– Тогда…, – Эрик кивает в сторону Найэль. – Кто это?

– Привет, Эрик, – хрипит Найэль из-под одеяла.

Эрик подкрадывается, чтобы лучше разглядеть и понять, кто говорит. Найэль сбрасывает одеяло.

– Ты принес горячий шоколад?

– Девушка с озера! Черт возьми! – восклицает Эрик. – Не ожидал увидеть тебя под одеялом.

– Ой. Не так громко, – умоляет Найэль, искоса глядя на него. Я сочувственно потираю ее плечо.

– Слегка напилась вчера вечером? – спрашивает он с усмешкой. – Ты была вне себя и с кем-то подралась?

– Ага, – отвечает она скрипучим голосом.

– Ах да, – говорю я, вспомнив внезапно, – как твоя рука?

– Подожди. Ты реально побила кого-то? – Рот Эрика широко открывается. Потом он начинает смеяться. – Ты ударила Кэла, и я это пропустил?

Я бросаю на него взгляд.

– Почему я должна была ударить Кэла? – спрашивает Найэль. – Рука в порядке. Но голова болит так ужасно, что я больше ничего не чувствую.

– Покажи мне руку, – прошу я.

Найэль высовывает кисть из-под одеяла. Она такая хрупкая, что невозможно представить, как ей можно ударить кого-нибудь в лицо. Я подкладываю свою руку, чтобы внимательно рассмотреть и изучить ее кисть. Суставы на пальцах красные, но не поранены. Хорошо, что она была в перчатках.

– Выглядит неплохо, – говорю я. Но прежде чем перевернуть ее кисть, она засовывает ее обратно под одеяло. Я не увидел то, что она прячет от меня. Но она определенно что-то скрывает.

– Что ты принес нам? – спрашиваю я Эрика.

– Ну, я не знал, что кормлю трех человек, – отвечает Эрик.

– Я не хочу есть, – говорит Найэль и издает такой звук, как будто от одной мысли о еде ее тошнит.

– А разве у нас нет бутылки «ПауэРейд» или другого спортивного напитка в холодильнике? – спрашиваю я, все еще не желая вставать.

Эрик смотрит на Найэль, лежащую у меня на коленях, и трагически отвечает: – Ну, позвольте мне сходить проверить.

Он возвращается со спортивным напитком и пакетом еды.

– Спасибо. Я беру бутылку и открываю ее. – Найэль, ты должна выпить это. Это поможет снять головную боль.

– Итак, чем займемся сегодня? – спрашивает Эрик, откидываясь на спинку кресла и собираясь развернуть гамбургер.

– Ничем, – отвечает Найэль, осторожно поднимая голову, чтобы отпить глоток.

– Ну, звучит захватывающе, – отвечает Эрик саркастически. – Намечается вечеринка…

– Нет, – быстро перебивает Найэль. – Никаких вечеринок. Пожалуйста.

Я смеюсь и пожимаю плечами: – Никаких вечеринок.

Эрик мнет обертку от гамбургера, который он только что проглотил. – Я собираюсь встретиться с ребятами в спортзале, чтобы поиграть в бейсбол. Я должен был спросить тебя…, – затем он смотрит на Найэль и делает паузу. – Я думаю, мы увидимся позже.

– Спасибо за еду, – говорю я, наблюдая, как он исчезает в своей комнате.

Найэль переворачивается на спину, так что теперь она видит меня верх тормашками. Я убираю волосы с ее лица. Она слегка улыбается. Потом она закрывает глаза и засыпает. Я наблюдаю, как ее глаза двигаются под веками, и глажу ее руку. Я знаю, что прямо сейчас она несчастна. А я нет.

* * *

– Хенли, слезай, – прошу я его, когда он вскакивает на кушетку рядом с Николь.

– Ничего страшного, – говорит Николь, гладя его за ушами. – Привет, Хенли. Я так рада тебя видеть.

Он прыгает обратно на пол, и она смахивает его золотистую шерсть со своей юбки.

– Как твой бейсбольный матч? – спрашивает она, сбрасывая туфли и ложась на маленькую подушку так, что ее голова лежит рядом с моей ногой. Она складывает руки вокруг живота и лежит почти неподвижно с прямыми ногами.

Я наблюдаю за ней, она смотрит на меня ярко-голубыми глазами.

– Тяжелый день? – спрашиваю я, откладывая джойстик для видеоигры. Николь обычно делает так всякий раз, когда ее что-то беспокоит. Я поддразниваю ее, потому что у меня возникает чувство, что она лежит на кушетке в кабинете психиатра. Хотя я знаю, что у психиатров действительно нет кушеток для пациентов – по крайней мере, у моей мамы их нет.

– Сегодня Ланс пригласил меня на свидание, – тихо говорит она.

Мое сердце замирает.

– И что ты ему ответила? – У меня такое чувство, что в горле застряла наждачная бумага.

Николь садится на диванную подушку рядом со мной. – Что не хочу ни с кем встречаться.

– О, – говорю я с облегчением. Но тогда… постой-ка. – Ты не хочешь?

Она смотрит на меня и пожимает плечами, но не отворачивается. Похоже, она чего-то ждет. – Теперь, когда мы не в начальной школе, предполагается, что мы должны хотеть этого?

– Не знаю, – отвечаю я. С тех пор как мы перешли в шестой класс пару месяцев назад, я еще ни разу никого не пригласил на свидание. Но с другой стороны, единственная девочка, которую я хотел бы пригласить на свидание, смотрит на меня прямо сейчас.

Николь берет меня за руку и закрывает глаза. – Все так запутанно. Я пока что не хочу об этом думать.

Я боюсь, что у меня вспотела рука, и хочу вытереть ее. Но ей, кажется, все равно. Она иногда так делает, просто сидит здесь с закрытыми глазами и держит меня за руку, как будто у меня есть какая-то волшебная сила, от которой ей станет легче. Раньше это никогда меня не беспокоило. Но сегодня все по-другому или, по крайней мере, я хочу, чтобы все было по-другому.

– Привет! – кричит Ришель, стоя на верху лестницы.

Николь от неожиданности открывает глаза. Она отпускает мою руку и почти отпрыгивает на другую сторону кушетки, когда Ришель спускается по лестнице с пустой бутылкой «Маунтин дью».

– Чем занимаетесь, ребята? Пойдемте к Рей. Парни здесь. Я думала, что мы могли бы поиграть. - Она смотрит на меня и улыбается.

* * *

– О чем ты думаешь? – спрашивает Найэль, открыв глаза. Я смотрю на ее руку в своей руке и широко улыбаюсь.

Я качаю головой. – Ни о чем. Хочешь, посмотрим фильм?

– Ты не против, если я приму душ? Может, мне станет лучше.

– Конечно, – говорю я. – Хочешь, я достану что-нибудь поесть?

– У тебя есть арахисовое масло и желе? – просит она.

– Есть, – отвечаю я ей. – Виноградное или земляничное?

Найэль встает с кушетки. – Земляничное.

Когда она выходит из душа, я жду ее с бумажной тарелкой, на которой лежит сэндвич с арахисовым маслом и земляничным желе и горстка «Доритос».

– Теперь намного лучше, – говорит она, выбрасывая пустую бутылку от спортивного напитка в мусорное ведро. Она находит в шкафчике чашку и наливает в нее воду, затем садится на кушетку рядом со мной. – Отлично! Спасибо. - Она начинает есть так, как будто не ела несколько недель. Просто глотает еду, не прожёвывая.

– Только не дыши на меня потом, – поддразниваю ее я.

– Что? Разве ты не думаешь, что запах арахисового масла с примесью «Доритос» сексуален? – спрашивает она, хрустя чипсами.

– Не совсем, – хихикаю я. Не успеваю я опомниться, как она уже сидит на мне верхом и дышит мне в лицо. Я стараюсь не смеяться, поскольку задерживаю дыхание, отвернув от нее голову. Она наклоняется ближе, поэтому я хватаю ее за запястья, чтобы удержать на месте. Она смеется, когда пытается вырваться из моих рук.

– Почувствуй запах моего арахисово - чипсового дыхания, Кэл! Я знаю, что ты этого хочешь.

Резким движением я кладу ее на кушетку таким образом, что оказываюсь у нее между ног, зажав ей руки у нее над головой.

Она улыбается мне. Я замираю. Внезапно мне становится все равно, как у нее пахнет изо рта, и я приближаюсь к ее лицу, от которого пытался уклониться всего несколько секунд назад. Она освобождает руку и запускает ее в мои волосы.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь поцеловать ее, она говорит: – Тебе нужно подстричься. Затем она внезапно встает, чуть не ударив головой мне в челюсть. – Ой. Можно мне подстричь их?

– Ты хочешь подстричь мне волосы? – спрашиваю я и откидываюсь на подушку, потерпев поражение. Опасно пытаться поцеловать эту девушку.

Найэль наклоняется и съедает последний кусок сэндвича. – Да. И обещаю сначала почистить зубы. У тебя есть машинка для стрижки волос? Или ножницы? Или бритва?

Прежде чем я успеваю отреагировать, она встает с кушетки и уже оказывается в ванной.

– Никаких бритв, – твердо говорю я, представляя картины кровопролития. Я слышу, как она роется в содержимом шкафа в ванной.

Она возвращается с черной сумкой с машинкой для стрижки волос Эрика.

– Где ножницы? – спрашивает она, положив сумку на журнальный столик. Не помню, чтобы давал согласие на это.

– В моей комнате, в ящике стола, – говорю я ей, полагая, что если эта затея провалится, то я отстригу их машинкой так коротко, как делал это в средней школе.

Она возвращается с ножницами и тащит за собой мое рабочее кресло.

– Садись сюда, – приказывает мне она, ставя стул посередине комнаты.

– Ты делала это раньше? – спрашиваю я, садясь на стул.

– Не совсем так, но что-то вроде того. - Это был не ответ.