Она приготовила себе и Максу куриный бульон, запекла пиццу в микроволновке, но аппетита у малыша не было никакого. Да и самой Олимпии есть не хотелось. Она заставила себя выпить кружку горячего бульона, чтобы немного взбодриться.

Едва Олимпия уложила малыша спать, погасила свет и направилась к себе, предвкушая горячую ванну, как раздался звонок.

Звонила Фрида справиться о здоровье внука.

– Бедняжка, у него такой жалкий вид! Весь обмазан болтушкой. У него сыпь даже на ушах, на носу, во рту…

– Бедненький… А как твоя простуда? Или это вирусная инфекция?

– Не знаю, – созналась Олимпия. – Боюсь подумать, что будет, если я к субботе не приду в себя.

– Я тоже, – пробурчала Фрида.

Олимпия не узнавала голоса свекрови. Сначала она не заметила, но теперь отчетливо слышала, что та говорит как-то невнятно. Олимпия сначала подумала, что свекровь выпила чего-нибудь крепкого, но потом она испугалась, не инсульт ли это. Пять лет назад у Фриды случился инфаркт, но с тех пор на здоровье она не жаловалась.

– С тобой все в порядке? – забеспокоилась Олимпия.

– М-м… да… – Старушка замялась, и невестка уловила, что голос у нее дрогнул. – Честно говоря, сегодня со мной кое-что произошло, – смущенно проговорила Фрида.

Она дорожила своей независимостью, прекрасно справлялась с хозяйством и не хотела быть никому обузой. Когда заболевала, старалась не говорить о своих болячках, а признавалась обычно спустя много дней.

– Что случилось? – встрепенулась Олимпия, в очередной раз вытирая нос.

Последовала долгая пауза, и Олимпия вдруг испугалась, не заснула ли Фрида с трубкой в руке. Нет, она определенно выпила.

– Фрида? – окликнула Олимпия и услышала слабые звуки в трубке.

– Прости… У меня немного голова кружится. Когда объявили, что будет метель, я решила, пока погода позволяла, дойти до магазина. Поскользнулась. Но теперь все в порядке. – Судя по ее голосу, в это верилось с трудом.

– Что случилось? Ты не ушиблась?

– Ничего серьезного, – успокоила Фрида. – Через несколько дней буду в норме.

– Что значит «в норме»? Ты с врачом говорила? Что сказал врач?

Снова повисла долгая пауза.

– Я сломала лодыжку, – призналась Фрида. – Под снегом оказался лед, ну я и поскользнулась… Так обидно! А еще под ноги смотрела, осторожно шла…

– О господи, ужас какой! Так ты была у врача? Почему мне сразу не позвонила?

– Я же знаю, как ты на работе занята. Не хотела беспокоить. Я позвонила Гарри, но не дозвонилась. Совещание…

– Он до сих пор совещается, – сказала Олимпия, крайне расстроенная происшествием и тем, что ничем не смогла помочь. – Надо было мне позвонить, Фрида! – И как она там одна справилась?!

– Ничего страшного, меня на «Скорой» увезли в университетский госпиталь.

Фрида не сказала, что это было целое приключение и в травматологии она проторчала до вечера.

– Так у тебя нога в гипсе?

Олимпия была в ужасе. Что там ветрянка, что бронхит, что ее собственная простуда!

– По самое колено.

– Как же ты домой добралась?

– Никак.

– Никак? Так ты где?! – Час от часу не легче!

– Пока еще в госпитале. Они меня одну не отпустили. Представляешь, теперь несколько недель на костылях скакать! Слава богу, что я не сломала шейку бедра!

– Боже мой, Фрида! Я сейчас же приеду за тобой. Поживешь у нас.

– Ни за что! Не хочу быть вам обузой. Завтра мне станет легче. А на бал я все-таки поеду!

– Конечно, поедешь. Мы достанем тебе кресло-коляску.

У Олимпии в голове уже крутилась мысль, как это можно будет организовать. Ну почему все неприятности словно дожидались этой последней перед балом недели, чтобы обрушиться на них?!

– Нет, я пойду своими ногами! – заупрямилась Фрида, хотя врачи ей уже сказали, что несколько недель она не сможет наступать на левую ногу. Придется передвигаться на костылях. Но она твердо решила никого не утруждать. Как всегда, она была уверена, что справится сама.

– Переночуешь у нас. Ты же болела ветрянкой, да?

– Наверное. Если б я это помнила! Это меня как раз не пугает…

Но Олимпия знала, что у пожилых людей ветряная оспа может перейти в опоясывающий лишай. Однако оставлять Фриду дома одну тоже было нельзя. Чего доброго, снова упадет и сломает что-нибудь еще. Она должна сейчас жить у них.

– Не хочу беспокоить вас с Гарри и детей, – упрямо повторила Фрида. Речь ее опять стала сбивчивой.

Олимпия наконец поняла: женщине наверняка дали обезболивающее.

– Ты нас совсем не побеспокоишь, а в больнице тебе делать нечего. Тебя могут отпустить сегодня?

– Думаю, да, – через силу проговорила свекровь.

– Я позвоню и справлюсь у сестры, потом тебе перезвоню.

Олимпия записала номер палаты и телефон сестринского поста. Фрида четко повторила номер и опять стала извиняться за причиненные неудобства.

– Успокойся и отдыхай! – строго приказала Олимпия и положила трубку. Попыталась дозвониться до Гарри, но его персональная линия была переключена на автоответчик, а секретарша давно ушла. Был уже девятый час вечера.

Олимпия позвонила в клинику, и ее заверили, что у миссис Рубинштейн все в порядке и ее оставили на ночь только для того, чтобы ей не пришлось быть дома одной. Поскольку у нее были сильные боли, ей дали викодин, но необходимости держать ее в клинике нет. Для ее возраста здоровье у нее удивительно крепкое и рассудок ясный. Дежурная сестра назвала ее «душкой». С этим Олимпия была согласна.

Потом она позвонила няньке сына и попросила прийти еще ненадолго. К счастью, женщина жила неподалеку и уже через двадцать минут звонила в дверь. Олимпия рассказала ей о происшествии. Пока нянька добиралась, Олимпия переоборудовала гостиную первого этажа в комнату для Фриды. Тут была и ванная, и телевизор, и раскладная кровать – они пользовались этой комнатой, когда гости оставались на ночь. Фрида сможет оставаться у них столько, сколько потребуется. Олимпия не сомневалась, что такого же мнения будет и Гарри. В половине девятого она вышла из дому, а уже через час вернулась вместе с Фридой. Гарри все еще не пришел с работы.

Олимпия устроила Фриду, покормила ее, включила телевизор, взбила ей подушки, отвела в ванную, а потом уложила в постель. Обессиленная Олимпия только успела подняться к себе, как приехал Гарри. Вид у него был измученный. У Гарри выдался неимоверно трудный день, в суде слушалось дело, к которому было приковано внимание прессы, что никак не упрощало жизнь ему и другим судьям.

– А кто это у нас в гостиной? – Гарри решил, что это кто-нибудь из приятелей Чарли. Обычно, когда дети собирались, в этой комнате приходилось размещать кого-то из гостей. Это была единственная гостевая комната в доме.

– Твоя мама, – ответила Олимпия, в тысячный раз вытирая нос. Вечерняя вылазка не прошла даром, насморк у нее заметно усилился.

– Мама? Что она тут делает? – опешил Гарри.

– Сломала лодыжку. Ее отвезли в университетский госпиталь на «Скорой», а она мне позвонила, только когда ей наложили гипс. Я всего полчаса назад ее привезла.

– Ты это серьезно? – Гарри не мог прийти в себя от услышанного.

– Абсолютно! – Олимпия снова высморкалась. – Она не может сейчас быть дома одна. У нее нога в гипсе, я и костыли для нее привезла. Пусть пока у нас поживет, ты ведь не возражаешь?

Гарри покачал головой.

– Как я могу возражать?! Она еще не спит?

– Несколько минут назад не спала, но ее накачали обезболивающими. Боль была, наверное, сильная. Я ей сказала, чтобы вызывала нас по интеркому, если что. И чтобы не вздумала одна ходить в туалет. Ты же ее знаешь! Не удивлюсь, если она утром кинется готовить нам всем завтрак. Придется ее к кровати привязывать.

– Пойду посмотрю, как она там, – забеспокоился Гарри и у двери оглянулся. – Я тебя люблю! Спасибо, что забрала маму, умница ты моя!

Олимпия улыбнулась в ответ.

– Другой мамы у нас с тобой нет.

– Ты лучшая жена на свете!

Гарри вернулся быстро, потрясенный видом внушительного гипса и костылей, прислоненных к кровати. Фрида уже спала.

– Я выключил телевизор, а свет оставил. Она спит как убитая. Ну и гипс!

– Сказали, перелом нехороший. Но она права: еще повезло, что это не бедро. Если это можно назвать везением. А что у тебя сегодня было, почему ты так поздно?

– Да тоже ничего хорошего. Пресса нас с ума сведет. А у тебя голос совсем больной. Ты-то как себя чувствуешь?

– Под стать голосу. Надеюсь, погода не помешает Чарли попасть домой. Вся надежда на него.

Гарри вдруг почувствовал себя виноватым.

– Прости, что не смогу взять отгул. Сейчас правда не могу.

– Я знаю, – грустно ответила Олимпия. – Я и сама не могу. На работе дел невпроворот. Маргарет взяла неделю отпуска: у нее мама легла на операцию.

– Господи, в этом городе есть кто-то, кто не болеет?

– Ты. И слава богу. – Ветрянка, перелом, простуда – любые варианты. Олимпия молилась, чтобы Вероника с Джинни прибыли на бал здоровыми, а ведь до субботы уже совсем рукой подать. – Если хочешь, ложись сегодня в комнате Чарли, – сказала она мужу. – Не хватает еще тебе заразиться гриппом!

– Не говори ерунды! Я не боюсь заразиться! И вообще, я никогда не болею. Ну вспомни, когда я болел в последний раз?!

– Шшш! – Олимпия прижала палец к его губам. – Не говори так, а то сглазишь!

Гарри рассмеялся и отправился в душ, а через полчаса уже лежал рядом с ней в кровати. Олимпия продолжала шмыгать носом и кашлять, но, перед тем как заснуть, она все же сходила проведать Макса. Мальчик крепко спал.

– Похоже, на эту неделю наш дом превращается в лазарет, – пошутил Гарри и обнял жену. Олимпия поспешно отстранилась и отодвинулась к самому краю кровати.

– Не приближайся ко мне, умоляю! Хоть кто-то в нашей семье должен остаться здоровым! Знаешь, Гарри, мне так жалко маму! Ей так не повезло! И надо же было такому случиться как раз перед торжеством.