– Ничего, поступлю еще на будущий год, если только у меня музыкальная карьера вдруг не пойдет в гору, – говорит она с бесшабашной улыбкой.

– А почему не сейчас? – недоумевает Эрик.

– Да, понимаешь, Лиама вечно тянет к каким-то отморозкам. Должно быть, они ему любимого папашу напоминают, – поясняет Рей, закатывая глаза. – В прошлом году его чуть не арестовали за хранение наркотиков с целью сбыта. Придурок, каких поискать!

– Ого, – откликается Эрик, широко раскрыв глаза. – Так, значит, ты при нем вроде… полицейского надзирателя?

– Ну да, похоже на то, – со смехом отвечает Рей. – Мне бы его только до выпускного дотянуть, чтобы он не отмочил какую-нибудь феерическую дурь и не сломал себе жизнь. Вот школу закончит и тогда уже пусть сам свое дерьмо разгребает.

– А родители ваши куда смотрят? – спрашивает Эрик.

Рей одним глотком допивает остатки пива. Я не жду от нее ответа. Она не очень-то любит изливать душу, даже мне. Почти уверен: она и на барабанах-то стала играть в детстве, чтобы было по чему подубасить от души. Для разрядки.

Но она все-таки отвечает:

– Родители развелись, когда мы были еще маленькими. Брат жил с нашим идиотом-папашей, пока тот не смылся и не оставил мать еще и по уши в долгах, в придачу к тому, что ей пришлось в одиночку нас поднимать. Вот она и крутилась как могла: работала в больнице в две смены, мы ее почти не видели. Я, можно сказать, у Кэла выросла, у него-то мама на дому работает.

Эрик, кажется, слегка растерян.

– А как же… эта красотка, Николь, она-то откуда взялась?

– Райчел и Николь жили неподалеку от нас, на той же улице, – объясняет Рей. Она глубоко вздыхает и добавляет: – Мы все в детстве очень дружили, а потом они обе нас бросили. Практически одновременно.

– Да ладно тебе, Рей. Райчел просто переехала в Сан-Франциско. А что там произошло с Николь, мы ведь даже и не знаем толком… как оказалось, – говорю я. – Может, и не узнаем никогда.

– Хватит уже, Кэл, – качает головой Рей. – Ну сколько можно ее защищать.

Ну уж нет, я не отступлюсь. По крайней мере, пока не узнаю, что же произошло на самом деле.

Я подхожу к двери Кэла и звоню. Мне открывает миссис Логан.

– Привет, Николь. Рада тебя видеть. А Кэл на заднем дворе.

– Спасибо, миссис Логан, – отвечаю я и иду за дом.

Мама Кэла позвонила моей и пригласила меня в гости. Сказала, что он якобы приготовил для друзей какой-то сюрприз.

Я выхожу на задний двор, и рот у меня растягивается в широкой – нет, широченной – улыбке. Кэл бегает по двору, а за ним носится рыженький щенок.

– Ой, какой хорошенький! – восклицаю я, не сводя глаз с пушистого комочка, который все старается вырвать зубами веревку из рук хозяина.

Кэл останавливается, щенок прыгает ему на ноги и грызет веревку.

– Привет, Николь.

– Давно он у тебя? – Я наклоняюсь и глажу щенка по голове. Он прыгает мне на колени и лижет меня в лицо. – Ой! – Коготки у него острые.

– Хенли, ко мне, – зовет Кэл и оттаскивает его от меня. – Извини. Больно, да?

– Ничего, он же нечаянно, – говорю я и становлюсь на колени, натягивая на ноги подол платья, чтобы щенок меня больше не поцарапал. – Иди сюда, Хенли.

– Папа его только сегодня принес. – Кэл садится на землю напротив меня, и мы вдвоем играем со щенком. А тому, похоже, не сидится на месте – скачет туда-сюда, бегает вокруг нас. – Мама, по-моему, была не в курсе, но сказала: ладно, пусть остается. Я буду помогать папе строить ему будку.

– А мой папа говорит, что от животных одна грязь, – говорю я.

Глядя, как песик катается по траве и гоняется за бабочкой, я думаю, что отец, пожалуй, прав. Но Хенли такой хорошенький!

Мы с Кэлом еще долго играем со щенком, пока я не замечаю, что сегодня нас почему-то только двое.

– А где же Рей и Райчел? – спрашиваю я и пищу перед носом Хенли пластиковой лягушкой – тот в замешательстве: не знает, укусить ее или удрать подальше.

– Не знаю. Я звонил, но их дома не было.

Я не чувствую никакой неловкости, когда остаюсь наедине с Кэлом. Он славный, не то что другие мальчишки в школе. Когда приходят Брэди и Крейг, они обязательно начинают нести какие-нибудь глупости, и Кэлу все время приходится их одергивать. Райчел говорит, что они ведут себя как детсадовцы, с такими ни одна девочка встречаться не захочет.

Райчел считает, что иметь бойфренда – это очень круто. Ему можно рассказывать свои тайны. Вместе ходить в кино. Держаться за руки. И целоваться.

А я… Честно говоря, я сама не знаю, готова ли встречаться с мальчиком. Единственное, пожалуй, что меня тут привлекает, – это кино. Но в кино я и так часто хожу – с Кэлом и его друзьями. Однако никто из них не считается моим бойфрендом.

Я смотрю на Кэла: он несется по двору со всех ног, а Хенли его догоняет. Темные волосы намокли от пота и прилипли ко лбу. Коленки грязные – он же по земле катался. Очки сползают с носа, как всегда. Захотелось бы мне поцеловать Кэла?

При этой мысли я морщу нос.

– Что с тобой? – спрашивает Кэл, часто дыша от быстрого бега. – Тебе что, какая-нибудь букашка в рот залетела?

– Фу! Этого еще не хватало, – отвечаю я. – Я просто подумала… – У меня чуть не вырвалось, о чем именно. Щекам становится горячо.

– Про что ты подумала? Скажи. Честное слово, я никому не разболтаю.

Я снова становлюсь на колени возле Хенли. Он лежит на спине и дрыгает лапками в воздухе. Я чешу ему пузико и смеюсь – он такой забавный. Щенок тоже дышит часто-часто. Я чувствую, как бьется маленькое сердечко.

Не глядя на Кэла, спрашиваю:

– Ты когда-нибудь целовался с девочкой?

Хенли плюхается на живот, открывает маленькую пасть, зевает и кладет голову на лапы. Мы с Кэлом все гладим и гладим его. Руки у Кэла грязные, даже под ногтями грязь. Моя мама заставила бы его весь день их отскребать, прежде чем позволила бы ему сесть за стол.

Я смотрю на свои руки, – правда, я тоже играла, но очень старалась не испачкаться. Наши руки, гладящие золотистую шерстку, так не похожи друг на друга.

– Нет, – отвечает Кэл. – Никогда я с девочкой не целовался. И кажется, не хочу пока.

– Ну да, – соглашаюсь я, не глядя на него. – Целоваться противно. – Наши руки соприкасаются. Мы больше не гладим Хенли, который уже заснул, но и не убираем руки с его брюшка. Животик щенка приподнимается и опускается с каждым вдохом. Я перестаю дышать и передвигаю руку – накрываю ею ладонь Кэла.

Рука у него теплая и вовсе не такая твердая, как мне казалось. Я смыкаю пальцы вокруг его пальцев, и он их легонько сжимает. Я смотрю только на наши руки, на его лицо глаза поднять боюсь, но улыбаюсь. Сердце в груди бьется, как бабочка. Может быть, целоваться с мальчиком я пока и не готова, но мне нравится держать Кэла за руку.

– Ты уверен, что они придут? – спрашивает Рей и прижимается к перегородке, разделяющей гостиную и кухню, чтобы две девушки могли протиснуться между нами.

– Я ни в чем не уверен, когда дело касается Ниель, – признаюсь я. – Но Тесс же прислала эсэмэску: написала, что они уже выходят.

– Да, но это было еще час назад, – замечает Рей и подносит ко рту горлышко бутылки.

Я пожимаю плечами:

– Ниель любит ходить пешком. Могут и задержаться.

– Пешком из кампуса? Она что, ненормальная?

Я не отвечаю, только усмехаюсь.

Хочу уже спросить, куда это Эрик подевался, и тут входит Ниель.

– А вот и она!

Рей оборачивается, чтобы посмотреть, но ей ничего не видно: она слишком маленькая, а на кухне собралась целая толпа.

Волосы у Ниель распущены, как раз как я люблю, – непослушными волнами спадают на плечи. Макушку у нее припорошило снегом, а щеки и кончик носа красные от холода. Голубые глаза блестят, когда она обшаривает ими толпу. Видит меня и останавливается. Я напряженно жду ее реакции. Она улыбается, я облегченно вздыхаю и улыбаюсь в ответ.

Тесс машет мне рукой, одними губами бормочет извинения и закатывает глаза, кивая на подругу.