- Просто любопытно, - говорит Найэль с кривой улыбкой. – И ты сбежал от всех них?

- Иногда они сами сбегали, - рассказываю я ей, чувствуя себя некомфортно от осуждения.

- И ты позволил им? – когда я не отвечаю, она спрашивает. – Почему?

Я смотрю на стоящую за Найэль высокую черную женщину с ниспадающими темными волосами, свисающими к ее талии. Она стройна, но в ней распознается спортсменка.

Найэль поворачивается, чтобы увидеть, кто завладел моим вниманием.

- Привет, Жасмин, - приветствует ее радостно Найэль. – Это Кэл.

- Привет, - говорю я, полностью осознавая, каким образом она зарабатывает достаточно денег, чтобы попасть в колледж.

Она осматривает меня с головы до ног и просто кивает.

- Милый тип парня – живущего – по – соседству, - говорит она Найэль, передавая ей стодолларовый счет. – Расти хочет, чтобы я сказала тебе, что предложение все еще в силе. Я ему сказала, что ты уезжаешь из города, но он настойчив.

- Мило с его стороны, - говорит Найль, слегка улыбнувшись. – Но я думаю, что это будет весьма неловко для всех, если я заберусь на сцену.

- Нужно узнать, - Жасмин переводит свое внимание на меня. Ее тон низкий и немного угрожающий. – Я тебя раньше здесь не видела.

- Кэл не из таких парней, - говорит Миша, подмигивая, когда появляется около меня. Она берет поднос с напитками, и я практически подпрыгиваю со стула, когда чувствую какое-то скольжение в мой задний карман, когда она проходит мимо меня. Я смотрю ей вслед, не способный шелохнуться. И что это было?

Чтобы это ни было, я не собираюсь лезть в карман, чтобы выяснить это, особенно когда я смотрю на Жасмин, руки которой скрещены на груди, и ее брови сдвинуты.

- Найэль, что ты делаешь с этим парнем? Ты ему доверяешь?

Обличительный тон Жасмин прививает мгновенную вину — даже притом, что я не сделал ничего плохого.

Найэль изучает меня, словно ей нужно это обдумать. Я внезапно опасаюсь, что если она не ответит положительно, то Жасмин надерет мне задницу.

- Я живу с ним, - отвечает Найэль. Я моргаю, часто. – И да, я доверяю ему.

Я не слышал, что Жасмин сказала прежде, чем ушла. Я не слышал, что Найэль сказала в ответ. Я даже не заметил, когда перед нами поставили бургеры.

- Чего ты так смотришь на меня? – спрашивает Найэль, собираясь взять свой бургер.

Я обнимаю ее рукой за шею и притягиваю к себе, целуя ее. Она упирается руками в мою грудь, целуя меня в ответ. Когда мы отстраняемся, то она тяжело дышит, и ее щеки раскраснелись.

- А это еще было зачем? – спрашивает она.

- Потому что ты доверяешь мне, - отвечаю я, ухмыляясь.


НИКОЛЬ

Август — Перед восьмым классом


- Что значит, ты переезжаешь? – спрашиваю я, в надежде, что неверно ее расслышала.

- Мы переезжаем в Сан-Франциско, - говорит Ришель, сидя на моей кровати. Ее глаза красные от слез.

- Когда? – спрашиваю я. Мое горло сжимается, и слезы наполняют мои глаза.

- Завтра.

- Нет! – бросаю я в ответ, тряся головой. – Нет. Ты не можешь. Ты не можешь уехать, Ришель.

Слезы струятся из ее глаз.

- Почему завтра? Я не понимаю. Почему так скоро?

Ришель пожимает плечами. – У моего отца новая работа. И… моя мама хочет переехать сейчас. Она говорит… мы должны.

Все как-то неправильно. Слишком скоро.

- Ты сказала Кэлу? Или Рей?

Ее лицо искривляется, и она плачет в руки, тряся своей головой. – Я не могу.

- Почему? Ты должна сказать им. Они наши лучшие друзья.

- Так больно говорить об этом тебе. Я не могу попрощаться со всеми. Особенно с Кэлом. Я просто… не могу.

- Ты просто так уедешь?

- Я напишу им письмо. Я надеюсь, ты сможешь отдать ему, когда я уеду.


Глава 14

Понятия не имею, как я сдерживаю себя последние четыре дня, просыпаясь рядом с Найэль. Она настаивает на том, чтобы я спал на своей кровати… рядом с ней. Она говорит, что доверяет мне. «Я доверяю тебе». Я хотел услышать это от нее, но сейчас это самые худшие слова на свете, которые, словно бетонная стена, разделяющая мою кровать пополам. На одной стороне – я, совершенно сбитый с толку, а на другой – Найэль, которая ворочается и периодически кладет руку или ногу на мою сторону так, что мы касаемся друг друга. Кажется, ей все это до лампочки. А мне нет. «Я доверяю тебе». С таким же успехом она могла кастрировать меня.

И к тому же каждый день мне звонит или пишет Рей, требуя отчета. Как будто теперь, когда Найэль живет со мной, она внезапно откроется и расскажет мне обо всех своих тайнах. Наоборот, она стала еще более уклончива и говорит теперь загадочными фразами с непонятным для меня смыслом. Разговор с ней на тему, касающуюся ее жизни, похож на игру в «Скрабл», при этом я не умею читать.

Когда она целует меня, я не беспокоюсь о том, кем она была раньше. Меня волнует только то, что она – единственная, кто целует меня сейчас. Я живу ради того, чтобы прикасаться к ее губам. Мне хотелось бы касаться не только их, но я позволяю ей задавать темп. Я не хочу торопиться, пока она сама не захочет.

Каждый раз, когда мы прикасаемся друг к другу, я весь горю. Пламя ее прикосновений обжигает каждый дюйм моего тела. Всякий раз, когда я думаю, что мы собираемся продвинуться дальше, она останавливается. Без предупреждения. Она встает и уходит. Мне не хватает времени, чтобы успокоиться. Ей нужно просто взять и вывалить поднос со льдом прямо на мои штаны.

Я не верю, что она нарочно мучает меня. Правильнее было бы поговорить с ней о нас. Куда это приведет. Чего мы хотим. Но когда дело доходит до девушек, я никогда не делаю то, что надо. И пусть я фактически окружен, это не облегчает мне задачу.

Вот почему Рей – моя лучшая подруга. Она говорит все, что думает. А я… просто молчу.

– Куда ты собираешься пойти сегодня? – спрашиваю я Найэль, когда она надевает куртку. Она вот-вот исчезнет, поскольку иногда уходит без предупреждения. Даже несмотря на то, что она живет со мной, трудно отследить, когда она уходит.

– Хочешь пойти со мной?

Спрыгнув с дивана, я хватаю куртку. – Конечно.

Я всегда говорю «да», когда она зовет меня с собой. Я никогда не знаю, на что соглашаюсь, но что бы это ни было, это всегда что-то неожиданное.

В воскресенье Найэль сказала, что хочет поиграть в пинбол. Поэтому мы играли в пинбол…проведя весь день в галерее игловых автоматов, о которой, кажется, знают только местные геймеры. Это старая галерея, в которой темно и пахнет несвежими чипсами и плесенью. Не самое лучшее сочетание. Тем не менее, здесь есть все устаревшие видеоигры. Когда мы вышли оттуда, мои пальцы были покрыты волдырями.

Вчера она купила тридцать воздушных шаров, наполненных гелием, и привязала к каждому ленточки с сообщением: «Тебя любят». Потом мы поехали на заброшенную ферму и вышли на середину заснеженного поля.

Перед тем как отпустить их в небо, я спросил: – Это есть в твоем списке?

– Вроде того.

Я ждал, зная, что за этими словами есть что-то еще.

– Вообще-то в списке было написано «Прожить снова самый счастливый день в жизни».

Я посмотрел на облако цветных шаров. – Ты делала это раньше?

– Нет. Она радостно улыбнулась и потрясла головой. Затем она выпустила шары в серое зимнее небо, раскрасив его цветными пятнами. – Но теперь у меня появится возможность когда-нибудь повторить это.

Я засмеялся. А потом притянул ее к себе и поцеловал. Такой момент заслужил поцелуя, и поэтому я постарался, чтобы его окончание было наилучшим. Я продолжал целовать ее, пока цветные точки уплывали над нашими головами.

Так что сегодня я не знаю, куда она поведет меня. И я не возражаю. Никаких ожиданий. Потому что я знаю, что поступки Найэль сверх всяких ожиданий.

– Куда сегодня? – спрашиваю я, заводя грузовик.

– Сперва нам нужно заехать к Элейн, – отвечает Найэль, придвигаясь вплотную ко мне.

– А потом? – снова спрашиваю я.

– А потом… мы собираемся сделать мир немного счастливее. - Она подпрыгивает на сиденье и целует меня в щеку.

Кажется, в ее ответах никогда не будет ответа.

После сбора у Элейн нескольких сумок, набитых, по-видимому, вещами для строительства космического корабля, Найэль садится на место водителя. Она даже не спрашивает. А я не собираюсь спорить. Она, очевидно, не хочет, чтобы я знал, куда мы едем, пока не доберемся туда. Но последним местом, куда я ожидал приехать, оказывается детская больница.

В Креншоу есть уважаемая медицинская школа, куда отовсюду приезжают люди на обследование. Я слышал, они занимаются самыми современными исследованиями. Это одна из причин, почему студенты учатся в университете.

Я учусь не из-за этого.

Следуя за Найэль по вестибюлю больницы, я пытаюсь подготовиться к тому, что мы собираемся делать. Но, по правде говоря, нет никакого способа подготовиться к этому. Это не похоже на растяжку перед забегом.

– Они просто дети, – говорит Найэль, отрывая меня от моих мыслей. Она внимательно смотрит на меня и дарит обнадеживающую улыбку.

– Что, так заметно? – спрашиваю я.

– Ты слегка побледнел, – замечает она, дотрагиваясь до моей руки, когда лифт останавливается. – Мы должны помочь им не забыть.

– Не забыть что? – спрашиваю я, позволяя ей вести меня по коридору.

– Что они дети. Не важно, через что им приходится пройти. Они все равно остаются детьми.