— Да давай! Господи, ну почему же ты не можешь просто доставить себе радость? — «Или уйди отсюда», — добавила она мысленно. — Посмотри, всем, кроме тебя, здесь весело. Ты знаешь, что выглядишь как полицейский в притоне?

Приняв у нее из рук чашку и оторвавшись от стены, он взял ее под локоть и повел из комнаты через примыкавшую к дому оранжерею. Музыка доносилась еще громко, но в оранжерее было пусто, за исключением валяющегося в углу тела, то ли спящего, то ли мертвого. Лео закрыл за собой стеклянную дверь, шум вечеринки сделался немного приглушенным.

— Мне стоит извиниться перед тобой, — сказал он. — Не знаю, что я такого сказал, но очевидно, тебя это здорово задело.

— Ну, давай, — ответила она, опуская лицо к чашке с пуншем.

— Что — «давай?»

— Извиняйся. — Она улыбнулась. — Я жду.

Он искоса взглянул на нее:

— Я уже сделал это.

— Нет, ты только сказал, что стоит это сделать.

Он долго оценивающе смотрел на нее. Не отводя взгляда, она подумала, что его глаза цветом напоминают увядающую траву. Скучный для него разговор затягивался, и он решил завершить его:

— Прости, что обидел тебя. Я чувствую себя не в своей тарелке в такой обстановке. Я уже слишком стар для таких развлечений, и они только действуют мне на нервы.

— Тогда зачем ты вообще пришел?

— Потому что… — Он посмотрел на пунш, затем, к удивлению Джулии, сделал глоток. И, как она и ожидала, поморщился. — Потому что нам с Робом никак не удается поговорить, не споря. Когда сегодня я приехал к нему, он сказал, что его пригласили, и было совершенно понятно, что ему хочется пойти. Поэтому я и пошел с ним. Мне не хотелось в эти выходные вступать с ним в конфронтацию.

Джулия старалась твердо стоять на ногах перед ним. Казалось, что пунш, проскользнув через желудок, по какому-то окружному пути добрался непосредственно до мозга.

— Так зачем тогда было вообще приезжать в Оксфорд? Ты мог бы спокойно сидеть себе в Лондоне, попивать дорогое красное вино и упражняться в софистике. Ведь это именно то, чем ты обычно занимаешься. Разве нет?

— Он мой брат.

— Но если ты приехал сюда только для того, чтобы огорчать его и себя, то зачем это нужно? Или тебе это нравится?

— Тебе ничего не известно о наших отношениях, — резко оборвал он.

— Совершенно очевидно, что студенты тебе несимпатичны. Хотя ведь ты и сам когда-то был им, не так ли?

— Очень давно. Я уже совсем не тот. Сейчас я умею вести себя ответственно.

Его морализаторский тон покоробил ее.

— В отличие от меня, конечно, — продолжила она. — Так вот, к твоему сведению, когда ты молодым студентом шатался по университету и развлекался на вечеринках, я зарабатывала себе на жизнь. Я пошла работать, как только мне исполнилось восемнадцать, и продолжала, пока не поступила сюда. А Мэгги работала всю свою жизнь. Более того, сохранила свою работу в пабе даже во время учебы, чтобы сводить концы с концами. Поэтому, прежде чем начать читать мне нотации о чертовых налогоплательщиках, прими во внимание, что я была одним из них и, вероятно, рассчиталась за свое обучение сполна еще до того, как попала сюда.

Он отважно сделал еще глоток пунша, продолжая изучающе смотреть на нее.

— Я так и думал, что у тебя масса достоинств, — заметил он.

— Только не надо мне пенять, что я теперь все равно не занимаюсь английским. Я не вижу плохого в том, чтобы пытаться помогать людям. По мне, так это гораздо лучше, чем проживать на вытянутые из них деньги и зарабатывать на их несчастьях, как это делаешь ты.

— Прррр-ально! Скажи им, — нечленораздельно произнесло мертвое тело в углу и громко рыгнуло. Потом оно, по всей видимости, вновь заснуло.

Джулию разобрал дикий смех. Лео холодно взглянул на неясную массу, скорчившуюся в плетеном кресле. Затем выразительно посмотрел на Джулию:

— Так значит, это именно то, чем ты хотела заниматься в жизни? Тусоваться с тинейджерами, которые даже пить толком не умеют? Сидеть на кухнях среди окурков и полупустых пивных кружек и представлять, что мира снаружи не существует?

— О, не надо мне рассказывать о внешнем мире. — Запрокинув голову, она посмотрела на него. — Я прекрасно знаю, каков он.

— И поэтому прячешься от него?

Она сжала зубами край своей пластиковой чашки и, делая очередной глоток, обнаружила, что кусок пластика остался у нее в зубах. Она чувствовала, что действительно сильно пьяна, но тем не менее его слова пронзали окружающий ее туман, словно самонаводящиеся ракеты. Она старалась прямо смотреть на него поверх чашки, не понимая, почему он не уходит и не оставляет ее в покое, забыв о том, что это она сама нашла его.

— Упс! — сказала она, вынимая изо рта кусок пластмассы и не зная, куда его теперь деть.

Лео покачал головой и неодобрительно кашлянул:

— Вот-вот, об этом-то я и говорю. Все вы живете в придуманном мире.

— Ты просто завидуешь, — возразила она, удивляясь, как случайно откушенный ею кусок чашки может что-то доказывать.

— Могу тебя заверить — нет. Я бы не стал жить так, даже если бы мне за то приплачивали.

— Нет, ты завидуешь. Ты исходишь желчью и мучаешься, потому что твой брат действительно радуется жизни, а ты застрял в наезженной колее. Почему бы тебе не признаться в этом? И ты завидуешь ему, потому что он получил место в Оксфорде.

— Вот уж это точно не имеет значения. Какая разница, где он учится? Суть в том, что так он просто пытается убежать от ответственности и прекрасно это знает. Вот почему он потащил меня на эту идиотскую вечеринку, вместо того чтобы выслушать то, что я хотел ему сказать.

Джулия сжала в руке чашку, теперь уже четко осознавая, что ее шатает из стороны в сторону. Зеленовато-карие глаза плавали перед ней.

— И я бы не стала его за это винить, — сказала она. — Почему-то мне кажется, что, если бы ты приехал на уик-энд ко мне, я бы постаралась в это время исчезнуть из дома.

— Трудно представить, чтобы я проделал такой путь только для того, чтобы увидеть тебя, — парировал он.

— Да, — согласилась Джулия. — Так почему же в таком случае тебе попросту не дать мне вернуться к танцам, а самому остаться тут страдать в одиночестве? Я только хотела угостить тебя пуншем. Это было просто инстинктивное стремление пожалеть того, кто кажется одиноким. Я совершенно не рассчитывала на новую дозу твоих нотаций.

— Делай что хочешь, — ответил он, продолжая стоять и глядеть на нее сверху вниз. — Займись моим братцем, доставь себе удовольствие, и сама разбирайся с последствиями.

— Спасибо. Я так и сделаю.

Обходя его, Джулия слегка покачнулась, восстанавливая равновесие, и отправилась обратно через оранжерею в комнату, подчеркнуто резко захлопнув за собой дверь, за которой оставила Лео наедине с «мертвым» телом. «Достойная парочка», — подумала она.

Следующие два часа она отдавалась веселью, обмениваясь незначащими репликами с практически незнакомыми людьми, немного потанцевав, выпив еще два — или три? — стакана пунша и позволив себе плыть по течению. Почему, собственно говоря, она не может позволить себе радоваться жизни сейчас и вообще? В конце концов она действительно почувствовала себя свободной, словно какая-то сдерживаемая раньше энергия прорвалась наружу, и счастливой. Может, это был и не самый благопристойный способ убить вечер, но ей это нравилось, и она неожиданно поняла, что именно это было ей крайне необходимо. Слишком много времени она потратила на раздумья, на сожаления о своей жизни, о том, как следовало поступать, и именно это делало ее зажатой. Мэгги, как всегда, была права.

В какой-то момент она обнаружила рядом с собой Роба. Она прильнула к нему и заглянула в его лицо.

— Где твой очаровательный братец? Он что, уединился с кем-нибудь в уборной?

Роб фыркнул. По тому, как он держался за стену, Джулия видела, что он не менее пьян, чем она сама.

— Пошел домой, проклятый идиот. Я дал ему ключи и послал его отсюда.

— О, прекрасно. — Бессмысленно уставившись, она усмехнулась. — Наверно, он полетел пулей.

— Надеюсь.

— Ну, значит теперь, когда твоя наседка нас покинула, ты можешь веселиться спокойно.

— Ага.

— Ну, так кого ты хочешь пригласить уйти отсюда с тобой? — допытывалась она.

— Я не могу этого сделать. Лео будет против.

— О, ну его к черту! — Она уперлась в его плечо, пытаясь отстраниться от него, но тело ее отказывалось повиноваться. — Ты же имеешь право вести себя как хочешь, разве нет?

— Это несколько проблематично. Он будет спать в соседней комнате. И ему будет все слышно.

— Ну… — Ее гормоны захватили контроль над происходящим. — Почему бы тогда тебе самому не пойти домой к кому-нибудь? Я имею в виду, что ведь у него есть ключ? Значит, ты ему не нужен?

— Ты говоришь о ком-нибудь вроде тебя?

Сквозь ватную пелену алкогольных паров она услышала гулкие удары собственного сердца. На нее смотрели лучистые глаза Роба.

— Да, — произнес какой-то голос, похожий на ее собственный. — Ко мне.


Проснувшись Джулия удивилась, что чем-то придавлена к стене. Вкус во рту напоминал о хорошо попользованном кошачьем лотке, сердце ныло. Она попробовала высвободиться, но задрожала, так как была почти голая. Она повернулась и почувствовала спиной тепло человеческого тела.

Ее охватила паника. Кто мог ночью пробраться к ней в постель? Она бесцеремонно попыталась развернуть к себе тело, и прежде чем ее взгляд остановился на блестящей гриве каштановых волос и широких загорелых плечах, услышала слабый протестующий стон. На какой-то миг внутренний ужас сковал ее движения, но постепенно шарада начала сама по себе складываться в ее голове. Сначала появились углы, затем выстроились кусочки по краям, потом — пара смутно узнаваемых черт совпала в центре. Однако многие места оставались незаполненными.