— А вот возьмем и всю ночь пролежим здесь, — сказала она.

Он кивнул головой:

— Если не спать, то здесь лучше.

— Там задохнуться можно. А если двери откроешь, так тот бандит разве постыдится в дом залезть?

Северин молча согласился. В душе он боялся повторения ночных кошмаров. А вдруг — снова? Вдруг не помогли ее слова, глаза, прикосновения? Но вслух он сказал:

— Здесь по крайней мере костер в твоих глазах отражается. И звезды.

— Я тебе покажу звезды. Пират!

Будрис засмеялся.

— А он сегодня возьмет и не явится, — сказала она. — Надоело ему, да и все. А если и придет — ты его убьешь. Такого можно, раз он обнаглел и людей выслеживает.

— Убить? Его? Да ты что? Я кого хочешь убью, только не его.

Он ни за что не убил бы теперь этого леопарда.

— Я понимаю, — сказала она. — Этот леопард свел нас, правда?

— Правда. Сотворил из нас одно.

И это было так. Смерть, что ходила вокруг по джунглям, родила любовь, жизнь. Возможно, спасла от всего темного, что подстерегает человека, что столько времени стояло и ждало, когда он, надломленный, упадет.

…Они легли у костра. Его пламя взлетало вверх, пожирая ветки, сушняк, валежник. Но они запасли огромную гору хвороста, хватило бы и на две ночи.

Огненный свет разливался по стволам и кронам деревьев. Иногда в этом багрянце пролетали высоко над землей белки-летяги. Планировали, меняли свой воздушный маршрут.

Какая-то сила притягивала их к костру, и они, повиснув на стволе дерева или опустившись на сук, замирали. Их глаза, большие, черные, с красной искоркой от огня, с любопытством рассматривали двоих непонятных, что примостились внизу, возле причудливого желто-красного живого куста.

Стоило только шелохнуться, и зверек поводил тупоносой головкой, срывался с места и летел во мрак.

Они лежали и говорили о звездах. Постепенно разговор угас. Молча лежать было лучше. Лежать и чувствовать тепло рядом, ощущать рукою ее плечо, сердцем — всеобъемлющий покой звездного неба, джунглей, кедров, гор, огня, всей земли, которая до последней былинки принадлежала им. Ему и той, что была рядом. Не было ничего лучше ее, и этой ночи, и этого мира.

Внезапно он ощутил спиной какой-то тревожный холод. Не звук, не запах, не дыхание ветра, а именно что-то нематериальное. Как будто кто-то смотрел ему в затылок.

Мужчина искоса посмотрел в ту сторону. Там никого не было. Трепетная грань багрянца и тьмы. И никакого признака чего-то живого.

«Что такое?» — взглядом спросила она.

«Не знаю», — так же взглядом ответил он.

Тревога не проходила. Какой-то инстинкт присутствия, который, наверное, в высшей стадии был свойствен полудиким предкам и который возродился у него за эти дни.

Пятно света сужалось. Северин лежал, весь внутренне скованный. Предчувствие постепенно крепло. Человек уже словно кожей улавливал, что кто-то стоит в темноте, что этот кто-то плавно, как челн на воде, приближается к нему, как будто совсем не передвигая ноги.

— Леопард!!!

И тот словно ответил из мрака тем же словом, захлебнулся, а потом рыкнул:

— Кх… лео-парррд!!!

На мгновение вспыхнул костер, и человек увидел приплюснутую голову и злобную морду зверя почти у самого огня.

Человеку было бы несдобровать, если бы на чудовище не бросился Амур. Морда в морду и зубы в зубы.

Рев, хрипение, два тела, которые сплелись на траве. Белое и пятнистое, лоснящееся, все в переливах мускулов.

— Ар-ар-ар! Ар-ар-ар! — Визг, рычание, рев, басовитое ворчание. Будрис выхватил из огня головню и швырнул ее в зверя.

Взметнулся фонтан искр, запахло паленым. Дьявольский вопль разорвал ночь… Это было невероятно, но кошка не испугалась огня, не отскочила. И тогда человек со всех сил пнул ее ногой.

Свившись в клубок, леопард взвился вверх, как мяч, забился в воздухе с бешеным, яростным рыком, от которого, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Он свалил бы мужчину с ног, но Амур снова успел вцепиться в зверя, рвануть его и осадить на землю. Человек только на мгновение ощутил на лице волну смрадного дыхания, а ошалевшее чудовище уже снова бросилось на пса.

Горловым, страшным криком закричала женщина. Но человек уже не боялся, не рассуждал, не думал, он чувствовал только красный туман в глазах и соленый вкус крови во рту.

Схватив кривую, тяжелую дубину, он грудью, животом, всей тяжестью своего тела упал на спину леопарда, с диким сладострастием скрюченными пальцами левой руки схватил и вывернул шелковистый загривок, а правой, в которой была дубина, обрушил на плоскую голову зверя сокрушительный удар, и еще один — с неожиданной, радостной дрожью. И еще.

В этот момент над головой разорвали темень неба два снопа огня.

Леопард, весь обмякший, выскользнул из-под человека и, шатаясь, оседая, приникая ослепленной головой к земле, устремился прочь от огня, в темный ночной лес.

Человек вскочил на ноги и бросился было за ним, но удержался, метнул взгляд на женщину. Побелевшая, она почти без сознания стояла у костра, и два ствола дымились в ее руках. И тогда он почувствовал, что зубы у него оскалены, увидел, что весь он залит кровью. Закрыв глаза, он с трудом разжал пальцы и бросил дубину в огонь.

— Прости, — хрипло сказал он. — Я не выдержал, когда ты закричала. Я словно одурел.

— Он ранил тебя?

— Нет. Это, наверное, его кровь.

— Я бы убила его, если бы ты… вдруг не навалился. Боже, и я тогда чуть не выстрелила. О-о…

— Ясно, — он говорил с нарочитой грубостью. — Каждый на твоем месте растерялся бы. Посмотри, как там собака.

Женщина склонилась над Амуром, который, весь дрожа, зализывал раны.

— Когтями подрал. Довольно сильно, но, по-моему, не страшно. На плече след зубов. Чуть выше — и сонная артерия. Тогда бы конец.

— Надо перекисью плечо промыть. Остальное сам залижет.

Они двигались машинально, словно в густом тумане, словно во сне. И только потом, убедившись, что жизни собаки, что их жизни ничто не угрожает, оцепеневшие, сели возле огня.

— Ужас какой… О боже мой, какой ужас! Четыре зверя. Я не… удивилась, если бы мы начали грызть его.

В воздухе отдалось глухое рыдание. И только тут мужчину начало трясти. Он схватил ее и прижал к себе, с ужасом думая, чем все это могло кончиться. Прерывистое дыхание толчками вырывалось из его груди.

— Тогда бы я… и совсем не простила себе. За одни мысли… За все.

— Не надо… Не надо… Не надо…

Притихла ночь.

…Леопард не появлялся, ушел куда-то в джунгли, в дебри, в глушь, подальше от человека.

XV. ПОКАЯННЫЙ ПСАЛОМ РАЗЛУКИ

Через неделю машина заповедника везла их горной дорогой на пристань: его, ее и Амура. Денисов отдал собаку, узнав о том, что случилось в ту ночь возле охотничьей избушки.