Особенно рядом с Клейтоном.

К сожалению, это ощущение возникает каждый раз, когда я нахожусь на репетиции. Переезд репетиций на главную сцену заставил меня осознать реальность того, что премьера состоится совсем скоро, и зрительный зал будет полон людей, которые купили билеты, чтобы увидеть мое чудесно-нерегулярное и высоко-разочаровывающее исполнение Эмили Уэбб в «Нашем городе». Нина не делает ничего, чтобы укрепить мою уверенность, постоянно лает на меня и задает странные вопросы, которые кажутся риторическими, но каждый раз она хочет получить ответ. И такое ее отношение явно не добавляет мне очков в глазах остальной части актерского состава.

После особенно изнурительной пятничной репетиции, на которой я по-королевски провалила около пяти своих реплик в третьем акте и разрушила драматическое напряжение, я сталкиваюсь с Эриком у выхода и вздыхаю, спрашивая:

— Когда именно я должна прекратить лажать на репетиции?

На это он мне отвечает:

— Вчера.

Но есть одно преимущество репетиций на главной сцене: периодически на ней появляется Клейтон, фокусируя свет на сетке, обсуждая что-то с Келленом в задней части зала или помогая с реквизитом за кулисами. Несмотря на нашу близость, на репетициях мы держимся профессионально и не выходим за рамки.

Кроме того, я поражена тем, насколько хорошо идут дела между ним и Келленом. Хотя я бы не возражала, если бы Келлен поскользнулся на банановой кожуре и рухнул на сцену с визгом и хрустом костей.

Вау. Мое беспокойство по поводу его присутствия здесь вытаскивает из меня все самое темное и болезненное.

Каждый вечер субботы для меня стало привычкой посещать «Толпу» и выступать там. В свободное время я встречаюсь с музыкантами и репетирую новые песни. Ребята помогают мне с мелодией и структурой песни, и это заставляет меня ценить знания Сэм и внимание, которое она тратит для работы над своими песнями. Я могу чертовски лажать во время актерской игры, но поставьте меня перед микрофоном, и я буду петь несмотря ни на что, даже если буду находиться на корабле полном людей, который вот-вот разобьется о скалы.

Дважды я встречалась в «Толпе» с Викторией. Однажды она слушала мою песню с равнодушным взглядом. Во второй раз, в течение моего выступления, она разговаривала с рыжебородым Фредди, сидевшим в самом конце зала.

Я не возражаю, правда. Это совершенно не заставляет кипеть мою кровь.

Но вот от Клейтона Уоттса это получается, поскольку он всегда находится в зале вместе со своими соседями, которые прониклись ко мне симпатией. Каждую субботу после моего выступления музыканты одаривают меня комплиментами и дают мне пять, словно я член их группы, а затем делятся идеями для выступления на следующей неделе.

— Пожалуйста, напиши песню о моей бывшей, — просит гитарист. — Она подожгла мою кровать. Она гребаный лунатик.

Затем, как только ухожу со сцены, встречаюсь с Клейтоном и его ребятами-соседями, которые сидят с Эриком и Хлоей. Ничего официального, но я думаю, что Хлоя вскоре потеплеет к Бранту, и я чертовски уверена, что между Эриком и Дмитрием есть искра или две. Клейтон сказал мне, что Дмитрий бисексуален, и я не могу не заметить, как мило Эрик настаивает, чтобы Дмитрий сидел рядом с ним во время моих концертов.

— Хочешь переночевать у меня? — Клейтон всегда спрашивает это у меня, как будто это все еще нужно спустя четыре совместных субботы.

— Хорошая идея, — поддразниваю я его в ответ.

А после этого начинается еще одна ночь пота, смятых простыней, стука изголовья кровати о стену.

Я всегда беспокоюсь из-за того, что его соседи по квартире устают от моего постоянного присутствия, но, кажется, это их даже немного забавляет. Однажды в субботнее утро, когда я выхожу из комнаты Клейтона, Брант смотрит на меня поверх чашки кофе и говорит:

— Хочешь сказать, что все еще можешь ходить после прошлой ночи?

Я показываю ему средний палец.

Он подносит расставленные буквой V указательный и средний пальцы к своему рту, и шевелит языком между ними.

Один-один, Брант.

В понедельник после занятий по актерскому мастерству я натыкаюсь в вестибюле на Викторию и Хлою. Лицо Хлои — беспорядочные потоки туши от глаз к подбородку. Виктория сидит рядом с ней и успокаивающе гладит по спине. В тот момент, как она видит мое приближение, ее глаза темнеют.

Я подхожу к ним, не боясь взгляда Виктории.

— Хлоя?

Хлоя бросает на меня короткий взгляд и шмыгает носом.

— Ублюдок.

— Какой ублюдок? — спрашиваю я.

Виктория вздыхает, глубоко и резко, потом говорит:

— Можешь дать нам пространство, Дездемона? У Хлои проблемы, и подруга пытается ее утешить.

Она поглаживает Хлою по спине, другой рукой держит ее за бедро.

Я игнорирую сарказм Виктории.

— Что случилось? — мягко спрашиваю я Хлою, присаживаясь рядом.

— Эта шлюха мужского пола, — выплевывает она, шмыгая носом. — Тьфу. Я такая глупая. Я никогда так не переживала из-за парня. Я такая идиотка.

— Нет, это не так, — бормочет Виктория, потирая ее спину с нарастающим энтузиазмом. — Ты умна и полна любви. Этот мудак — просто никчемный бабник.

— Брант? — внезапно понимаю я. — Мы говорим о…

— Не смей произносить его имя, — стонет Хлоя и практически рычит, оскалив зубы. — Я хочу убить его. У него нет никаких чувств. Он просто использует девушек как, как, как тряпки… а потом он просто…

— Нам не нужно пересказывать ей все, — успокаивающе произносит Виктория, и у меня создается впечатление, что на самом деле она имеет в виду: «Не надо позволять Деззи вмешиваться. Я твой настоящий друг. Я с тобой, а Деззи стерва».

Я вздыхаю.

— Мне очень жаль, Хлоя.

— Ни один из них не достоин нас, — выплевывает Хлоя, ее взгляд острый, словно кинжал. — Эти парни заслуживают друг друга, эти женоненавистники.

Она приписывает к этой категории Клейтона?

— Подожди минутку, — начинаю я.

— Я предупреждала тебя, — продолжает Хлоя, глядя на меня с двумя темными влажными дорожками на лице. — Я говорила, что ты должна держаться от него подальше. Ни один из них не создан для отношений. Они свора придурков, и всегда ими были.

— Хлоя. — Я начинаю раздражаться.

— Он просто хочет тебя трахать. Они лучшие друзья, из одного теста. Когда ты ему наскучишь, он тебя бросит…

— Хлоя!

— Он будет смеяться с Брантом над тобой, — продолжает она, — и рассказывать истории о тебе за твоей спиной. Ты просто еще одна зарубка на его кровати. Просто подожди.

— Ты ни черта не знаешь о Клейтоне! — кричу я в ярости.

В другом конце вестибюля шестеро первокурсников, работающих над групповым проектом, замолкают, услышав меня. Хлоя просто смотрит на меня, а Виктория сидит с болезненным видом притворного сочувствия в ожидании еще одной причины, чтобы ненавидеть меня.

— Думаю, тебе лучше уйти, — тихо предлагает Виктория.

— Думаю, да, — так же язвительно отвечаю я.

Стеклянные двери мягко закрываются за моей спиной, несмотря на приложенное усилие их захлопнуть. Я чувствую на себя взгляды людей, когда прохожу через двор. Если честно, мы с Хлоей не особо близки, но я не могла просто стоять в стороне, пока она изливала свою обиду на Клейтона и Бранта. Брант, конечно, тотальный бабник, я поняла это в тот момент, когда познакомилась с ним в боулинге. Но, если Хлоя злится на него, зачем ей понадобилось втягивать в эту историю Клейтона? Да, они лучшие друзья, но они совершенно разные.

Тем не менее, даже просто думая об этом, в моих мыслях поселяется зерно сомнения.

Вернувшись в общежитие, я бросаю взгляд на календарь и понимаю, что премьера состоится в эту пятницу.

Конечно, я это знала, но этот день все равно подкрадывался ко мне все ближе и ближе. Этот день рано или поздно станет реальностью.

Слишком много реальности.

Я неуклюже бросаюсь в ванную как раз вовремя, чтобы ухватиться за край унитаза и вывернуть всё наизнанку.

Глава 22

Клейтон


Когда мы находимся одни в будке освещения, Келлен Майкл Райт что-то рассказывает мне с видом всезнайки. Я киваю, притворяясь, что слушаю его.

Но я не слышу ни одного гребаного слова.

Люди не понимают, как много всего говорят только с помощью своего тела. Вам не нужны губы или слова, чтобы общаться. Мимолетный взгляд говорит намного больше. Напряжение в плечах. Изгиб спины.

Может быть, именно поэтому считается, что язык жестов — это восемьдесят процентов эмоций, а не самих знаков, которые вы делаете руками.

Я могу многое понять по тому, в каком положении находятся ваши ноги, когда вы сидите. Или по тому, в какую сторону наклонены ноги по отношению к человеку, с которым вы говорите, — к нему или от него. Вы сами говорите мне о том, комфортно ли чувствуете себя рядом со мной, позволяя своим рукам свободно висеть по бокам или засунув их в карманы, или вообще скрестив на груди, словно в защитном жесте. Я обращаю внимание на угол наклона головы, на направление, куда указывает подбородок, на морщины на лице, по которым можно распознать удивление или негодование.

Начиная с головы и заканчивая ногами, ваше тело — это чертова книга. И мне не нужны слова, чтобы прочитать Келлена.

Он смотрит на меня, ожидая ответа на вопрос, который я не слышал.

Я киваю.

— Точно, — соглашаюсь я, просто чтобы покончить с этим и вернуться к Деззи.

Она уже должна выйти с занятий по актерскому мастерству. Сейчас наступила неделя генеральных репетиций, из-за чего наша жизнь становится более трудной. У нее каждый вечер генеральные репетиции, и одновременно все остальные команды подготавливают костюмы, звук и свет. Мы советуемся с режиссером пьесы насчет световых сигналов, когда, например, свет должен загореться или погаснуть.